Так что Витя попал на тяжёлый авианесущий крейсер «Киев», который тогда был одним из самых активных участников походов флота как в Средиземное море, так и в Атлантику.
Сейчас сын в куртке, а если бы был в парадном костюме, то я бы видел золотую звезду героя на его груди, у него их три. Две из которых — соц. труда. А единственная «боевая» как раз за «Киев», в сентябре 79-го старшина первой статьи Филатов совершил возле берегов Кубы, куда крейсер заходил с дружеским визитом, подвиг.
В то погожее утро корабль должен был принять участие в совместных советско-кубинских учениях с боевыми стрельбами.
У одного из «ЯК-38» на палубе что-то коротнуло и он отстрелялся только что подвешенными под крылья НАРами в целый штабель точно таких же ракет, которые мирно ждали своей очереди. Начался пожар, который чуть было не стоил жизни целому крейсеру и половине порта. Если бы набитый боеприпасами «Киев» рванул, то мало бы никому не показалось.
Пожарные расчёты корабля погибли почти все, но спасли крейсер, одним из уцелевших, хоть и не избежавших тяжёлых ранений пожарных был как раз мой сын, для которого это должен был стать последний боевой поход.
В итоге, «Киев» встал на долгий ремонт, его командира с заместителями сняли с должностей, КБ Яковлева чуть было не разогнали за такой «качественный» самолёт, а Витька, как и четверо других выживших пожарных, получили золотые звезды героев.
Потом сын пошёл в институт, получил назначение на Байконур и мало-помалу вырос в одного из самых больших начальников всей нашей космонавтики.
— Значит ты твердо решил? — спросил он, когда мы закончили разговор о Байконуре, и лунной станции.
— Да, сынок, твердо. Ты же знаешь, что я хотел уйти еще перед прошлым съездом, тогда меня коллективно отговорили, твой начальник Федорычёв чуть ли не громче всех кричал, что рано мне на покой.
— Кричать он любит, — усмехнулся Витька, — да. И чем же товарищ Генеральный секретарь займется на пенсии?
— Как чем? Уеду в Новый Путь, буду правнуков нянчить и помидоры выращивать.
— Ну-ну, мне-то не рассказывай. Насчёт помидоров, это может быть и правда, но львиную долю времени нейросетями заниматься будешь. Мне ребята из института имени Глушкова уже всё рассказали про их планы привлечь «величайший ум нашего времени» к обучению их новой модели.
— Так и знал, что этим гикам, прижилось у нас это американское слово, доверять нельзя. Просил же молчать.
— Так они только мне и рассказали, можешь не переживать. Мы же вместе с командой Костенко обучали нейросеть для «УК—7П-25». Вот Вася и проговорился.
— Понятно.
Планы на эту нейросеть у нас действительно большие, народное хозяйство Советского Союза за те 29 лет, что я занимал должность Генерального секретаря, превратилось в крупнейшую экономику мира, по ВВП мы далеко обгоняем и Китайскую Народную Республику, и США.
Шутка ли, почти 38 процентов всей мировой экономике — это доля СССР. А вместе со странами которые входят в Совет Экономической Взаимопомощи все 74! Для эффективного управления настолько глобальной системой нужны новые, вернее даже революционные решения. ИИ должен стать одним из них.
И занимаются этим специалисты Киевского НИИ имени Глушкова, продолжают дело Виктора Михайловича, который до самой смерти в 1982-м внедрял свой ОГАС в народное хозяйство.
Благодаря нашей с ним работе в Новом Пути первым министерством, где система получила распространение, стало моё, министерство сельского хозяйства.
Почему моё? Да потому что сразу после моего назначения Мацкевич стал свадебным генералом. Буквально через две недели у нас с ним и Косыгиным состоялся обстоятельный разговор, по итогам которого товарищ министр получил практически приказ не мешать своему новому заместителю. Алексей Николаевич очень хотел чтобы я отмасштабировал опыт Нового Пути, который к тому моменту превратился в самый настоящий агропромышленный холдинг, на всю страну.
Этим я и занялся.
