Теневая месса (СИ) - Кадышева Дарья

Фрески на стенах пугали её. Раньше на них сражались герои Великого Восстания и пировали илиарские боги. Теперь же выцветшие картинки показывали сюжеты казней и смертей. Погребальные костры. Виселицы. Божественные молнии, превращённые в тугие плети и карающие смертных. Их удары слизывали кожу с кости.

Лету замутило. Она отвела взгляд и заметила фигуру в чёрном плаще с капюшоном, стоявшую к ней спиной.

— Что это, чёрт возьми, было? — разлепив сухие губы, процедила она с ненавистью.

— Сон, — пожал плечами Катэль.

— Кошмар.

— Ты правда так думаешь? Неужели всё, о чём мы говорили с тобой на Скалистых островах, прошло мимо твоих чудесных ушек? — он плавно развернулся к ней, сохраняя на лице всё ту же тонкую улыбку.

— Ты о пророческих снах? Прости, но мне как-то не хочется узнавать будущее подобным образом. От такого крыша едет.

Катэль двинулся в сторону, открывая противоположную колонну, которую прежде загораживал своим телом. Лета рванулась, но чары слишком крепко её держали.

Иветта, тоже привязанная к колонне мерцающим красным свечением, верёвкой обивающим её тело, бросила взгляд на керничку. В нём читалось множество вопросов и тревога с примесью страха. Лета попыталась улыбнуться, но вышел лишь нелепый оскал. Сознание продолжало играть с ней, отлавливая трезвые мысли и расщепляя их в пыль. Ей казалось, что она спит до сих пор.

Одно было известно точно — если Катэль хотел убить, он убивал, а не разводил целый спектакль с перестройкой тронного зала.

Пока Лета лихорадочно соображала, как им с Иветтой выпутаться из сложившейся ситуации, Катэль совершил обход по залу, рассматривая скульптуры и фрески. Он никуда не торопился. Застыв возле статуи одной из нимф, он провёл худыми пальцами по её щеке. Чёрный мрамор треснул, и лицо нимфы превратилось в обезображенную шрамом гримасу.

Насколько Лета помнила, в тронном зале никогда не было тёмных цветов. Только белый. Она посмотрела на высокий престол из древнего камня, ожидая увидеть полосы золота и крупные бисеринки драгоценных камней. Но он был обсидиановым и переливался фиолетовыми бликами.

«Что за…»

Лета медленно подняла голову к потолку. Лучи солнца на фреске стали серыми прогалинами луны.

— Что ты здесь натворил? — выдохнула она, чувствуя, как во рту пересыхает ещё больше от беспокойства. — Что с тронным залом?

Катэль оставил в покое нимфу и повернулся к ней.

— Откуда тебе знать, что это есть тот самый зал, вкотором ты была когда-то?

Лета переглянулась с Иветтой.

— Хватит дурачить нас, — проговорила она. — Сними морок.

— Здесь всё настоящее, — Катэль обвёл руками пространство.

— Это магическая иллюзия. Ты дурманишь нам мозги.

Он уже однажды так делал. На Скалистых островах. Заставил её поверить в благоухающий сад, в котором они так мило беседовали, распивая чай с дурманными травами. Тогдаей даже показалось, что она понимает Катэляи его безумную философию.

Он говорил, что люди — опухоль на теле земли. Они отравляют всё, чего касаются. Они гонят и хают непохожих на них, убивают маарну, притесняют эльфов. Им неведомо милосердие. И Лета была согласна с этим.

Но сегодня она видела истину. Человечество, может, и походило на заразу, но не заслуживало той участи, которую приготовил Катэль.

— Отпусти нас, — прорычала Лета и стукнула затылком колонну позади, как будто это могло помочь.

Катэль шагнул к ней, оглядывая девушку с головы до ног.

— Ты не боишься меня, — с толикой удивления проговорил он.

— А ты любишь, когда тебя страшатся? — фыркнула Лета. — Когда падают ниц, моля о пощаде? Это льстит тебе, Безумец?

Катэль не ответил, только наклонил голову к плечу, ожидая продолжения.

— Я думала, ты выше этого, — добавила девушка, отвернувшись.

Чародей приблизился к ней. Глаза горели в темноте под капюшоном.

