Магия отступника - Хобб Робин

— Эта проклятая книжка! Я глубоко разочарован в моей жене, Невар, очень глубоко. Неужели она не понимает, как это запятнает имя Бурвилей? Эпини просила не читать дневник, а я человек чести! Но моя жена никому ничего не обещала, а ее голова уже давно забита дурацкой мистикой и прочими пустяками. Она всем расскажет о помешательстве моего племянника — а чем это может быть, если не помешательством? Бедняга Невар! Кефт слишком сурово обошелся с мальчиком, он сам теперь это признает в письмах ко мне. Но что же делать мне? Он выгнал сына из дому, и только добрый бог знает, что с ним сталось. Не думаю, что ему стоит связываться со Ститами, не говоря уже о том, чтобы выдавать дочь замуж за сына-солдата, от которого отрекся отец — сам сын-солдат, никогда не бывший настоящим военным! Чего он этим добьется? Я предлагал ему прислать малышку Ярил ко мне. Я бы позаботился о том, чтобы подыскать ей подходящую пару. Но, боюсь, рассудок отказывает моему брату: его почерк теперь похож на случайную мазню, а слова разбредаются еще сильнее, чем строчки! Проклятие на спеков с их грязной чумой, пресекшей род Бурвилей!

Мое появление растревожило его. Я вдруг ощутил, что его спина мерзнет. В тот же миг и он подумал о сквозняке. Он покинул меня, пробудившись ровно настолько, чтобы поправить одеяло. Я с надеждой ждал в серой неопределенности, но он больше не видел снов, хотя и задремал снова.

— Лорд Бурвиль! — крикнул я в пустоту. — Послушайте! Вашей дочери нужна помощь. Она голодает, мерзнет и отчаивается. Вышлите ей помощь. Пожалуйста, пообещайте, что вы отправите ей помощь!

Ответа не было. Неожиданная и опасная идея пришла мне в голову. И я опрометчиво ухватился за нее. Стойкий аромат ее духов. Постукивание множества колец на руке о бокал с вином за обеденным столом. Холодный взгляд льдистых глаз.

— Леди Бурвиль! Даралин Бурвиль!

Я рухнул в ее сон, словно подо мной распахнулся потайной люк. И тут же пожалел об этом. Мне и в голову не приходило, что женщина ее лет и положения может быть склонна к таким непристойным фантазиям. Она страстно обнимала не одного, а сразу двоих юношей и, судя по тяжелому дыханию, полностью погрузилась в пробуждаемые ими ощущения. Меня эта картина ужаснула, потрясла и смутила одновременно.

— Леди Бурвиль! Ваша дочь Эпини в ужасном положении, ей нужна ваша поддержка! Спеки напали на Геттис и почти разрушили его. Сделайте все от вас зависящее, чтобы выслать ей помощь, — выпалил я.

Мои слова выдернули ее из дремы и вновь обрушили меня в серую преисподнюю.

Я гадал, сколько еще времени у меня осталось. Моим первым порывом было вернуться к Эпини, но я не мог ничем ее ободрить. Я крайне сомневался, что ее родители прислушаются к моим сообщениям.

Тут я сообразил, что еще могу повидать этой ночью Ярил и, возможно, заодно выполнить поручение Эпини. Я метнулся к сестре и без труда нашел ее. Сон, в который я угодил, показался мне совершенно бессмысленным. Ярил прикалывала к стене гостиной рыбу — совсем как некогда собирала бабочек. Только рыбины оказались живыми, скользкими да еще и трепыхались, так что ее затея выходила хлопотной и тщетной. Стоило ей только прикрепить кнопками хвост и плавники, как жертва тут же высвобождалась и падала на пол. Однако Ярил, похоже, твердо вознамерилась закончить свою работу.

Она заметила меня прежде, чем я заговорил с ней.

— Невар, подержи, пожалуйста. Думаю, тогда я сумею прикрепить ее так, чтобы она не вырвалась снова.

— Зачем ты это делаешь? — удивленно спросил я.

Ее занятие на миг совершенно отвлекло меня от отчаянной цели, с которой я пришел к ней.

Она посмотрела на меня, словно на слабоумного.

— Ну, иначе они будут валяться на полу и путаться у нас под ногами. Что еще мне остается? Прижми этот хвост к стене. Вот так! Отлично!

Она вогнала кнопку в рыбий хвост и отступила на шаг, чтобы полюбоваться на результат.

— Ярил, — спокойно начал я, когда она потянулась за следующей рыбиной. — Знаешь ли ты, что ты спишь и видишь все это во сне?

— Откуда тебе знать? — со снисходительными нотками в голосе спросила она. — Слушай, давай-ка теперь займемся этим симпатичным окунем.

— Я знаю, поскольку прибег к магии спеков, чтобы навестить тебя во сне, Ярил. Поскольку мне есть о чем тебе сказать и о чем тебя спросить.

