Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей

Кнесна Горяйна ехала рядом – на белой тонконогой кобыле, покрытой малиновым чепраком. Ветер развевал полы синего плаща, надетого поверх легкой кольчуги. Небольшой, отделанный серебром шлем скрывал светлые волосы. Маленькая женщина выглядела сущей поленкой, альбиршей-воительницей, подобной тем, что вместе с войском Велегоста вышли на Четыре Поля. Згур поглядывал на кнесну, с трудом скрывая усмешку. Сам он не спешил надевать бронь. Успеется! Враг далеко, а дни стоят жаркие. Да и не тот воевода, кто первым рвется на вражий строй.

Ярчук был где-то впереди, с дозорами. Второй воевода по-прежнему не стремился показываться кнесне на глаза. В последние дни похода, в суматохе сборов, Згур краем уха услыхал, что лучевские бояре уже подходили к Горяйне с просьбой найти себе супруга, дабы земля не вдовствовала. При этом они вспоминали, что и батюшка кнесны был простым воеводой, к тому же чужаком и даже не венетом. Одни боги ведают, что ответила кнесна, но о разговоре узнали, и какая-то болтливая сорока явно поспешила принести его на хвосте Ярчуку. Уж не с того ли венет заскучал?

Згур выехал из строя и, ударив коня каблуком, поднялся на невысокий холм. Отсюда была видна вся дорога – и стальная змея, ползущая от синей ленты реки. Издалека войско казалось большим, многолюдным, но Згур знал, что только половина обучена держать строй и сносно владеть зброей. За конным отрядом краснели высокие перья – три сотни фрактариев дружно чеканили шаг. На них и была вся надежда, однако из тех, кто когда-то встретил Згура у перекрестка, уцелело чуть больше половины. Остальные были добровольцами из Лучева, и лишь немногим из них приходилось служить в настоящем войске. Кто знает, выстоят ли новобранцы, когда сканды попытаются прорвать их строй?

Комита заметили. «Катакиты» из сотни Гусака, шедшей первой, дружно взмахнули руками:

– Хайра! Хайра! Хайра!

Згур поднял вверх ладонь, отвечая на приветствие, и невольно подумал о том, что мало кто из этих ребят вернется домой. Да и некуда им возвращаться. Поистине, хлеб наемника горек…

Он спустился с холма и вернулся к плещущим по ветру Стягам. Кнесна обернулась, губы еле заметно улыбнулись:

– В порядке ли войско, воевода?

Проще всего было ответить «да», тем более шли дружно, отставших не было, а припаса пока хватало. Но Згур не торопился.

– Отвечу после битвы, кнесна.

– Вот как… Как же ты собираешься победить Лайва, скажи?

Лучше всего отшутиться, ответить, как говаривали великие полководцы в давних байках. Хотя бы…

– Победить не смогу, кнесна. А вот обмануть попытаюсь.

– И как же ты думаешь его обмануть?

Она не приняла шутки. Голубые глаза смотрели требовательно и строго.

– Я не боюсь погибнуть, комит! Но если нас разобьют, погибнет и Лучев. Я отвечаю за него перед богами и душами моих предков. Но войском командуешь ты!

Это был упрек. Ему вновь кидали в лицо знакомое: «Наемник!» И обижаться нелепо.

– Сканды дерутся лучше, кнесна. Один «рогатый» легко справится с тремя ополченцами. Можно задавить их числом – выставить в поле толпу в двадцать рядов с длинными копьями. Но нас слишком мало…

Горяйна слушала, не перебивая, маленькие губы сжались, глаза, не отрываясь, смотрели вперед – на Стяг.

– Зато у нас есть конница. Немного – всего три сотни, но это латная конница, кнесна.

– У них тоже есть конница, – возразила Горяйна.

Згур усмехнулся:

– Нет. Сканды сажают своих воинов на коней, чтобы быстрее передвигаться, но сражаются пешими. Против латной конницы они ничего не сделают.

– Нашей конницей командует Асмут Лутович, – негромко, без всякого выражения, проговорила кнесна.

Згур только пожал плечами. Из трехсот всадников почти двести привел великий боярин. Но не с руки ему предавать, пока Торунсон не разбит.

Горяйна задумалась, наконец, недоуменно поглядела на Згура:

– Не пойму тебя, комит! Если мы нападем на скандов в лесу, наша конница бесполезна. Если в чистом поле – то они сумеют разбить нашу пехоту. Так?

