Всегда возвращаясь домой - Ле Гуин Урсула Кребер

Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 154

И тогда Экверкве, хотя все знала прекрасно, обязательно спрашивала:

– А кто такая эта Сова?

В общем, они с огромным удовольствием болтали и болтали, словно два ручейка в дождливый сезон.

В Телине я каждый день ходила в библиотеку Общества Земляничного Дерева и читала все подряд по истории нашего края. Один мужчина из Дома Змеевика, родом из Чумо, тоже каждый день приходил туда, и мы с ним иногда беседовали. Он впервые в своей жизни покинул Чумо – он немного прихрамывал – упал в детстве, и ему пешком путешествовать было трудно. Он даже не задумывался ни о каких путешествиях, пока не прожил на свете сорок лет. К этому времени он уже долго и очень успешно лечил людей в Обществе Целителей; у него был настоящий дар, причем дар настолько большой, что целительство порой истощало собственные его силы. Он вылечил так много людей и приобрел так много пожизненных должников в Чумо, что совершенно измучился, пытаясь как-то разобраться с ними, и пришел в Телину, чтобы немного отдохнуть. Он ходил в хейимас к Целителям только петь. Вообще, это был тихий и застенчивый человек, однако рассказывать умел очень интересно. Каждый раз после беседы с ним мне хотелось поговорить еще.

Однажды он сказал:

– Знаешь, Женщина, Возвращающаяся Домой, если бы мы могли разделить с тобой одну постель, я непременно оказался бы в ней, вот только не знаю, где эту постель приготовить.

– У меня в Синшане есть широкая постель, – ответила я, – в доме Высокое Крыльцо.

– В твой дом я предпочел бы прийти как твой муж. А тебе, может быть, вовсе не хочется снова иметь мужа или – такого мужа, как я?

Я действительно уверена не была, а потому ответила:

– Что ж, я поговорю с Виноградной Лозой. Она в юности жила в Чумо. Может быть, ей даже приятно будет на некоторое время поселить в своем доме мужчину из родного города.

Итак, он переселился в дом к Виноградной Лозе и прожил там с нами вместе до Танца Солнца. Мы вместе праздновали Двадцать Один День. Экверкве теперь спала в одной комнате с Виноградной Лозой, а я – с Ольхой. Чувствовала я примерно вот что: если я и хотела мужа, то Ольха был мужем вполне хорошим; однако, быть может, лучше было бы мне все-таки замуж не выходить. Мои мать и бабушка не слишком удачливы были в браке, да и у меня тоже был один муж, которого я покинула без всякого сожаления и никогда больше о нем не вспоминала. С Ольхой я, правда, уживалась отлично, к тому же, женившись на мне, он мог бы оставить измучивших его должников в Чумо, что было бы только справедливо, и начать все заново в Обществе Целителей в Синшане. Это был хороший повод, чтобы нам пожениться. Но я все еще продолжала раздумывать. Ведь я по-прежнему оставалась дочерью Кондора и женой Кондора – довольно невежественной, не слишком умной и развитой, еще только превращающейся в настоящего человека. Я была, можно сказать, сырьем, и мне требовалась хорошая обработка. Хотя мне уже исполнилось целых двадцать шесть лет, по-настоящему из них я жила только девятнадцать – в Долине. В девятнадцать выходить замуж слишком рано. Я поведала эти свои мысли Ольхе. Он слушал очень внимательно, не переспрашивая и не перебивая. Именно это качество в нем мне особенно нравилось – удивительная способность внимательно и молча слушать других. Это был особый дар; и его манера вести себя меня восхищала.

Через несколько дней после этого разговора он сказал:

– Отошли меня назад в Чумо.

– Это же не дом моей матери, – возразила я. – Я не имею права отослать тебя.

– А я не могу оставить тебя, хотя мне следует это сделать, – сказал он. – Я только отнимаю у тебя силы. А то, что я должен давать тебе, ты брать не хочешь или тебе это не нужно.

На самом деле он хотел сказать, что нуждается во мне сам. Он говорил очень страстно и в то же время очень сдержанно, с удивительным самообладанием. И слова его были чистой правдой. Я не хотела, чтобы он нуждался во мне. Но, помимо этого, была и еще одна правда. Однажды водомерка сделала мне подарок, которого я и не хотела, и не понимала, однако все же приняла; и, вполне возможно, именно он-то и составлял до сих пор основу моего благополучия.