— Можешь спрашивать, только рыбу держи. Вот так. И осторожнее! Он очень скользкий.

— Лучше я сначала расскажу, — предложил я, забирая бьющегося окуня из ее рук. Я старался говорить спокойно и уверенно, опасаясь ненароком разбудить Ярил. — Прежде всего, ты должна вспомнить этот сон утром и поверить, что все это правда.

— О, я всегда помню сны. Ты мог бы это знать. Ты что, забыл, как папа отсылал меня из-за стола во время завтрака за то, что я говорила о своих снах, а ты потом приходил меня утешать? И носил мне остывшие пирожки.

— Я помню. Хорошо. Значит, ты запомнишь то, что я тебе скажу. Это важно. Я принес дурные вести, но ты должна выслушать меня спокойно. Иначе ты проснешься, и мы не сможем поговорить.

— Ох, пропади ты пропадом! Это последняя кнопка, а мне нужно еще две.

— Вот, возьми. — Я запустил руку в карман, пожелав, чтобы там оказались кнопки, — и вытащил целую пригоршню. — Прикрепляй его, пока я говорю. Ярил, речь о нашей кузине Эпини. Она в Геттисе вместе со своим мужем Спинком.

— Я так давно не получала от нее весточек! Да и не рассчитывала узнать что-то раньше, чем почтовые курьеры смогут проехать по тракту. Говорят, в предгорьях в этом году выпало много снега.

Выдохнув сквозь зубы, она вогнала в стену очередную кнопку. Я старался не обращать внимания. Если я задумаюсь о своей милой сестренке, прикалывающей живых существ к стенам гостиной, я слишком встревожусь, и она, скорее всего, это заметит. И, возможно, проснется. Она нагнулась и подняла с пола новую рыбу.

— Да, снег глубокий. Он перекрыл дороги между Геттисом и западом. Вот почему я хочу, чтобы ты написала дяде Сеферту в Старый Тарес. Или попроси отца вмешаться напрямую, если считаешь, что сумеешь его убедить. В Геттисе выдалась трудная зима, и Эпини со Спинком оказались в отчаянном положении. — Я медленно и глубоко вдохнул, желая Ярил спокойствия. — На форт напали спеки. Они пришли ночью, с огнем, стрелами и мечами. Значительная часть Геттиса выгорела, много солдат погибло. Эпини, Спинк и их ребенок уцелели, но с тех пор их терзают холод и голод.

Она смотрела на меня. Рыба неторопливо пошевеливала хвостом.

— А они не могут просто нарубить дров и согреться?

— Им трудно входить в лес. Магия заставляет их бояться его.

— Погоди. Говоришь, у них родился ребенок?

— Да. И это лишь умножает их трудности.

Она задумчиво кивнула, забыв о рыбе, которую сжимала в руках.

— Что мне нужно сделать?

Терпение, посоветовал я себе. Терпение.

— Напиши дяде Сеферту. Расскажи, что до вас дошли слухи о нападении спеков и о плачевном положении в Геттисе. Не стоит упоминать о том, как ты об этом узнала. Просто сообщи, что туда необходимо немедленно отправить продовольствие и прочие припасы. Это должно быть сделано, даже если ему придется заниматься этим лично. И если ты полагаешь, что отец к тебе прислушается, посоветуй и ему отправить туда помощь.

Рыба в ее руках замерла и превратилась в тряпичную куклу. Ярил прижала ее к щеке, словно в поисках утешения.

— Отцу нездоровится. И здесь происходит что-то странное, Невар. Ты должен вернуться домой и помочь мне. Я не знаю, что делать!

Я ощутил ее нарастающее волнение. Во сне я протянул к ней руки, и она бросилась в мои объятия. Я крепко прижал ее к груди. Здесь я был высоким сильным кадетом, стройным и золотоволосым. Именно такой Невар был сейчас нужен Ярил, и она вынудила меня принять такой облик: она хотела видеть во мне героя, который явится, чтобы спасти ее.

— Солнышко, я сделаю все, что смогу. — Я не стал упоминать, что не могу ничего. — А что у вас творится?

— Отец… изменился. Он окреп, хотя до сих пор ходит с тростью. Он… иногда кажется, что он знает о смерти матери, Росса и Элиси. Но порой он спрашивает о них или говорит так, словно только что их видел. Я такая трусиха, Невар. Я ему не возражаю. Не мешаю так думать. Он вспоминает и о тебе, с гордостью. Он утверждает, что ты ушел, чтобы стать солдатом, и скоро вернешься домой, овеянный славой. Он всегда так о тебе говорит — «овеянный славой». Так приятно слышать, что он отзывается о тебе с теплотой. Я не напоминаю ему, что он от тебя отрекся. Так куда проще.