Год короля Йавана - Куртц Кэтрин Ирен

— Евангелие от Луки, глава… девятая, по-моему. — В былые дни, когда Хьюберт лично занимался с Джаваном до его вступления в семинарию, это было интеллектуальным упражнением, доставлявшим удовольствие обоим. — Лисицы имеют норы, и птицы небесные гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову.

— Впрочем, архиепископу об этом беспокоиться нечего, — добавил он, когда они подошли к двери, украшенной гербом архиепископа Валоретского. — Знаете, было бы куда более впечатляюще, если бы герб был вырезан здесь точно так же, как в Валорете.

Хьюберт с улыбкой пригласил его войти.

— К чему это очевидное усилие напомнить мне о старых добрых временах, сир? В ту пору я возлагал на вас большие надежды и был весьма разочарован.

Они прошли в покои, а Карлан с Гискардом стали на часах в коридоре, обменявшись опасливыми взглядами. Через небольшую прихожую Хьюберт провел короля в уютную гостиную, где в очаге уже весело потрескивал огонь. Пожилой священник подогревал вино в глиняной чаше, и тут же отправился за другим бокалом, заметив, что у архиепископа гость.

Без лишних слов Хьюберт опустился в большее из трех кресел, стоявших у очага, и расправил на плечах отороченный мехом плащ, жестом приглашая Джавана сесть рядом. Джаван перебросил накидку через спинку другого стула, а сам сел поближе к хозяину. Покуда не уйдет старый священник, он не отваживался рискнуть ни на что большее.

— Благодарю вас, — произнес он негромко. — Мне очень жаль, что я доставил вам столько неприятных минут. Могу ли я… признаться вам кое в чем как на исповеди?

— Так это исповедь, сын мой? — переспросил его Хьюберт.

— В какой-то мере, полагаю, да… или может стать таковой. — Джаван замолк, когда священник вновь появился в дверях, неся еще один бокал, а затем наклонился у очага, дабы наполнить оба кубка подогретым вином.

— Благодарю вас, отец Сикст, можете идти ложиться, — велел Хьюберт своему помощнику, взяв в руки дымящуюся чашу. — Сегодня вы мне больше не понадобитесь.

Священник с поклоном поспешил удалиться, закрыв за собой дверь. Некоторое время Хьюберт молча потягивал вино, рассеянно глядя в огонь, пока откуда-то издалека не донесся звук второй закрывающейся двери.

— Превосходно, сир, отец Сикст больше нас не побеспокоит, — промолвил наконец архиепископ. — Будем считать, что на моих плечах сейчас пурпурная епитрахиль, и все, что будет сказано в этой комнате, будет отмечено печатью исповеди. Так что вы хотели обсудить со мной?

Джаван со вздохом отставил кубок и чуть нагнулся в кресле, упираясь локтями в колени и свесив руки. Ему нужно было заставить Хьюберта коснуться его, чтобы прочесть в сознании архиепископа, какую роль тот сыграл в похищении Райса-Майкла, а это было гораздо труднее, чем просто управлять действиями человека и стирать всякие воспоминания о происшедшем, как, например, случилось в день смерти Алроя. И, кроме того, сегодня Хьюберт был настороже. Он если и не напрямик подозревал Джавана в дурных умыслах, то, по крайней мере, не мог понять, что привело к нему короля сегодня.

Более того, для чтения мыслей необходим был телесный контакт; а это могло оказаться опасным, если Хьюберт заподозрит неладное и примется сопротивляться. Джаван не знал, услышит ли кто-либо посторонний крик о помощи, однако не сомневался, что в физическом плане ему с Хьюбертом не совладать.

— За прошедшие дни я много размышлял о том, что значит быть королем, — произнес он негромко, сознавая, что столь туманное утверждение наверняка привлечет внимание Хьюберта. — Я прежде не сомневался, что вполне готов для этой роли, однако когда мне прислали палец Райсема…

Содрогнувшись, он прикрыл лицо рукой — осторожно выглядывая сквозь щелочку меж пальцев.

— Я так боюсь, отче, — прошептал он. — Они убьют моего брата. Они требуют от меня того, что я не могу им дать. Но если я…

— Ваше величество, — Хьюберт наклонился к нему. — Вы не должны терять надежды. Мы отыщем его, вот увидите.