И я сказала Ольхе:

– Похоже, мужья на нашей половине дома Высокое Крыльцо надолго в своих семьях не задерживаются; один все время возвращался назад в Чумо, а другой – вообще в чужие края. Тебе тоже нет необходимости жить со мной слишком долго. Ты можешь вернуться в Чумо всегда, как только тебе этого захочется. Так что поживи с нами хотя бы недолго.

Итак, мы отправились в Синшан на праздник Вселенной, но в танцах Свадебной Ночи участия не принимали. Экверкве еще на месяц осталась с Виноградной Лозой, а Тень и Копье перешли жить в дом Сливовых Деревьев, где пустовала комната на втором этаже с тех пор, как внук Ракушки женился и перебрался к жене в дом На Холме. Другая семья, что жила в нашем доме на первом этаже, освободила для нас одну из маленьких северных комнат, так что мы с Ольхой спали там. В Синшане наша жизнь пошла даже лучше, чем в Телине. Он никогда больше не заговаривал о женитьбе и ни разу не напомнил о тех словах, что сказал мне когда-то: что в мой дом хотел бы войти моим мужем. Я помнила об этом, но все еще раздумывала. «Я ни за что не попадусь на ту же удочку, на которую попались мои родители, – думала я. – Я не позволю его страсти поглотить всю мою жизнь. Я сама должна прежде стать настоящим человеком. И тогда если под Луной или при солнечном свете явится такой мужчина, которого я полюблю всей душой, я возьму его в мужья, если захочу». Так оно и шло. Только вот что-то не встречался мне такой человек, который нравился бы мне больше, чем Ольха.

В Обществе Целителей Синшана он вел себя очень осмотрительно, и я многому научилась, наблюдая за его сдержанно-бережными манерами. Он понимал, что кое-кто из не слишком умных людей среди Целителей вполне может ревниво отнестись к его врачебному искусству, и осторожно избегал какого бы то ни было соперничества. А еще ему не хотелось из-за своего дара снова нагромождать пожизненные долги, как это было с ним в Чумо; так что те люди, которым ему разрешалось оказывать медицинскую помощь, были больны либо раком, либо севаи, то есть были не только неизлечимы, но и даже самое малое облегчение дать им было очень сложно. Как-то раз под его опекой оказались сразу трое таких людей, и он постоянно посещал их всех, пел для них целительные песни и заботился о них как мог. И вот однажды кто-то из его завистников злобно сказал: «Этот тип из Чумо кружит возле умирающих, как канюк какой-то!» Он услышал это и страшно смутился. Он ни за что не хотел сказать мне, в чем дело, но я видела, что с ним что-то не так, и расспросила одну Целительницу, по имени Смеющаяся, и она мне рассказала. Я невероятно рассердилась, мне было очень за него обидно, однако ему я себя не выдала, рассмеялась и пошутила:

– Все мне в мужья почему-то кондоры да канюки попадаются!

Я назвала его мужем. Он прекрасно слышал это, но не сказал мне ни слова.

Он просто замечательно ладил с Экверкве, да и Зяблик чувствовала себя в его обществе совсем неплохо. Порой вечерами он пел тихонько, почти неслышно, какую-нибудь из длинных целительных песен, и, когда моя мать слушала его, лицо ее становилось нежным, задумчивым и спокойным. И хотя из-за своей хромоты Ольха никогда не ходил с отарами на Гору Овцы, он все-таки оставался уроженцем Чумо, и овцы ему доверяли, а та коза, которую я когда-то израненной нашла на склоне Горы Синшан, всегда мчалась к нему со всех ног, стоило ей его увидеть. Поскольку и он, и коза оба хромали, зрелище было забавное, особенно когда они, подпрыгивая, шли степенно впереди, а все козы Синшана тащились за ними следом.

Когда умер Девять Целых, я стала исполнительницей Круга Оленя в нашей хейимас, а за этим последовали и другие обязанности. Я чувствовала себя уже совсем уверенно, и порой мне даже хотелось, как то делала моя мать, провести лето в одиночестве где-нибудь высоко в горах, подальше от людей. Но я этого не делала, хотя всегда поднималась в Дом Койота сразу после Летних танцев или перед Танцем Травы.

Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 154