Масштабы изменений росли, как снежный ком. Уже в 78-году мы практически полностью отказались от импорта овощей, как из стран народных демократий, так и наших идеологических противников. Одновременно с этим стремительно уменьшался и зерновой импорт. Канадское зерно Союзу больше не требовалось.
Одновременно с этим менялась и структура экспорта страны. Тепличное чудо Нового Пути привело к тому, что в кибернетику потекла валюта, очень много валюты. И очень скоро теплицы с надписью «Made in USSR» можно было встретить в том числе и в США с Канадой и Австралией. И что главное, мозги этих тепличных комплексов были нашими, советскими. Сказалось преимущество плановой экономики, в которой себестоимость продукции в рублях не очень-то и важна, при учете что продается она за доллары, конечно. Наши комплексы были банально дешевле, чем у заокеанских конкурентов. Да и вообще, летайте самолётами Аэрофлота и советское значит отличное!
Как это ни странно, но ввод Советских войск в Афганистан не состоялся тоже из-за теплиц и зерна. В отличии от того, что помнил я, Хафизулла Амин пользовался всенародной любовью. Как раз потому, что он и привёз в страну советские теплицы и удобрения, которые накормили Афганистан, обеспечили экономический рост и переориентировали экономику страны на экспорт. Не в СССР, конечно, а в Пакистан в основном.
Так что никаких оснований считать, что режим Амина падёт не было, а значит и вводить войска не было необходимости.
Впрочем, советские военные базы там всё-таки появились, только значительно позже, уже в начале двадцать первого века.
К тому моменту я был уже пятнадцать лет, как руководителем страны, и решение о вводе наших войск далось мне очень нелегко. Именно из-за афганских фантомных болей.
Но всё-таки я это решение принял и не пожалел. Слишком серьёзной была опасность вовлечения Афганистана в гражданскую войну в Иране. Так что наши базы на афгано-иранской границе стали надёжным щитом для этой страны
Министром сельского хозяйства я стал в 82-м, сразу после смерти Брежнева. И под моим руководством это ведомство стало единственным министерством, показывающим устойчивый и видимый рост. На фоне всей остальной экономики, что так и плясала в районе полутора-двух процентов роста, сельское хозяйство из года в год росло на 8–11 процентов. И это от показателей восьмидесятого года, когда мы и так уже были на тридцать процентов больше чем в 71-м!
Так что, когда гонка на лафетах закончилась, а она и тут имела место, то я, бывший к тому моменту членом Политбюро, был избран Генеральным секретарём партии.
И, став генсеком, я как это ни странно взял курс на разоружение.
Вернее так могло показаться со стороны. На самом деле, и тут снова нужно сказать спасибо теплицам, и тому как они подхлестнули кибернетику. Мы просто пересмотрели сами принципы, на которых стояли наши вооруженные силы. Страна, сытая и существенно более богатая, разваливаться не собиралась, а значит окраины, приграничье и бывшие союзники не вспыхнут огнём гражданских войн. Незачем на складах держать десятки тысяч танков и самолётов. Ядерное оружие в любом случае — доминирующий фактор обеспечения безопасности в общении с западными партнёрами.
А для решения задач намного более локальных, чем танковый рывок к Атлантике, достаточно и в три раза меньшей армии и флота.
Надводный флот мы вообще основательно секвестировали, авианосцы, чтобы отжимать нефть у режимов Персидского залива нам не нужны.
Три пятилетки, двенадцатую, тринадцатую и четырнадцатую Советский Союз перестраивался. Уменьшал долю ВПК и увеличивал производство ТНП. Накормить мы страну накормили ещё в одиннадцатую пятилетку, так что теперь нужно было сделать всё остальное.
Правда, когда в начале двадцать первого века ближний Восток вспыхнул, то мне чуть было не стали припоминать курс на частичную демилитаризацию страны. Несколько лет у нас с американцами была самая настоящая прокси война в Иране, Ираке и Сирии.
Но того, что имелось — хватило, и эти события стали фактическим окончанием холодной войны. Плюс, через пару лет мы запустили миссию на Марс, которая нашла на красной планете богатейшие залежи урана высочайшего качества.
