Кольцо нибелунгов - Хольбайн Вольфганг

Если они доберутся до Ксантена, то смогут побывать и в Исландии! Юноша думал о Брюнгильде уже три года, испытывая тайное страстное желание. Три долгих года. Иногда он чувствовал такое отчаяние, что не мог справиться с собой.

Регин задумчиво покачал головой.

— Мы поедем ко двору? Да. Мы поедем в Ксантен? Нет.

Зигфрид удивленно взглянул на него и спросил:

— Но если мы не поедем в Ксантен, то куда же тогда?

В течение нескольких дней Регин раздумывал над ответом на этот вопрос. Он понимал, что Зигфриду нужна была возможность испытать свою силу и удовлетворить юношеское любопытство. Однако при дворе в руках врага он быстро столкнется с неприятностями. Кузнец допускал, что Ксантен — это и в самом деле судьба Зигфрида, но давно для себя решил: богам придется приложить немало усилий, чтобы заставить его, Регина, отдать несмышленого мальчонку своре варваров.

— Мы поедем в Бургундию, — проворчал он, стараясь не смотреть на своего воспитанника.

На мгновение Зигфриду показалось, что вся жизненная сила вытекла из его молодого тела. Он побледнел и, осторожно поставив миску на стол, переспросил:

— В Бургундию?

— Не делай вид, что ты глухой! — гаркнул Регин.

— Но ты же сам говорил, что бургунды — глупые бабы, поклоняющиеся новым богам и висящие на крючке у Рима, — возразил Зигфрид.

Регин знал, что это правда. Гундомар Бургундский был королем-вассалом, которому корона принадлежала лишь по милости римского императора. При дворе Гундомара царили обычаи Рима. Все носили роскошные одежды, и мужчины, как и женщины, украшали себя золотом и драгоценностями. Там было принято добавлять в пищу изысканные восточные приправы, а дамы пользовались духами. Даже простолюдинам можно было учиться читать и писать. Но они учились не собственному языку — нет, они учили латынь. Однако больше всего Регин возмущался, узнав, что во всех тавернах от Рима до Дании болтали, будто Гундомар поклоняется богу христиан. Ходили слухи, что он даже разрешил построить в Вормсе церковь!

— Бургундия — это не двор для воина, — недовольно заявил Зигфрид.

Для него главным было то, что Бургундия находилась на юге, а это далеко от Брюнгильды.

— Значит, это место как раз для тебя, — ответил Регин, примирительно обнимая воспитанника за плечи. — Зигфрид, я знаю, как твое сердце жаждет приключений. Когда ты будешь готов, испытания сами тебя найдут.

Этот ответ не удовлетворил юношу, но он знал, что ему не следует спорить с Регином.

— О Бургундии рассказывают странные вещи, — продолжил Зигфрид.

Регин, готовый к очередной отговорке, сделал вид, что ему скучно.

— Что ж, наверное, и о нас рассказывают странные вещи, тебе не кажется?

Зигфрид отставил пустую миску.

— Нет, я не это имел в виду. Я слышал, что Бургундия закрыла границы и практически прекратила торговлю. Говорят, будто в лесах вокруг Вормса происходит что-то необычное.

Регин плюнул на землю.

— Вот что бывает, если связываешься с богом этих христиан!

Зигфрид перегнулся через стол, словно боялся, что их могут подслушивать.

— Бенно говорил, что солдаты рассказывали ему о чудовищах, осаждающих Вормс.

— Неужели ты в это веришь? — Регин резко вскинул голову: он надеялся, что воспитал Зигфрида более разумным мальчиком.

— Нет, конечно нет, — с подчеркнутой небрежностью произнес юноша. — Чудовищ ведь не бывает. — Однако ему удалось удержать себя в руках всего три секунды. — А с другой стороны, — продолжил Зигфрид после паузы, — может, какое-то чудовище и сбежало из Утгарда. Или много чудовищ. А если это испытание, ниспосланное Одином?

Регин понимал, что для Зигфрида важно не то, что какое-то чудовище сжирает прекрасных дев перед воротами Вормса. Главным для юноши была возможность, шанс наконец-то совершить подвиг. Кузнец решил не разочаровывать Зигфрида. Мечты о подвиге ускорят его путь в Бургундию быстрее, чем желание распродать выкованные товары.

