Мир Гаора (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

   Многое знал Ворон. Но его разговорить было трудно. И, Гаор не так понимал, как чувствовал, опасно. И потому, что в знаниях Ворона было что-то безусловно опасное для знающего, и потому, что Ворон мог догадаться о причинах его любопытства. Как Ворон отнесётся к тому, что он журналист? Стоит ли рисковать? Или лучше оставаться любопытным по глупости, недалёким сержантом-фронтовиком? Пока, во всяком случае, так.

   Ворон внешне держался по-прежнему, несколько отстранённо, но отношение к нему изменилось. Его признали нашенским, а то, что он молчун, и как в стороне от всех - так это характер такой, а так-то мужик надёжный. И знает много, и не заносится, хотя по умственному работает, и если спросишь что, то объяснит, не откажет.

   Гаора всё чаще посылали в самостоятельные поездки, обычно на Центральные склады, за товаром. Несколько раз он не укладывался в рабочие промежутки, опаздывая то на обед, то на ужин. Но в поездки его отправлял и время ему рассчитывал сам Гархем, и потому его запускали вниз даже без оплеух, а уж Маманя его кормила за малым столом не в черёд, ругая неизвестно кого, что парню толком ни поесть, ни отдохнуть не дают.

   Незаметно уменьшались дни, утром он бежал в гараж уже не под солнцем, а в рассветном сумраке, вечернее построение тоже уже под прожекторами, и как летом - в комбезе на голое тело - не поработаешь и в выходной не погуляешь.

   И наступил выходной, когда они вывалились после выдачи во двор, а горят прожектора, а значит, из светового круга ни-ни. И Гаор простился с турником до следующей весны. А Плешак, с которым он курил у парапета, радостно сказал.

   - А скоро сызнова праздник, паря, во здорово! Опять гулять будем.

   Гаор сообразил, что речь идёт об осеннем равноденствии, когда Солнце - Небесный Огонь на отдых уходит, дверь в свою спальню открывает. Единственная ночь в году, когда можно позвать из-за Огненной смертной черты кровного родича и поговорить с ним. В эту ночь живые с мёртвыми говорить могут. Тем из-за Огня всё видно и ведомо. И ни храма, ни храмового оракула не нужно, позови только по делу, а не из пустого любопытства, верь и по вере твоей тебе исполнится.

   В училище он в это не то, что не верил, просто ему не с кем и не о чём было разговаривать. Хотя Сержант регулярно приводил его в каминный зал, показывал витражи, реликвии и трофеи, заставлял заучивать с голоса славные деяния и подвиги Юрденалов, гонял по генеалогическому древу и следил, чтобы называл он предков как положено, со всеми титулами и званиями. Он и сейчас может отбарабанить на память всех Юрденалов за пятьсот лет, но... но как были они чужими ему, так и остались. О чём ему говорить с генералом авиации, убитым, как он догадывается, собственным сыном, генералом спецвойск Яржангом Юрденалом? Да и не пойдёт генерал к демобилизованному старшему сержанту, бастарду, полукровке, а теперь ещё и рабу. Какой он ему внук? Так... И дядьям, братьям отца он не нужен, все они умерли до его рождения, да, так, хотя... хотя есть один, кого он может позвать. Кто знает его, и кто не может ему отказать, если... поверь, и по вере твоей тебе исполнится... А мать? - вдруг мелькнула сумасшедшая мысль, и он сразу вцепился в неё. Он же может позвать мать, увидеть её, спросить... о своём имени. Как она звала его. Но... но не слышал он, чтобы кто вызывал женщин. Надо проверить. Чтобы ненароком не обидеть Огонь.

   И - до праздника ещё два дня оставалось - вечером играя с Вороном в шахматы, он спросил.

   - Ворон, ты на Открытые Ворота звать кого будешь?

   - Ошалел? - изумлённо посмотрел на него Ворон. - Кого? И зачем? Чтобы они меня здесь увидели? То-то им радость будет.

   - Чего-чего? - сразу заинтересовался Мастак, как всегда наблюдавший за их игрой.

   Койка Мастака была недалеко от койки Ворона, и он зачастую, когда они играли, пересаживался со всем своим инструментом и рукоделием на соседнюю, чтобы и за игрой следить, и чтоб руки без дела не болтались.

   - Осеннее равноденствие через два дня, - объяснил Ворон, задумчиво разглядывая сложившуюся на доске позицию. - В ночь накануне можно разговаривать с мёртвыми.

