Шата - Гува Ри

На вкус это было как сладкий укроп. Горечь имбиря перебивала его, но менее отвратительным блюдо не стало.

Но Кнарк непривередлив – я опустошила двойную порцию непонятного сорняка и с удовольствием влила следом остатки эля.

– Шо-нить еще? – толстуха выросла передо мной, как только пустая кружка опустилась на стол. Боялась, что я убегу без оплаты.

– Да. Ты сдаешь комнаты?

– А как же! Комнаты есть!

– Тогда сегодня я переночую здесь. А к завтрашнему полудню ты достанешь мне солонину, вяленое мясо, сухари, сушеные яблоки, бурдюк, наполненный элем, и еще добротный лук со стрелами.

– Ты ж… Где ж я эта достану? – возмутилась толстуха.

Я подняла один золотой:

– Уж где-нибудь достанешь.

Крысиные глазки засветились, заозирались, и пухлая грязная рука тут же выхватила золотую монетку и сунула ее куда-то в мясистые груди.

– Канешно, миледи! Все достану! И комнатушку та приготовлю сие мгновенье! Самую лучшую! С окном даже! И конюшонку скажу, шоб за лошадкой вашей получше та приглядывал! И еще сейчас вам пирог с маринованной брусникой притащу! Он знать какой вкусный?! Только испекла!

– Тащи свой пирог. – кивнула я. – И еще кружку эля.

Тучная хозяйка, едва не снеся задний столик и взбудоражив гостей, прошмыгнула на кухню с такой ловкостью, будто весила меньше ребенка.

– Вот же ш он! – заворковала она, вернувшись, и грациозно опустила передо мной деревянную тарелку с большим куском ароматного пирога и полную кружку эля. – Миледи желает еще шо-нить?

– Да. – я отломила кусочек пирога, с которого сочился алый брусничный сок. – К тебе никакой путник не заходил недавно? С большим мешком?

Толстуха вскинула руками, мол очевидно же:

– Канешно ш, миледи! Дня три назад ведь!

Не донеся пирог до рта, я остановилась и внимательно посмотрела на толстуху.

– А куда он дальше направился, не знаешь?

– Почему он? – удивилась хозяйка. – Это она. Старуха пришла с большущим мешком.

Надежды развеялись. Старуха с большим мешком… Это точно не тот, кого я ищу. Старуха не могла одолеть меня. Но может она жила в той пещере и видела, что произошло на утесе. Если вообще это она жила в пещере. Людей с мешками нынче как грязи.

– И куда эта старуха пошла, ты не знаешь? – перефразировала я.

– А куда пошла? – нахмурилась толстуха. – Никуда не пошла. Вон сидит же, миледи. У камина.

Кусочек пирога так и завис в воздухе, когда моя голова повернулась в сторону камина.

Большой очаг из камня занимал половину стены. Слева стояли столики, занятые гостями. Справа от камина стоял лишь один стол, в самом углу, с одним лишь стулом. И на нем сидела старая женщина.

Сидела она с невыносимо прямой спиной, а руки были женственно сложены на столе. На пустом столе. Она ничего не ела, не пила. Волосы старухи были ниже колена – белые, как молоко, и прямые, как клинок меча. Они даже седыми не казались, а скорее, лишенными всякого цвета. Одета она была в… непонятно, что это. Похоже на старую мантию священнослужителя, которую перешивали, по меньшей мере, сотню раз. Никакого мешка рядом не было.

Старуха смотрела на меня. Так пристально, не моргая. Блики огня от камина светились в ее глазах цвета мутного серебра. Или скорее, железа. Да, цвет темного, закаленного огнем железа, из которого куют доспехи и мечи.

Я поднялась, взяла тарелку с пирогом, свой стул и направилась к старой женщине. Сев напротив нее, я поставила между нами тарелку.

– Принеси мой эль, – сказала я толстухе, которая следовала за мной по пятам. – И старой леди тоже. За мой счет.

– Сиё мгновенье, миледи! – послышалось уже из кухни.

Я ничего не говорила и изучала морщинистое сухое лицо. Старуха тоже молчала и разглядывала мое. Мне даже показалось, что она видит сквозь берилловые очки – закончив исследовать меня, она застопорила взгляд именно на них.

– Пирог? – предложила я и подвинула к ней тарелку.

Старуха, не сводя с меня глаз, взяла отломленный кусок двумя пальцами и аккуратно положила в рот. Она и правда была благородного происхождения. Простолюдины так не едят.

