Отражения (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна

— И долго ты собирался нас дурачить? — наконец соизволила процедить сквозь зубы Матушка.

— Дурачить? — После сна я всегда слишком туго соображаю.

— Опять нацепил?

— Что?

— Ты издеваешься надо мной?!

— Ни в коем разе... — О, понял: она имеет в виду браслеты. Хок же обещал рассказать ей о моих вечерних забавах... Проблема. Ещё одна в очереди на решение. Нет, ну какое благодушное у меня настроение — даже дерзить не хочется! Боюсь только, что моя вежливость будет воспринята как оскорбление...

— Я жду ответа! — Серые глаза превратились в клинки.

Я вздохнул, расстегнул браслеты и кинул их в фургон.

— Так вам больше нравится?

— Лжец!

— Позвольте возразить, почтенная госпожа: лично вам я не лгал. Собственно, меня никто и не спрашивал, могу ли я их снять.

Доводы разума никогда ещё не помогали в борьбе со взрывом эмоций, эту истину я давно и хорошо знаю. Матушка не стала исключением: мои слова не были приняты к сведению.

— Я была о тебе лучшего мнения!

— На каком основании? — с искренним любопытством спросил я.

— Ты вёл себя как благородный человек, но после того, как...

— После чего? Чем я заслужил ваше негодование?

— И он ещё спрашивает?!

— Именно спрашиваю, потому что не могу найти объяснений самостоятельно. Возможно, потому что объяснений просто нет? — Я старался говорить очень мягко, почти ласково. Уж если она не вникает в смысл слов, может быть, её успокоит голос? Слабая надежда, конечно: мои таланты не простираются в сторону убеждения...

— Я могла бы простить тебе этот фарс, но... То, как ты поступил с девочкой... Это чудовищно!

Приехали. Так вот какие чувства ты старательно прятала в себе с того момента, как фургон выехал за крепостные стены? Я догадывался. Но, как всегда бывает, подтверждение догадки не принесло облегчения, — только углубило свежую рану.

— Что вам за дело до моих поступков, почтенная госпожа? Вы мне не хозяйка, не родственница и не подруга, так почему вы берётесь судить, не обладая правом на суд?

— Да как ты... — Она опешила, услышав мою отповедь, произнесённую всё тем же ласково мурлыкающим тоном.

— Думаю, Мастер Рогар оставил на мой счёт вполне определённые указания, почтенная госпожа. Я прав?

— Да, — нехотя выдавила она.

— Помимо того, что он обязал вас защищать меня, он наверняка просил не вмешиваться в то, что я говорю или делаю, верно?

Она молчала, гневно раздувая ноздри. Впрочем, я не нуждался в ответе. Насколько мне удалось изучить манеру поведения небезызвестного Мастера, так оно и было. Возможно, в более ярких красках.

— Если бы я хотел вас оскорбить, я бы спросил: сколько вам уплатили за мою безопасность?

— Нисколько! — отрезала она, и моё сознание ослепила вспышка запоздалой догадки: Матушка и Рогар знакомы дольше, чем я мог бы подумать.

Теперь всё встало на свои места: женщина негодовала потому, что согласилась оказать услугу своему знакомому (Родственнику? Другу? Любовнику?). Согласилась, взнуздав чувства и думая, что от её доброй воли и впрямь что-то зависит... И что получается? Я жестоко посмеялся над ней, уверив в своей «беспомощности»... Даже не так: посмеялся мой хозяин. Что должна была почувствовать Матушка, узнав о моей полной свободе передвижения? Что её предали.

К горлу подкатил ком. Я не хочу участвовать в предательстве, слышишь, Рогар? Не хочу! Зачем ты заставил меня лгать? Ты так равнодушен к этой славной женщине? Не верю! Иная причина? Старый мерзавец, мне есть за что надавать тебе пощёчин! Как же поступить?

Я подошёл к Матушке и опустился перед ней на колени, чем вызвал хмурое недоумение на печально-яростном лице.

— Я прошу только несколько минут, почтенная госпожа. Потом вы вправе сделать то, что сочтёте нужным. Вы согласны?

— Говори. — Голос холоден, как северное море.

