— Действительно, Шамаш, — наконец, справившись со своими чувствами достаточно, чтобы вновь обрести дар речи, не важно, что ее голос дрожал как хрупкий лист на яростном ветру, промолвила Нинти. — Позволь мне…
— Ты действительно хочешь помочь? — взглянув на нее, спросил колдун.
— Ну конечно! — богиня врачевания уже была готова броситься к нему, коснуться своей целебной силой, но печальный взгляд Шамаша остановил ее.
— Ноги — это ерунда, — поморщившись, он поднялся с камня, на котором сидел, повернулся в сторону молодых караванщиков. — Вот кто меня действительно беспокоит. Эти дети. Они никак не могут освободиться от оков беды, по-прежнему находясь в плену. Не важно, что темница давно разрушена, а мучитель ушел, когда самый беспощадный и злой тюремщик — их память…
Взглянув на подростков, Евсей качнул головой. Если Ри держался ничего, то Сати… Вздохнув, он поджал губы, мысленно призывая проклятия на голову Губителя, сотворившего с девочкой нечто столь ужасное, что та перестала быть самой собой… "Великие боги, да она уже и не человек вовсе, а лишь тень, — боль пронзила его душу, когда в голову пришла эта мысль. — Что с ней? Как ей помочь? Что я скажу ее родителям, как объясню…?" — он затряс головой, прогоняя все эти вопросы, понимая, что не в силах найти ни на один ответ.
— В ней нет ничего, кроме скорби… — Шамаш медленно, сильно хромая, подошел к Сати, взял ее, ставшую безвольной рабыней, за подбородок, поднял голову, чтобы заглянуть в лицо…
В глазах караванщицы была пустота и отрешенность. Прикосновение пальцев, соединявших в себе стихии холода и пламени, не прошло дрожью по ее членам, будто тело окаменело, до срока расставшись со всеми чувствами, которые и есть жизнь.
— Да, — кивнул Евсей, вдруг с удивительной ясностью всем своим существом осознавший это. — Губитель порвал нити, связывавшие ее с судьбами родителей. Своей же дорог она не отыскала… — он искал возможность ей хоть чем-то помочь, но что он мог? "Обряд! — озарением вспыхнуло у него в голове. — Нужно провести обряд испытания прямо сейчас!"
Караванщик задумался. Прикидывая то и это, выискивая слова, сомневаясь возможно ли вообще хотя бы заикнуться о чем-то подобном в присутствии богов, не то что попытаться воплотить в действительность, он вновь взглянул на Сати.
"Обряд помог бы девочке найти новый путь… И ведь, в сущности, до ее совершеннолетия осталось всего ничего, только несколько месяцев… — надежда была столь ясна и близка, что, казалось, сделай шаг — и сбудется все лучшее ожидания. Караванщик бросил быстрый взгляд на повелителя небес, стоявшего возле Сати, не спуская с нее глаз. И, видя в них не только сочувствие, но и стремление помочь, он укрепился в вере в то, что задуманное им осуществимо, ведь для бога нет ничего невозможного. Оставалось лишь одно, что не позволяло караванщику высказать вслух свои мысли: — Вот только… Сможет ли Сати преодолеть испытание теперь, когда в ее душе столько боли и смятения, оставшихся памятью о том, что ей пришлось пережить?"
Он вновь взглянул на Шамаша, ища ответ на свои непроизнесенные вслух вопросы.
А колдун тем временем повернулся к Ри.
Юноша смотрел на него со страхом и, вместе с тем, в его глазах была мольба о помощи. Он боялся, что господин Шамаш станет расспрашивать его о случившемся и тогда нельзя будет промолчать, а ответить — невыносимо больно. И, в то же время, он страстно хотел, чтобы бог солнца заглянул в его мысли, узнал то, что так тревожило душу Ри. Пусть небожитель осудит за его слабость, накажет за неспособность бороться. Все что угодно, лишь бы миг высшего суда, столь неотвратимый и ужасный, остался, наконец, позади.
Это все, что ему сейчас было нужно. Прошлое уже почти не тревожило его, когда черные воспоминания успели подернуться, словно легкой дымкой, другими, светлыми и радостными — ведь ему было дано стать свидетелем величайшего события нового времени — победы бога солнца над Губителем. И пусть он почти ничего не понял из увиденного, это было не важно, когда небожители и не ждали от смертных понимания, лишь восхищения и служения.
А затем Ри увидел Сати, ее пустые глаза, из которых ушел свет, сгорбленную спину, опущенные плечи.
— Я… — он понял, что не может просто взять и забыть обо всем, что случилось, вырвав из своей памяти воспоминания, что должен своим рассказом дать им вторую жизнь, а затем, принимая всю вину на себя, готовый к любой, даже самой ужасной каре, вымолить прощение для той, которую он по-прежнему любил, которой сам не мог помочь.
— Не надо, ничего не говори, — остановил его колдун. — Я понимаю: вам многое пришлось пережить. И это прошлое никак не закончится.
— Ради Сати я готов…! - с жаром воскликнул паренек.
— Все не так просто, — он качнул головой, не спуская с Ри печального взгляда полных сочувствия глаз. — Возможно, ради того, чтобы вернуть Сати, тебе придется отказаться от нее.
— Что угодно! — с готовностью воскликнул тот. — Лишь бы она жила, была прежней!
— Она никогда не будет прежней.
— Но как же… — он не мог поверить, что нынешний миг последний, что все надежды бессмысленны и впереди ждет лишь пустота, которую не сможет оживить даже небожитель.
— Не бойся, еще не все потерянно. Даже навеки лишившись прошлого, она сможет обрести будущее, отыскать свою дорогу.
— И счастье? — это было все, чего Ри хотел. Остальное было не важно.
— Нет.
Это краткое слово пронзило душу молодого караванщика насквозь, отзываясь мучительной болью. "Нет… — мысленно повторил он, заставляя себя смириться с судьбой, но он не мог. — Нет! Должен же быть способ изменить… — Ри вскинул голову, взглянул на Сати. В его памяти, всколыхнувшись, вновь начали оживать события минувших дней. — Это я во всем виноват! Она ведь не хотела идти. Я уговорил ее, потащил за собой. Если бы она осталась… Если бы… Все было бы совсем иначе!" Чувство вины заставляло его с безумным упорством искать надежду — и для нее, и для себя.
— Шамаш, а если… если сделать так, чтобы она… чтобы мы оба забыли обо всем случившимся? — он с надеждой глядел на Того, чьи силы были безграничны, Кто был способен сотворить любое чудо, сколь невероятным бы оно ни казалось…