– Как тебя зовут? – спросила я, дождавшись пока женщина прожует.

– Бетисса. А тебя?

– Ясналия.

Старая женщина почтительно наклонила голову:

– Благодарю тебя за пирог, Ясналия. У меня кончились все деньги, когда я заплатила за комнату.

– Тогда не стесняйся и доедай весь.

На стол опустились две кружки эля и тень хозяйки.

– Шо-нить еще, миледи?

– Нет, бо…

– А ты не угостишь меня еще одним кусочком пирога, дитя? – старуха перебила меня и улыбнулась на удивление белоснежными ровными зубами.

Я пристально посмотрела на нее и спустя целое мгновенье повернулась к толстухе:

– Еще кусок пирога.

– Сечас будет, миледи!

Бетисса осторожно отламывала по кусочку и медленно попивала эль маленькими глотками. Ела она не спеша, будто и не была голодная… сколько там хозяйка сказала дней? Три? Три дня, если верить Бетиссе, она ничего здесь не ела, раз отдала все деньги за комнату. У нее была своя еда? Может поэтому мешка с ней нет? В нем была еда, и она кончилась?

– Мы раньше не встречались? – я нарушила тишину.

– А что, тебе кажется, что встречались? – вопросом ответила она и как-то странно улыбнулась.

– Да, мне так кажется. – соврала я. Как бы я ни пыталась вспомнить, в моих мыслях мелькали десятки незнакомых лиц, но ее среди них не было.

– Я так не думаю. – сухо ответила старуха и принялась за второй кусок.

– Память иногда подводит пожилых людей. – сказала я. – Вдруг ты меня просто не помнишь?

– Я бы непременно запомнила твои глаза, – она указала на меня, а я напряглась. – Точнее эти приборы на твоем лице. – тут же исправила она. – Как это называется? Очи, вроде? И память, Ясналия, подводит не только пожилых, да? Мы-то с тобой об этом знаем. – добавила она, улыбнулась и сделала глоток.

– С чего ты решила, что меня память подводит? – подловила ее я.

– А кто сказал, что я про тебя? – тут же парировала она.

– Ты сказала, что мы-то с тобой об этом знаем.

– Ну, ты же спросила, не знакомы ли мы, а значит, точно не помнишь, верно? Ты сомневаешься. А сомнения возникают тогда, когда либо слишком много знаешь, либо слишком мало помнишь.

Она игралась со мной.

– Стало быть, ты никогда не сомневаешься? – заметила я.

Бетисса подумала с мгновенье и покачала головой. Белые волосы заструились, словно морские волны, гипнотизируя плавным шелестом.

– Скажи, мудрая женщина, – я наклонилась вперед, тщательно следя за ее реакцией. – Не страшно ли тебе было жить одной в потаённой пещере на утесе?

Ходить вокруг уже не нужно. Она точно меня знала. И она умная. Слишком. Умнее меня. Бетисса лавировала словами так же ловко, как шут жонглировал яблоками. Она недвусмысленно намекнула на мои глаза и память. Просто потом так же ловко выбралась из своих ответов, играя смыслами.

– Не особо. – легко ответила старуха.

Я удивилась, но виду не подала. Бетисса даже не моргнула и никак не выразила негодования, которое обычно возникает у людей, если ты знаешь о них чуть больше, чем они думают.

– Так значит, ты видела меня? На утесе?

– Не видела. – смело соврала она.

– И моего противника ты видела? – не обращая внимания на ее лживый ответ, наседала я.

– Не видела.

– Ты врешь, старуха. – в лоб сказала я и улыбнулась.

Она тоже улыбнулась. Зловеще. И громко произнесла:

– А ты Кнарк! Все мы не без греха…

Как только она произнесла это слово, наступила дикая тишина. В ушах от нее зазвенело. Я сидела ко всем спиной и видела лишь довольное лицо Бетиссы, которая спокойно попивала свой эль. Но я точно знала, что все взоры сейчас прикованы ко мне.

Ни шепотков, ни стука посуды, ни скрипящих стульев. Все замерли, услышав одно слово. Даже поленья перестали трещать в камине. Языки пламени словно застыли, не решаясь колыхаться дальше.

Я медленно повернула голову и посмотрела на испуганных до ужаса посетителей. Они примерзли к стульям, боясь шевельнуться. Если я сейчас скажу «Бу!», все люди ринутся на выход, вопя, толкаясь и сшибая друг друга. Все смотрели на мои очки, гадая, черные под ними глаза или нет.