– У вьючной лошади спросили, что ей больше нравится – подъем или спуск, – улыбнулся Згур. – Лошадь подумала и ответила: «Есть еще и третья мерзость – трясина!» В лесу и в чистом поле нам с Лайвом не справиться. Но и он боится леса – помнит наши засады. И поля боится – остерегается конницы.

– Не пойму! – кнесна вздохнула. – Объясни, воевода!

На этот раз задумался Згур. Странное дело, не только в любви, но и на войне не все можно выразить словами.

– Холмы, кнесна. Здесь, за Певушей, лесов мало, зато много холмов. Скорее всего, Лайв будет искать удобную позицию на холме. Это и не поле, и не лес. На холме легко оборонятся – и оттуда удобно бить. Вот этого я и жду…

Да, скорее всего, так и будет. Сканды – мастера строить окруженные частоколом табора. Такой табор всегда хорошо иметь за спиной, когда атакуешь врага.

– Мне нужно небольшое поле, кнесна – узкое, защищенное холмами. Там я смогу построить пехоту и послать в бой конницу. Вот и весь секрет.

– А Лайв этот секрет знает?

Згур усмехнулся, глубоко вдохнул горячий, накаленный в лучах солнца воздух. Ну и жаркий денек впереди!

– Знает, кнесна! Он знает много секретов. Но ему трудно угадать, что именно нужно мне. Поэтому я и сказал, что попытаюсь его обмануть.

– Обмануть… – Горяйна тоже усмехнулась, но невесело. – Сколько тебе лет, воевода?

Намек был понятен. Лайв – опытный воин. Конуг провел в походах больше, чем Згур прожил на свете.

– Мне двадцать лет, кнесна. Но я попытаюсь…

– Значит, ты веришь в победу?

В ее голосе слышалась затаенная тревога. Згур вновь хотел ответить шуткой, но передумал. Кнесна хочет знать правду – и она должна ее знать.

– Верю. Не имею права не верить. Но это будет тяжелая победа.

Первый скандский отряд встретился ближе к вечеру. Сотня «рогатых» занимала небольшое полусожженное село, стоявшее возле шляха. Боя не приняли. Завидев дозорных, сканды тут же ушли, запалив то, что еще уцелело. Ночью дважды трубили тревогу – сканды подходили к самому табору, но вновь не решились напасть.

Так продолжалось еще два дня. Войско двигалось вперед, «рогатые» были поблизости, но в бой не вступали. Зато теперь приходилось идти по пустыне – ни одного уцелевшего села, ни одного колодца. К счастью, по дороге встречалось немало небольших речушек, что спасало от жажды. «Рогатые» даже пытались поджечь лес, но недавние дожди не дали огню разгореться.

К полудню третьего дня вдалеке показались деревянные стены Урома. Згур приказал остановиться, выслав вперед конницу, но вскоре стало ясно – город пуст. Да и не было больше города. Над неровными крышами поднимались клубы черного дыма. Сканды ушли, оставив пожарище и десятки отрубленных голов, сложенных в кучу возле городских ворот. Удушливый запах гари и горящей плоти не давал подойти близко. Згур приказал провести сотни мимо страшной памятки и лишь потом похоронить то, что осталось от горожан. Сомнений больше не оставалось – сканды будут драться до конца. Они не ждали пощады – и не собирались никого щадить.

За Уромом начинались холмы, тянувшиеся к полночи на много дней пути. Згур понял – здесь и быть сражению. Вскоре вернулась разведка, сообщив, что скандский табор находится неподалеку, на вершине невысокой горы. Ночью Згур с десятком всадников подъехал почти к самому частоколу, за которым горели костры и слышалась чужая речь. Все стало ясно. Сканды словно приглашали подойти ближе, к крутым неровным склонам. Когда рассвело, Згур начал выдвигать сотни поближе к врагу, но вскоре дозорные сообщили, что Лайв ушел. Теперь его табор был на другом холме, в нескольких часах пути к закату.

Згур долго сидел у расстеленной прямо на траве мапы. Замысел конуга становился ясен. «Кошки-мышки», старая детская игра, которую знал каждый мальчишка в Буселе. Лайв станет двигаться от холма к холму, ожидая неосторожной атаки. Но это не будет длиться вечно. Стоит Згуру увлечься, отойти чуть в сторону – и Лайв бросит своих «рогатых» на полночь к Певуше. К тому же припасов оставалось в обрез, а среди холмов трудно найти воду. Наверно, сканды заранее осмотрели местность, каждый холм, каждую ложбину, и теперь уверенно чувствовали себя на неровной «игральной доске».