Вечная зима (СИ) - Бархатов Андрей

Довольно большой поселок был выстроен из желтого камня. Здесь торговали всем, чем только можно: мясом, рыбой, одеждой, тканями, мехами, древними писаниями и людьми. Торговали и картами мира, правда не полноценными — границы были проведены вдоль Снежного хребта. Продавались и старые сундуки, ключи от которых были утеряны. Ключи также продавались, но они подходили к другим сундукам, находящимся очень далеко (опираясь на отметки на продаваемых здесь же картах). Что в этих сундуках находилось неясно: могло быть как нечто ценное, так и наоборот.

Строй остановился у одного двухэтажного здания, первый этаж которого был буквально уставлен клетками с полуобнаженными женщинами. Большинство клеток стояли в тени, в здании, а некоторые стояли под палящим солнцем. Кожа заключенных там женщин была чуть ли не алой, с рук слезала кожа. В таких условиях выживали немногие. Катрин и остальных дев выгрузили. Девочку посадили в очень тесную клетку, а остальных распределили по другим. Пират со шрамом на лбу поговорил с каким-то до безобразия полным и на вид отвратным мужем, после чего получил от последнего три набитых монетами мешочка. «Тощему царю? Да, заплатил бы он больше…если бы заплатил, конечно, — сказал пират в ответ на предложение толстяка. — Да и я не такой уж дрянной человек, чтобы торговаться с врагом всякого живого в Южных землях». Мужи посмеялись и разошлись. Отойдя к своим повозкам, пират со шрамом написал послание и, прикрепив его к лапке орла, отправили птицу к неизвестному получателю. «Выдвигаемся!», — прокричал он. Прочие пираты седлали лошадей и исчезли с улицы.

Катрин почти не спала. Дело было совсем не в звуках круглосуточно оживленного городка, а в воображении, нескончаемо рисующее ужасные картины. «Боги не позволят мне погибнуть. Они не позволят. Если бы хотели, то погубили меня раньше, ещё в крепости. Я пережила нашествие, пережила маму, я не могу умереть вот так просто», — убеждала она себя, только вот эти убеждения все равно не возымели достаточной силы. «Зачем я вообще ушла из города? Почему не подошла к Гармунду? Может…а может быть своей погибелью я расплачусь за эти глупые ошибки? Нет, не так! Боги, пощадите меня! Пожалуйста, прошу вас. Ну губите меня», — думала Катрин. Крайнее отчаяние привело её к вере в богам, хотя ранее она очень редко задумывалась о подобном.

Наутро к ней подошел тот самый толстяк и оставил у клетки тарелку с едой и наполненное водой блюдце. Девочка немного поела и выхлебала всю воду. Она не сразу заметила стоящего позади толстяка статного мужчину. Борода его была гладко подстрижена, медного цвета кожа частично выглядывало из-под богатых светлых шелков. Налитые черные глаза рассматривали Катрин, но без жалости, а с иной заинтересованностью, с какой обычно выбирают полезный товар. Он протянул ей руку. Катрин отодвинулась назад, ухватившись за клетку. Лицо мужа перекосилось в нагнетающей злости. Ему такое поведение показалось оскорбительным. Он указал толстяку на мешок момент, стоящий у стойки, и, вскинув Катрин на плечо, пошел к своему коню. Катрин брыкалась, плевалась, колотила мужа по спине. Муж не реагировал. Лишь когда она укусила его в плечо, он швырнул девочку на землю, связал и, закинув на лошадь, поскакал прочь. Выбравшись за пределы Рынка, Катрин понемногу успокоилась. К вечеру они прибыли к роскошному поместью, отстроенному на одном из множества располагающихся в той местности холмов.

На крыльце мужчину встретила дева, по-видимому его жена. Одета она была не хуже мужа, но вот выглядела омерзительно. Само её лицо было невероятно уродливым, словно целая армия нещадно прошлась по нему. Руки были сморщены, как у старушки и обвязаны всплывшими жилами. Ноги её были сокрыты под одеждой, а потому оставалось только гадать, как они выглядят. Катрин попятилась назад, но мужчина взял её за руку и подвел к женщине. Последняя крепко обняла девочку со словами: «Тебе больше нечего боятся, моя хорошая. Все уже позади». Она представилась Ламией и добавила, что этот мужчина полностью подчинен её чарам. Ведьма, подумала Катрин, однако такой исход был гораздо привлекательнее, нежели тот, который был ей уготовлен длительным пребыванием в клетке. Ламия усадила Катрин на балконе, подала ей стакан апельсинового сока, а сама удалилась в соседнюю комнату. Вскоре она вернулась, только вот выглядела она очень молодо и привлекательно, точно никогда и не была той противной старухой.

— Ты ведьма? — осмелилась спросить Катрин.

