Властелин Безмолвного Королевства - Кук Глен Чарльз

– Если у меня остановитесь, придется помогать. Можете в пекарне подсобить, а девчонка пусть кашеварит.

– Вот это вряд ли, Скарре, – усмехнулся брат Свечка. – Если ты, конечно, отравиться не хочешь. Она тоже поможет в пекарне, будет на подхвате. Только руки не распускай.

Скарре понимающе кивнул.

Сочии не нравилось слушать, когда ее обсуждают, но она уже достаточно странствовала за пределами Карон-анде-Лета и научилась сдерживаться. Хотя бы на первые несколько минут.

– Главное, чтоб отработала свое.

– Отработает. Она славная девушка. Ей просто надо показать, что делать.

По лицу госпожи Скарре было видно, что слова монаха ее не убедили.

Хозяин из Скарре получился не самый радушный: гостям пришлось трудиться не покладая рук. Понятно, почему в его доме не останавливались другие беженцы. А беженцы в Каурене жили почти в каждой мейсальской семье. Вечером измученные брат Свечка и Сочия отправились на ужин к семье Арчимбо.

За весь день Сочия пожаловалась лишь однажды.

– Могу отвести тебя в за́мок, – предложил монах.

– Не надо.

– Не придется больше тесто месить и терпеть госпожу Скарре, которая огрызается на тебя лишь потому, что ты молода и красива.

– Эта женщина безумна. Она сама-то на муженька своего смотрела? Потный весь и волосатый, как медведь. И толстый. Но в замок я не пойду. Они воспользуются мною, чтобы крутить Реймоном.

Сочия была права.

Вот и еще один повод для тревоги.

В Каурене полно было членов Конгрегации. Эти фанатики не погнушаются использовать девушку в качестве оружия, а Реймон уже показал всем, что это его уязвимое место.

За ужином брат Свечка в основном молчал, разве что ответил на несколько вопросов Кедлы о своих приключениях. После еды начали собираться главы местных мейсалян. Монах устроился в темном уголке, чтобы просто послушать. За время его отсутствия здесь многое изменилось. В Каурене теперь властвовало отчаяние.

Вопросы веры на встрече не обсуждали. Эта перемена бросалась в глаза сильнее прочих.

Говорили только о насущном. Уходить ли ищущим свет из города прямо сейчас, пока пути к отступлению не отрезали патриаршие войска? Решиться ли на путешествие зимой? Бежать ли в крепости Альтая, в которых неизвестно еще, хватит ли на всех еды? Остаться ли в Каурене, понадеявшись на бротские интриги и проснувшуюся в герцоге Тормонде решимость?

Судя по разговорам, надежды на то, что герцог даст отпор захватчиком, было мало. А даже если и даст – получится ли из этого что-нибудь хорошее? Да и в дружескую помощь Питера Навайского верилось с трудом.

– Чтобы продолжать свои свершения в Диреции, Питеру нужна поддержка бротской церкви, – ответил кто-то, когда еще кто-то заикнулся о том, что Питер может прислать армию и заявить свои права на Кастрересон.

– Питер не может отвлечься – на него наседают князья Аль-Халамбры, – произнес другой голос. – Да еще он в Артесипею войско послал.

– Ничего не решится, пока в Броте не изберут патриарха.

– Но главнокомандующий-то не сидит сложа руки.

– Герцог Тормонд все решит.

– Прошу прощения, – сказал брат Свечка, и в комнате тут же воцарилась тишина. – Все эти разговоры пусты, пока нам неизвестен исход сражения.

– Какого сражения, совершенный? – удивился Раульт Арчимбо.

– Сэр Эарделей Данн пытается спланировать решающую битву. И думаю, патриаршие силы хотят ее избежать: до сей поры они успешно пользовались тактикой «атаковал – отступил». Но битва непременно будет, а решимости кауренцев для победы маловато. Что я посоветовал бы? Готовьтесь пуститься в путь, но подождите исхода сражения. Если победит сэр Эарделей, мерзнуть и пережидать зиму в горах не придется. А если он проиграет, патриаршие войска возьмут город, но не сразу. Всем хватит времени, чтобы уйти.