— Надо же, змея наконец сбросила старую шкуру, — пропел он. — Мне нравится твой новый облик, хоть твои слова оскорбительны, а смелость опрометчива. Я пришёл сюда не затем, чтобы пугать. Страх сладок, но я никогда не питался им.

Катэль поднял руку и скинул с головы капюшон, открывая лицо. Лета машинально отстранилась, пытаясь вжаться лопатками в камень колонны. Парализованное тело не сдвинулось с места.

Серое, морщинистое лицо с пурпурной сеткой капилляров под глазами не могло принадлежать молодому эльфу. Катэлю не было и трёхсот лет. Но сейчас на Лету смотрел старик, с белыми тусклыми волосами вместо каштановых вьющихся, с сухой безжизненной кожей и складкамивозле рта, портившими горделивый изгиб губ.

— Полюбуйся на результат своей работы, — сипло произнёс Катэль. — Это лицо — твоих рук дело.

Лишь глаза, красивые глаза с безупречным золотистым отливом и плутоватыми искрами, казались по-прежнему живыми.

Лета не нашла, что ответить.

Катэль повернулся к Иветте и отвесил ей поклон. Чародейка осталась равнодушна к его облику. Она то и не видела его прежде. Не видела юного эльфийского лица, в чертах которого прослеживались мягкость и угроза.

Взгляд Леты примёрз к новому лицу Катэля, к знакомому ровному носу, чувственным губам иострым скулам, обтянутым испещренной морщинами кожей.

— Я умираю, — тихо сказал Катэль. — Я старею и умираю.

Онпрошёл на середину зала. Его волосы казались бледным пятном на фоне чёрных стен.

— Я потерял способность к теургии после островов и стал быстро стареть из-за того, что заклинание Велины было разрушено, — пояснил он, скользнул взглядом по Иветте, затем вернулся к Лете. — Тогда я стал искать способ вернуть себе бессмертие и теургию. Я не знал, что бывает, когда чары банши разрушаются. Я не думал, что превращусь в старика всего за несколько месяцев. Мне нужны были знания об этом. И тут начали происходить всем известные события в княжествах. Убийство князя, затем его регента. Инквизиция… Я всегда восхищался её методами и этой закоренелой ненавистью к чародеям… И вот Церковь Трёх Восходов правит балом, хотя года не прошло после смерти Твердолика. Не без моей помощи, разумеется.

Девушки недоумевающе смотрели на Катэля. Тот вздохнул, тряхнув головой.

— Неужели мне придётся всё разжёвывать, me limers1? Это я ответственен за всё, что сделала Инквизиция. Я руководил её действиями из тени. Немного простейшей иллюзии, и мой добрый друг Лек Август уверовал в то, что я вестник его богини. Я помогал ему, зачаровывая оружие против чародеев. Таким образом, Оплот больше не будет вмешиваться в мои дела.

Иветта открыла рот, но Лета опередила её:

— Хочешь сказать, что ты сумел всех надуть?

— Одного конкретного человека, — поправил Катэль, поведя плечом. — Верховный служитель оказался достаточно глуп, чтобы поверить в божественное пришествие одного из слуг Матери.

— А, ну да. Они же там все в Церкви двинутые, — бросила Лета, скривившись.

— Ты не представляешь, насколько тыправа.

— Камень Искусника… — неуверенно выдала Иветта. — Это ты его забрал, а не Лек?

— Да, — подтвердил Катэль, повернувшись к чародейке. — Но он не принёс никакой пользы. Он не вернул мне теургию.

— Камень возвращает только магическую силу. Теургия — это Хаос. Это даже не магия.

— Но попытаться стоило, так ведь? — приподнял бровь Катэль. — Лек Август был моими руками и ушами, он приносил мне книги и различные сведения, которые могли бы помочь вернуть молодость и силы. Взамен я обеспечивал Инквизицию всякими изобретениями.

— И Лек не догадался, что ты чародей?

— Он верит, что магия, заключённая в душителях и ошейниках для узников в Обители — дар Матери. Её священная сила.

— Как же тогда ты сам смог колдовать? — спросила Лета. — Теургии нет, но тебе по-прежнему нужно Первоначало.

— Когда я впервые пришёл к Леку, у Инквизиции не было этих устройств. Помогая их создавать, я намеренно сделал исключение для себя, так что мою магию душители не замечают, — терпеливо объяснил Катэль.

— Как такое возможно? Если эти штуки направлены на Первоначало…