— Ну что ж, если так, то тебе нечего жаловаться на нехватку приключений.

Зигфрид победоносно рассмеялся.

— Тогда мне потребуется меч!

— Я думаю, что придворный кузнец Бургундии с удовольствием поможет тебе, — ответил Регин.

На этом они закончили свой спор.

Изенштайн представлял собой крепость, которой не было равных в мире. Расположенный на южной стороне Исландии, во фьорде, он находился между каменистым берегом и кратером вулкана, который в ненастье был сокрыт серыми тучами. Бурное море не позволяло кораблю подойти слишком близко.

Предки Хакана выбили плато прямо в вулканической породе, из которой и состоял остров. Люди раздробили образовавшиеся камни и сделали из них внешние стены крепости. Из-за этих стен, черных, пористых и холодных, с зубцами, направленными вперед, создавалось впечатление, будто крепость готова наброситься на любого непрошеного гостя. Крепость была вулканом, а вулкан — крепостью. Здесь, наверху, в расщелинах между камнями, непрерывно дул пронизывающий ветер. Его завывающая музыка никогда не утихала, и все певцы, исполнявшие при дворе баллады, невольно подражали ей. В отличие от крепостей на материке, в Исландии не нужны были замковые рвы и подвесные мосты.

К воротам вела широкая извилистая тропа, высеченная в вулканической породе так, что получилось бесконечное количество ступеней. Для того чтобы открыть огромные ворота из бука, нужны были усилия шестерых мужчин.

Зима в Исландии продолжалась десять месяцев, и местные жители несли на себе отпечаток безбрежного холода и тьмы. Они были упрямы, молчаливы и обладали волей, которую ничто не могло сломить.

Брюнгильда стояла на выступе с правой стороны от крепостных ворот. Здесь дул ледяной ветер, в котором кружили снежинки. За последние три года дочь короля превратилась в красивую молодую женщину. Она пристально смотрела на узкий фьорд, выходивший к океану, словно надеялась заставить корабль, который так ждала, приплыть скорее. На ее лице не отражалось ни капли отчаяния, разрывающего ее сердце на части.

Дверь одной из башен, которая вела в жилые помещения, открылась, и на выступе появился Эолинд. Он закутался в меховую шубу, полностью скрывавшую его худощавое тело. Некоторое время он стоял рядом с Брюнгильдой и тоже смотрел на фьорд. Казалось, ему хотелось увидеть то, что видела там принцесса. Но он ничего не разглядел.

— Ну и как он? — наконец спросила Брюнгильда.

Ей было трудно перекрикивать ветер.

— Он воин, и он знает, что это его последняя битва, — ответил Эолинд. — Но он будет бороться до тех пор, пока сама смерть не примет его с должным почтением.

— Он — дурак! — с горечью воскликнула Брюнгильда. — Нет никакого позора в том, чтобы перейти в другую жизнь. Я прекрасно понимаю, как ему больно.

Хакан вот уже три месяца лежал при смерти. Придворные врачеватели с самого начала предвещали ему быструю смерть, но он противился ей, как упрямая лошадь.

— Он заботится о королевстве, — мягко возразил Эолинд.

Брюнгильда резко повернулась к советнику, который служил ее роду уже больше сорока лет.

— А королевство заботится о нем. Но Исландия не погибнет только из-за того, что ее король наконец-то встретит смерть. Неужели у моего отца так мало доверия ко мне, к моим способностям управлять страной?

Эолинд покачал головой.

— Вы будете великолепной королевой, и он это знает. Но если вы взойдете на трон Исландии, каждый король, который захочет жениться на вас, будет бросать на Исландию жадные взоры.

Брюнгильда знала, что ее советник говорит правду. Мечтая о сильном и волевом супруге, она понимала, что, если тот будет королем, Исландия перейдет в его владения.

— Я окажу честь трону Исландии, — проворчала она. — Но выйду замуж лишь за того, кто меня достоин.

Эолинд вздохнул.

— Именно этого я вам и желаю. И все же… скольким женихам вы откажете, прежде чем найдется тот, кто не примет поражения? Человек, который решит взять то, что ему не принадлежит?