Дюжина мейсалян заговорила разом, началось бурное обсуждение. Все соглашались с братом Свечкой, но спорили друг с другом. Некоторых по-прежнему манили твердыни Альтая.

– Я иногда проповедовал в Альтае, – сказал монах. – Раз зимовал там – не в одной из продуваемых всеми ветрами старых крепостей на вершине, а внизу, в долине, где умеют пережидать суровую погоду. И все равно мне было холодно и тоскливо.

Снова споры. Прошлым летом все присутствующие мужчины побывали в Альтае – готовили крепости на случай, если слабая коннекская власть оставит ищущих свет на милость безжалостной и ненасытной бротской церкви. Все знали о том, как суровы тамошние горы. Именно поэтому и выбрали Альтай в качестве последнего убежища.

– Так вот она – демократия в действии, – сказала Сочия брату Свечке по дороге назад в пекарню.

– Именно.

– Теперь я понимаю, почему решения чаще всего принимаются другим способом.

– Можно сказать, что это как раз сильная сторона: никто ничего не предпринимает, все спорят, и глупости им делать просто некогда.

В ответ девушка лишь презрительно фыркнула.

Каждый день люди бежали из Каурена. Постепенно улицы опустели. Те, кто остался, не выходили из дома, молились и терзались все более мрачными предчувствиям.

Брата Свечку мрачные предчувствия тоже одолевали, и даже сильнее прежнего. Герцог Тормонд наконец решился что-то предпринять. И никого не волновало, правильное ли решение он примет. Вся страна возликовала потому лишь, что он решился.

Монах не ходил туда, где рассказывали сплетни. Он и сам вполне мог представить себе, что творится на поле боя: ни на что не годные толпы плохо обученных кауренцев под предводительством таких же неопытных военачальников носятся по округе, пытаясь выловить вражеских разведчиков и фуражиров, и терпят одно поражение за другим. После крупных схваток поля на востоке от Каурена покрываются трупами павших героев. Истинный размах катастрофы никто не осознает, потому что мелкие поражения происходят не одновременно и в разных местах. В какой-то момент толпа кауренцев вынудит главнокомандующего сделать выбор – отступить или же показать им, как на самом деле нужно воевать.

Но надежда все-таки оставалась. Брат Свечка очень рассчитывал на рыцарей Изабет. Они опытные воины и могут возглавить неумелых коннектенцев, к тому же тяжелая кавалерия давала огромное преимущество. А еще Тормонд завербовал тысячи наемников и нашел рыцарей, готовых служить за деньги. Численностью коннекское войско значительно превзойдет патриаршее.

Сочия расстроилась. Ей не удавалось работать так, как хотел Скарре. К счастью, спрос на хлеб упал. Правда, пекарь очень рассчитывал, что он снова вырастет, когда в город вернутся голодные солдаты.

Брат Свечка месил тесто, а сам в это время предавался воспоминаниям и бесконечным сожалениям. Он понял, что битва состоялась, еще до того, как услышал новости. И понял, что исход ее нельзя назвать благоприятным.

– Сочия, нам пора. Собирай вещи.

Улицы заполнились народом. Все устремились на северо-восток – узнать, какая судьба постигла родных и близких. Паника распространялась, словно чума, а с ней и жалобные вопли. Если правдива хотя бы десятая доля слухов, Каурену уже не оправиться.

Но сейчас в город вернулись те, кто сбежал с поля боя еще до начала сражения. Им нужно как-то оправдать свою трусость, вот они и плетут небылицы, а их болтовней питаются слухи.

Брат Свечка предупредил только Сочию, но теперь он внезапно оказался во главе целой процессии ищущих свет, в которой шли и все участники вечерних посиделок у Арчимбо. Семья кожевника наотрез отказалась оставлять Кедлу. Всего за несколько дней они твердо уверились в том, что Каурен обречен, а Конгрегация с помощью патриарших солдат истребит в городе всех еретиков, неверных и сторонников вискесментского патриарха.

Монах убеждал себя, что волнуется он за здоровье Кедлы и будущего ребенка, а не потому, что она задержит их в пути. Убеждал и сам себе удивлялся.

Его преследовал страх. Въедливый, мучительный страх, пожирающий разум. Он боялся, что окончательно перестал быть совершенным. Но больше всего он боялся созданий Ночи.