— Я не буду просить прощения для себя: я его не заслуживаю. Я прошу о прощении для моего хозяина. — При этих словах глаза Матушки удивлённо расширились. — Если вы сможете забыть о той шалости, которую он себе позволил, я умру со спокойным сердцем. Поверьте, он не ставил под сомнение ваши достоинства и умения, никоим образом! Не знаю, какой озорной бес нашептал ему эту шутку, но Рогар не хотел причинить вам боль. Это просто невозможно! Какие бы отношения ни связывали вас в прошлом, не переносите в будущее грусть и горечь, прошу вас... Уверен, мой хозяин просто забыл предупредить вас, а вашим спутникам было безопаснее считать меня... несвободным. Я должен был исправить его ошибку, признаю. Не успел. К сожалению, не всё и не всегда идёт так, как задумано... Я... вы можете заковать меня в любые цепи — на свой вкус, если это необходимо. Но простите Рогара — он поступил как проказливый мальчишка...

К концу сей импровизированной исповеди ваш покорный слуга смотрел уже куда-то в сторону и вниз, потому что запас слов истощался с ужасающей скоростью. Если она не примет решение сейчас, я пропал...

С губ Матушки слетел тихий вздох. Я поднял глаза. Она... улыбается?!

— Именно как проказливый мальчишка... Он всегда был таким. Мудрым ребёнком. И останется ещё долгие годы... — В серых глазах блестели слёзы. Но не слёзы ярости, а капли той благословенной влаги, которая смывает грязные пятна обиды с зеркала светлой души.

Я смотрел как зачарованный. На мгновение отпустив повод чувств, Матушка вернулась в юность. О, она была прекрасна! Рогар не мог её не любить... Впрочем, что я говорю: он и сейчас наверняка влюблён по уши. Такая женщина не может быть нелюбима...

Моё наивное восхищение не укрылось от её взгляда. Матушка лукаво сдвинула брови:

— Где Рогар нашёл такое сокровище?

— Сокровище? — растерянно переспрашиваю.

— Может, ты и не был до конца искренен, парень, но меня убедил. Более чем.

— Я говорил то, что думаю, почтенная госпожа! — обиженно надулся я.

— Верю, — усмехнулась Матушка, кончиками пальцев смахивая слезинки. — И всё же...

— Есть сомнения?

— Сомнения есть всегда. Без сомнений нет стремления к познанию, не так ли?

Я пожал плечами. Согласен, сомнения сами по себе — штука полезная, но когда жизнь состоит из одних сомнений... Никому не пожелаю такого счастья!

— Я не знаю, что от тебя ожидает Рогар, но не завидую ему: ты полон неожиданностей.

— Это плохо? — Я распахнул глаза.

— Это интересно, — подмигнула она. — Но... Ответь на последний вопрос: почему ты так поступил с девочкой?

Я сел на пятки, собираясь с мыслями.

— Что конкретно вам нужно знать?

— Лишь твои причины. Этого достаточно.

— Причины... Я старался исправить ошибку.

— Вот как? — Она сузила глаза.

— Да, я сделал кое-что... нехорошее и приведшее в конце концов к катастрофе. Наверное, главная причина в этом. Я виноват в том, что, решая свои проблемы, ворвался в чужую жизнь, и эту вину мне придётся искупать.

— Честно... — резюмировала она. — И близко к истине. Что ж, парень, будем считать, что мы прояснили все недоразумения.

— И?

— И заключили перемирие, — кивнула женщина.

Хок вздохнул так, как будто с его души скатился огромный валун. Матушка не преминула отметить этот звук лукавой усмешкой:

— Кстати... Ты сам ничего не хочешь спросить?

— Представьте себе, нет. — Я поднялся на ноги и несколькими шлепками стряхнул со штанин лесной сор.

— Даже о молодых людях, которые одеты не совсем так, как это принято в обществе? — Улыбка Матушки становилась всё шире.

— Особенно о таких молодых людях!

— Почему же?

— Видите ли, я имел возможность убедиться, что обстоятельства могут потребовать ещё и не таких перемен во внешнем облике, — вздохнул ваш покорный слуга.

— Любопытно узнать, каким образом ты в этом убедился? — начала было Матушка, но в этот момент лошадки, впряжённые в фургон, испуганно дёрнулись, пытаясь вырвать уздечки из сильных рук Нано.

Мы обернулись, чтобы узнать о причине испуга, и замерли, каждый на своём месте. Лесная поляна стала слишком тесной, потому что... На сцену выступили действующие лица, не предусмотренные автором пьесы.