   - Чо-о?! - изумился, лежавший над ними на своей койке Тарпан, свешиваясь вниз. - Ты чо, Ворон? Спятил?

   Немедленно собралась толпа крайне заинтересованных слушателей. И Ворон стал не объяснять, а рассказывать. От Гаора потребовали подтверждений, и он из слушателя стал рассказчиком. Вдвоём, дополняя и поправляя друг друга, они рассказали об Огне, что у Огненной черты встречаются умершие и Великий Огонь определяет им по делам их греться, или гореть, или в лёд вечный вмерзать.

   - Аа, - догадался Махотка, - ты потому, Рыжий, про ту сволочь и говорил, что у Огня, дескать, встретимся?

   Гаор кивнул в ответ. Он уже жалел, что завёл этот разговор. А ну как подумают, что его вера в Огонь оскорбительна для набольших Матерей.

   - А чо, - неожиданно для Гаора согласился Юрила, - тоже дело. Встретил, рассчитался и пошёл себе в Ирий-сад.

   Гаор перевёл дыхание, тем более, что у Ворона как раз спросили, любого ли мёртвого можно позвать.

   - Нет, - покачал головой Ворон, - только кровного родича, отца или брата.

   - А мать? - не выдержал Гаор.

   Ворон усмехнулся.

   - Плохо ты уроки закона божьего учил. Только кровного родича и только по делу.

   - А чо ж, по пустякам тревожить мёртвых не след, - согласился Мастак, - матери-владычицы вон тоже не любят, чтоб их почём зря беспокоили.

   За разговором Гаор зевнул своего коня и проиграл так глупо, что самому стыдно стало. Вместо него с Вороном сел играть-учиться Мастак, а Гаор пошёл в душевую. Чтобы спокойно без помех обдумать услышанное.

   Так, по порядку. Огонь Ирий-саду, а он уже понимает, что Ирий-сад - это место для мёртвых, не помеха. А что, все идут вместе, ну как по дороге с развилкой, у Огня встретились, а там разошлись. По вере своей. И Матери набольшие не в обиде. Уже хорошо. Но женщин из-за Огня не позвать, да, чёрт, ему же говорили на уроках, что женщины души не имеют, и потому им за Огнём и делать нечего, они свой долг при жизни исполнили: зачали и родили, больше ни для чего им Огонь жизни и не даёт. Ну здесь, положим, он и раньше не то что сомневался, а... нет, в такие дебри он не полезет, тут Матери точно обидятся. А может, женщины, их души к Матерям уходят? У кого бы узнать? Ладно. Главное он узнал: некого ему звать, кроме Сержанта, Яшена Юрда, кровного его родича, дяди, брата отца. У Сержанта на него обиды нет, должен прийти.

   С этим решением он и заснул, зная, что никто и никак помешать ему не сможет.

   Как всегда накануне праздника прошла выдача, обошлось без "горячих" и "по мягкому" и ему, и Махотке. Вообще надзиратели были какими-то тихо настороженными. Но ему на них накласть, лишь бы к нему не вязались.

   После выдачи как всегда погуляли, поиграли и покурили во дворе. Всё как всегда: запуск в спальни без обыска и пересчёта, дверь надзирательской плотно закрыта. Ну и хрен с ними, век бы их не видеть. Нынче наш вечер. И день завтра наш.

   После ужина Гаор ушёл в душевую. Сегодня ему не до вещевой и прочих укромных мест. Он не знал, нужны ли для ночного разговора какие-то особые условия и действия, но... ладно, пусть будет, как будет. Получится - хорошо, а не получится... так на нет и суда нет. Мылся он долго и тщательно, заодно выстирал портянки, и, когда вытершись и развесив портянки, вышел в спальню, многие уже лежали, хотя решётки не задвинуты и свет горит. Ворон тоже лежит, но не спит, глаза открыты. Может, тоже... готовится.

   Гаор, не спеша, тщательно и аккуратно навёл порядок в тумбочке, приготовил себе всё на завтра. Холодно уже в трусах и майке, ладно завтра сойдёт, а вечером он их в грязное скинет и будет носить армейское. А много как армейского: койки, белье... недаром, видно, Сторрам - полковник, почистил склады. Наконец он лёг. Наступили доли - он уже научился их узнавать - предпесенной тишины. Сегодня под праздник, надзиратели вязаться не станут. Уж три песни нам дадут.