Солнечный щит (ЛП) - Мартин Эмили Б.

— Да, — сказала она. — Она должна была тут стоять, но они медлили. Думаю, не могли понять, какой текст оставить на камне. Она… была с необычными взглядами.

— Да? Как так?

Но она склонила голову и занялась бинтами.

— Не мне сплетничать. Обсуждение прошлого не должно происходить в настоящем. Начало карьеры ашоки — праздник для моквайцев.

— Это повлияет на вашу работу? — я склонился чуть ближе. — Если назначат кого-то с традиционными взглядами — того, кто хочет сохранить рабский труд — это повлияет на ваших работников?

Она вдохнула, и я понял, что она перематывала мне ступню уже в который раз, словно у нее не получалось правильно. Она покачала головой.

— Это не мне комментировать, лорд.

— Понимаю. Я не хочу для вас проблем, но, госпожа Фала… посол Ро и принцесса… мы пытаемся работать с принцем Яно, чтобы убрать рабский труд. Вы поговорите с нами — с моим послом — чтобы мы лучше понимали, как это повлияет…

Вдруг стал так тихо, что я подавил слова. Я посмотрел поверх головы Фалы на сцену, где принц Яно напряженно стоял в резком свете. Толпа склонилась ближе. Я заметил слева кудри Элоиз, она склонила голову к отцу. Пальцы Фалы замерли на ткани. Я ощутил напряжение и прислушивался к словам Яно.

Я не должен был переживать. Он говорил громко, четко, остро, как рапира на боку.

— Ваш сто двадцать девятый ашоки, — сказал он, — назначенный в первый день моконси принцем Яно Окинотом Лазуритом, — Кимела Новарни Шартрез.

Толпа загудела волной, голоса охали и восклицали, шептались. В шуме Элоиз и Ро переглянулись. Мои брови поползли вверх. Кимела? Сбоку вышла статная женщина в ярком, почти зеленом, бирюзовом шелке, она сжимала золотую лиру. Она сделала реверанс перед королевой Исме, потом — перед принцем Яно, а потом для двора под аплодисменты.

Королева Исме радостно махнула толпе и крикнула поверх шума:

— Дебют Кимелы как ашоки будет в день коронации моего сына через месяц. Пусть ее слова станут правдой для его правления!

Я не понимал. То, что я слышал о Кимеле, намекало, что она из старой гвардии, поддерживающая древние устои страны, где труд строился на рабстве, а производство истощало ресурсы. Я посмотрел на Яно, он стоял в стороне, такой напряженный, что упал бы от одного удара. Что случилось с тем, что он писал нам в письмах? Все те сроки введения изменений, все шаги для аренды песчаных карьеров Алькоро, мысли о построении дороги через Феринно? До этого я хотел верить, что мы с Элоиз и Ро просто не так себя вели, но могли с ним договориться. Но это было серьезно. Он назначил ее на самую важную политическую должность в стране, и это шло против всего, о чем мы договаривались.

Кем был этот Яно?

Ладони Фалы замерли. Я увидел, что она смотрела вдаль, лицо было нечитаемым. Она, наверное, ощутила мой взгляд, потому что она поспешила перевязать мою лодыжку — уже не так старательно, как миг назад — и затянула узел.

— Госпожа Фала, — сказал я. — Что это значит для вас?

Она встала с колен. Я протянул руку, но она не приняла ее.

— Я благодарна за мудрость нашего принца, — просто сказала она.

— Но… я слышал о Кимеле… — я утих, ее лицо стало замкнутым. — Я понимаю, если вам неудобно со мной говорить тут и сейчас, но если принцесса Элоиз и посол Ро попросили бы, чтобы у нас была информация для принятия решений…

— Принц Веран Гринбриер, — сказала она, и я удивленно утих. Я не называл ей свой титул и эпитет, а потом понял, что, как глава слуг, она знала многое. Было глупо думать, что она не знала, кто я. Она могла знать и о моей обуви с мягкой подошвой, и о книгах у моей кровати и о том, какой чай я пил.

Наверное, она знала все.

Она сделала вдох и опустила взгляд на свои руки.

— Прошу, принц Веран, что сделано, то сделано. Ашоки — на всю жизнь, этот пост не забрать. И если вы не хотите испортить свое пребывание тут, я прошу вас не беспокоиться из-за интриг двора. Это пройдет.

