Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
свою работу, работу, которую я не мог делать на Анарресе. А когда она была бы закончена, я должен был бы отдать ее им, чтобы они смогли угрожать ею вам.
— Угрожать? Вы имеете в виду Терру, и Хейн, и другие космические державы? Чем угрожать?
— Аннигиляцией пространства.
Кенг помолчала.
— Разве вы занимаетесь этим? — спросила она своим кротким, смешным голосом.
— Нет. Я занимаюсь не этим! Прежде всего, я не изобретатель, не инженер. Я — теоретик. Им и нужна от меня теория. Теория Общего Поля в темпоральной физике. Вы знаете, что это такое?
— Шевек, ваша тау-китянская физика, ваша Благородная Наука мне совершенно недоступна. Я не получила специального образования по математике, физике, философии, а она, как мне кажется, состоит из всего этого и вдобавок из космологии и из многого друго го. Но я понимаю, что вы имеете в виду, говоря: «Теория Одновременности», так же, как я понимаю, что подразумевается под Теорией Относительности; то есть, я знаю, что теория относительности дала определенные практические результаты, великие результаты; и поэтому, как я понимаю, ваша темпоральная физика может сделать возможными новые технологии.
Шевек кивнул.
— Им нужно вот что, — сказал он, — мгновенный перенос материи через пространство. Нуль-транспортировка. Понимаете, передвигаться в космосе, не пересекая пространство и не затрачивая времени. Они, может быть, еще придут к этому; думаю, не на основании моих уравнений. Но при помощи моих уравнений они смогут сделать нуль-передатчик, если захотят. Люди не способны перепрыгивать широкие пропасти, а идеи способны.
— Что такое нуль-передатчик, Шевек?
— Такая идея. — Он невесело улыбнулся. — Это будет аппарат, который позволит поддерживать связь между двумя точками пространства без временного интервала. Этот аппарат, конечно, не будет передавать сообщения; одновременность есть идентичность. Но для нашего восприятия эта одновременность будет функционировать, как передача, как посылка сигналов. Так что мы сможем использовать его для разговоров между планетами без этого долгого ожидания — пока сигнал уйдет, да пока придет ответ — неизбежного при электромагнитных импульсах. Это, в сущнос ти, очень простая вещь, вроде телефона.
Кенг засмеялась.
— Ох, уж эта простота физиков. Значит, я смогла бы поговорить с моим сыном в Дели? И с моей внучкой, которой было пять лет, когда я улетела, и которая прожила одиннадцать лет, пока я летела с Терры на Уррас в звездолете с субсветовой скоростью… И смогла бы узнать, что происходит там, дома, сейчас, а не одиннадцать лет назад. И можно было бы принимать решения, и достигать соглашения, и делиться информацией. Я могла бы поговорить с дипломатами на Чиффеуаре, вы — с физикам и на Хейне, и на то, чтобы идея попала из одного мира в другой, не уходила бы жизнь целого поколения… Вы знаете, Шевек, я думаю, что эта ваша очень простая вещь могла бы изменить жизнь миллиардов людей во всех девяти Известных Мирах.
Шевек кивнул. Кенг продолжала:
— Стала бы возможна лига миров. Федерация. Нас разделяли эти годы, эти десятилетия, проходящие между уходом и приходом, между вопросом и ответом. Это так, словно вы изобрели человеческую речь! Мы сможем разговаривать… наконец-то мы сможем разговаривать друг с другом.
— И что вы будете говорить?
Шевек сказал это с горечью, удивившей и испугавшей Кенг. Она взглянула на него и ничего не ответила.
Он наклонился в кресле вперед и страдальчески потер лоб.
— Послушайте, — сказал он, — я должен вам объяснить, почему я пришел к вам, и почему я прилетел на эту планету. Я сделал это ради идеи. Понимаете, на Анарресе мы сами себя отрезали от всех. Мы не разговариваем с другими народами, с остальным человечеством. Там я не мог закончить свою работу. А если бы даже и смог, то она была бы им не нужна, они не понимали, какая от нее польза. Поэтому я прилетел сюда. Здесь есть то, что мне нужно — возможность разговаривать, возможность делиться, эксперимент в Лаборатории Света, который доказывает не то, что должен доказать, книга по Теории Относительности из другой солнечной системы, стимул, который мне нужен… И вот, наконец, я закончил эту работу. Она еще не написана, но у меня есть формулы и доказательства, работа сделана… Но для меня важны не только те идеи, что у меня в голове. Мое общество — это тоже идея. Она меня создала. Идея свободы, изменения, людской солидарности — важная идея. И хотя я был очень туп, я в конце концов понял, что, разрабатывая одну из них, занимаясь физикой, я предаю другую. Я позволяю собственникам купить у меня истину.
— Но что же еще вы могли сделать, Шевек?
— Разве продаже нет альтернативы? Разве нет такой вещи, как дар?
— Есть…
— Вы понимаете, что я хочу отдать это вам — и Хейну, и другим мирам — и странам Урраса? Но вам всем! Чтобы один из вас не смог, как хочет сделать А-Ио, использовать это, чтобы получить власть над остальными, чтобы стать богаче или выиграть еще больше войн. Чтобы вы могли использовать истину только для общего блага, а не для своей личной выгоды.
— В конечном счете истина обычно ставит на своем и служит только общему благу, — сказала Кенг.
— В конечном счете — да; но я не согласен ждать конца. У меня только одна жизнь, и я не намерен тратить ее на то, чтобы жадничать, и спекулировать, и лгать. Я не хочу служить никакому хозяину.
Спокойствие Кенг было сейчас гораздо более насильственным, принужденным, чем в начале их разговора. Сила личности Шевека, не сдерживаемая никакой застенчивостью, никакими соображениями самозащиты, была огромной. Кенг была потрясена им и смотрела на него с сочувствием и не без почтительного страха.
— Какое же оно, — сказала она, — каким же оно может быть, это общество, создавшее вас? Я слышала, как вы говорили об Анарресе там, на площади, и плакала, слушая вас, но по-настоящему я вам не поверила. Люди всегда так говорят о своей родине, о покинутой ими стране… Но вы — не такой, как другие. В вас есть какое-то отличие.
— Отличие — в идее, — ответил он. — Я приехал сюда и ради этой идеи тоже. Ради Анарреса. Раз мой народ отказывается смотреть наружу, я подумал, что смогу сделать так, чтобы другие посмотрели на нас. Я думал, что будет лучше не отгораживаться стеной, а быть обществом среди других обществ, одним миром из многих, давать и брать. Но в этом я был не прав — совершенно не прав.