— Нет-нет, я не ведьма, — очень мило улыбнулась Ламия. — Но я пью мужскую кровь. Да, это отличает меня от человека. Владельца этого дома я подчинила себе давным-давно, так как слаще его крови я ещё ничего не пробовала. А ведь скольких я загубила…нет, я не об этом, не слушай меня! Северянка, нет, не бойся меня, ладно? Я хочу помочь тебе.

— Кто ты? — с опаской спросила Катрин.

— Я расскажу тебе все, но пока хочу выслушать твою историю. Ты ведь северянка, я права? Твой слегка грубый голос, акцент, бледная кожа. Твой путь сюда явно полон интересных поворотов!

— Скорее трагических, — заметила Катрин и рассказала Ламии все, что вообще помнила о своей жизни. Местами она прерывалась из-за нарастающего комка в горле, вызванного подступающей грустью и слезами.

— О, дитя, как же я тебе сочувствую, — апатично произнесла Ламия. — Твоя мать была чудесным человеком. Она сделала все, чтобы защитить своего ребенка. Пошла на ложь, предательство, приняла всевозможные унижения ради тебя. Ты должна гордиться ей, как ни кем-либо ещё.

— Я знаю, — утирала слезы Катрин. Ламия прижала её к себе.

— Я была очень наивной в её года. Эта наивность позволила жене моего третьего любовника погубить наших с ним детей. А последующая злость помогла загубить её самым извращенным способом. Только вот от женского у меня совсем ничего не осталось. И если я прекращу пить кровь третьего, то чары мои ослабнут, а я превращусь в обезображенную деву, какую ты имела несчастье наблюдать ранее.

— Почему вы спасли только меня? Как же остальные девушки на Рынке?

— Я ведь не могу приютить здесь всех рабынь.

— Тогда почему я?

— Ты очень молода, и местные порядки ещё не сломили тебя. Спасать сломленных женщин не имеет смысла. Их уже не починить.

— Откуда вы знаете? — возмущенно спросила Катрин.

— Я спасала таких.

— И скольких вы спасли?

— Пятнадцать девочек. Все они живут здесь.

— Я не могу здесь остаться, — Катрин встала с места. — Мне нужно найти феникса.

— Только выбрался с Рынка, а уже рвешься вновь туда попасть. К тому же где ты собралась найти столь редкую птицу?

— В Ашшуре. У Рустама.

— Ты запредельно наивна, моя дорогая, — серьезно проговорила Ламия. — Рустам уж давно мертв, а феникс — рассыпался в пепел.

— Тогда что мне делать? Как отыскать феникса?

— Фениксы давно вымерли. Их ты уже не отыщешь.

— Все равно отведи меня в Ашшур, — настаивала Катрин. Она сомневалась в том, что Ламия говорит ей правду, ибо ею движет желание оберечь девочку от смерти. Осталось лишь убедить её сознаться.

— Если я так сделаю, то ты вновь окажешься на Рынке. А потом попадешь ко мне. Но если тебя сломят, то ты так и останешься там. Я не приду, моя хорошая.

— Тогда волколаки захватят север. И уже дети севера будут страдать. Их не просто сломают. Их уничтожат. Я хочу спасти их. Если у меня будет феникс, я спасу и север, и юг.

— Ты думаешь, я лгу, да?

— Мне кажется, фениксы ещё остались, — Катрин помолчала в нерешительности. — Да, я не верю вам.

— Тогда можешь отправляться в дальнейшие поиски. Я тебя не удерживаю.

— Укажи мне путь.

— Я не буду соучастницей твоего гибельного пути.

— Благодарю вас за то, что спасли меня.

Ламия ничего не ответила. Катрин покинула поместье. На балконе стояла Ламия в окружении пятнадцати девушек — её «дочерей», спасенных с Рынка. Однако выглядели они не как свободные от тягот рабской жизни женщины. Скорее, запертые, но уже в золотых кандалах с мнимой свободой. Напоследок Катрин попросила у Ламии хотя бы лошадь, но та промолчала в ответ. Девочка не настаивала. Она вышла за ворота и осмотрелась. Она не знала, куда идти. Знай она хотя бы направление одной из частей света, то смогла бы сориентироваться. Однако один указатель у неё все же был. Взвалив сумку на плечо, она направилась к песчаной пустыни, который едва виднелся за холмистой местностью. «Пустыни есть только на Крайнем юге, — подумала она. — Туда мне и надо». Потратив половину дня на пересечение тройки холмов, она решила сделать привал на последнем. Достав зачерствевшие сухари из сумки, она уселась в траве, разглядывая смутную границу, разделяющую зеленые и желтые края. Чем дальше травяное поле уходило от холма, тем больше обрастало проседью. Темная почва сменялась золотистым песком. А дальше — бескрайние просторы песчаного моря, уходящие к горизонту, над которым навис палящий диск, закрепленный на чистом голубом фоне.