Я склонился, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Что вы имеете в виду, Фала? Что происходит?

Но она лишь покачала головой и отошла, обошла скамью и взяла совок и щетку. Я повернулся на скамью.

Она низко поклонилась мне.

— Было честью встретить вас, принц Веран. И я рада, что вы увидели историческое событие. Если хотите узнать Моквайю — по-настоящему — нет места правдивее, чем в словах ашоки.

Я не успел ответить, она выпрямилась и поспешила в тени за пьедесталом. Она нажала на панель в стене, открылась тайная дверь, и Фала пропала за ней.

Я медленно уперся перевязанными ногами в пол, повернулся к пьедесталу. Все статуи были со словами на основаниях, но Фала сказала, что о тексте прошлой ашоки не договорились. Я приподнял черную ткань — мрамор там был гладким.

Я бросил ткань и оглянулся на зал. Придворные расходились, некоторые двигались к сцене, другие собирались обсудить объявление между собой. Министр Кобок пожимал руки окружающим с ухмылкой. Элоиз говорила с Ро, хмурясь. Она подняла голову и увидела меня, и я прочел на ее лице ту же тревогу, что была во мне.

Наша работа стала намного сложнее. 

7

Ларк

Гром рычал за мной, гудел над равнинами с полынью и арками сломанных камней. Я глубоко дышала, сидя на спине Джемы, радуясь прохладе в воздухе. Мне нужен был дождь. Пустыне всегда требовался дождь, но в эти несколько дней я особенно нуждалась в дожде. Мне нужно было ополоснуть подстилки из шерсти Крыса, вода наполнила бы карман в каньоне. Дождь выгнал бы существ из их нор в мои капканы. Мне нужно было, чтобы зацвели желтые лилии и батат, чтобы я выкопала клубни, не ползая среди камней, пытаясь понять, какое из растений ядовитое.

Но мне нужен был дождь и для себя.

Предвкушение хорошего всегда было лучше, чем получение этого, потому что хорошее не длилось долго. Мягкие одеяла пачкались, протирались. Свежий хлеб твердел и плесневел, если его не съедали быстро. А пустыня быстро высыхала после дождя, и цветы с ручьями сменялись колючками и потрескавшейся землей.

Нет, ожидание грозы мне нравилось больше последствий. Когда ожидание заканчивалась, это было настоящим событием, а не воспоминанием.

Я свистнула Крысу, который замер понюхать чью-то норку под полынью. Он поднял голову, навострил большие уши.

— Идем, балда, — позвала я. — Идем в город, пока не стали бить молнии.

Он петлял среди камней, и я направила Джему по тропе в Снейктаун. Три часа езды от лагеря, но я двигалась вдоль реки, чтобы собрать рогоз, и уже близился вечер. Я стала ценить рогоз — мы с Розой научились собирать корешки, побеги и головки, когда еще были с пастухами. Кук посылал нас к ручью собирать головки, чтобы кипятить их, а коренья добавляли в крахмал и пекли печенье. Это было одно из редких дел, которое мне нравилось, и можно было свободно плескаться у грязных берегов и сидеть в воде, чтобы промыть корешки.

К сожалению, мы опоздали, головки уже не были зелеными, а побеги стали слишком твердыми. Но я собрала мешочек желтой пыльцы на шипах растения — мы сможем смешать ее с мешком кукурузной муки, который я собиралась купить в Снейктауне, чтобы растянуть его надолго.

Первые капли упали, когда стало видно городок после холма. Снейктаун был пыльной маленькой заставой, чуть больше одной улицы и разбросанных хозяйств. Это когда-то был город шахтеров, но когда шахты закрылись, остались только несколько ранчо, остальные отчаянно подались дальше в пустыню. Деревянные здания скрипели от ветра, поднявшегося из-за грозы. Я направила Джему к магазину Патцо, красная облетающая краска потемнела из-за дождя.

Патцо знал, что я — Солнечный щит — было сложно скрывать личность, когда совпадаешь с описаниями испуганных путников. Но его племянника похитили в рабство пару лет назад, и он не сообщал никому, что я приходила, если у меня были монеты. И со мной было хорошо работать — путники, которых я грабила, приходили заменить вещи товарами из магазина Патцо, и я тратила все украденные деньги в городе. Мне нравилось думать, что Снейктаун моими стараниями оказался на карте.