Джаван покачал головой, и плечи его поникли. Он сделал вид, будто всхлипывает, одновременно изо всех сил пытаясь заставить архиепископа потянуться к нему.

— Конечно, я так и знал, что вы это скажете, — прошептал он. — Вы считаете, что должны утешать меня, но…

В этот момент Хьюберт потянулся, чтобы похлопать Джавана по плечу, и тот поспешил накрыть его ладонь своей, одновременно через телесный контакт устанавливая ментальную связь.

Хьюберт растерянно заморгал, когда Джаван, вскинув голову, уставился ему прямо в глаза. На розовощеком лице мелькнуло выражение тревоги, но тут же исчезло, как только король свободной рукой коснулся его лба.

— Спасибо, архиепископ, я постараюсь сделать все быстро, — промолвил король, опускаясь на колени у ног Хьюберта, на всякий случай, если сюда вздумает войти отец Сикст. Он взял руки Хьюберта в свои, затем низко склонил голову.

Теперь можно было проникнуть в сознание Хьюберта в поисках воспоминаний, относящихся к брату… и Джаван едва удержался от изумленного возгласа, когда весь этот отвратительный замысел предстал перед ним во всей своей полноте. Авторами его были, разумеется, Полин с Альбертом, но Хьюберт поддерживал их изо всех сил.

Итак, именно они приказали переодетым Custodes похитить Райса-Майкла, выдавая себя за людей Анселя. Они же организовали «спасение» принца с помощью других участников заговора — слуг Манфреда, который и отвез раненого принца в Кулди.

И основным смыслом заговора было отнюдь не погубить честное имя Анселя или еще больше разжечь ненависть к Дерини, хотя это было приятным побочным эффектом. Нет, подлинной целью заговорщиков было устроить женитьбу Райса-Майкла с Микаэлой Драммонд. Судя по всему, бывшие регенты действительно намеревались получить юного наследника, которого могли бы контролировать целиком и полностью, если уж это не удается им с Джаваном и Райсом-Майклом. Это был далеко идущий план, но что им еще оставалось делать, если они не желали ввергнуть королевство в гражданскую войну?

А наивный Райс-Майкл во всем поддался им. Сейчас принц живой и здоровый уже несколько недель пребывал в Кулди, восстанавливая силы, и совершенно не подозревал, что ни одно из его посланий не достигло Ремута, чтобы сообщить королю о том, что брат его находится в безопасности. Возможно, порой он и удивлялся, почему в ответ не получил ни единого слова, однако слишком сильно опасался, что король в своем послании незамедлительно велит ему возвращаться ко двору и оставить Микаэлу, поэтому в конечном итоге Райс-Майкл даже радовался молчанию брата.

Тем более теперь начались снегопады, путешествовать по стране становилось все труднее. И теперь Райсу-Майклу еще проще стало выбросить из головы неприятные мысли и всей душой отдаться предмету своей страсти, в чем его с радостью поддерживал заботливый хозяин Кулди. «Околдован», — именно так писал Альберт о юном принце в своем последнем письме. И он отнюдь не имел в виду магию.

Джаван был потрясен. Разумеется, прежде всего пришла радость от того, что брат оказался в безопасности, но тут же сердце его упало, ибо хотя теперь он и знал всю правду, но ничего не мог с этим поделать, даже если бы и сумел успеть вовремя предотвратить женитьбу… хотя церемония давно могла уже состояться. Итак, налицо было самое отвратительное предательство, и он никоим образом не мог этому помешать. Когда заговорщики решат наконец, что Райсу-Майклу пора объявиться на свет, Манфред с триумфом вернется ко двору и привезет с собой спасенного принца, женатого отныне на своей возлюбленной, которая вернула его к жизни после тяжких испытаний… От такой трогательной истории у любого разорвется сердце. Если Джаван и после этого вздумает протестовать, то будет выглядеть сущим людоедом.

Внезапно снаружи послышались шаги, и Джаван испугался, что это возвращается отец Сикст. Испуганный, король поспешил принять покаянную позу, одновременно торопясь стереть в сознании Хьюберта все воспоминания о происшедшем и поместить в его память совсем иные мысли, — о недолгом разговоре у огня и смущенной исповеди короля о неких «нечистых помыслах» в отношении прелестных юных дам при дворе. Это было лучшее, что он успел придумать за столь короткий срок.