Аленький цветочек - Разумовский Феликс

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146

Что неизменно поражало Льва Поликарповича во время возвращений из всяких коллективных поездок, будь то командировки либо туристские мероприятия, – это скорость, с которой на вокзале или в аэропорту рассыпается ещё недавно такой дружный и спаянный походный коллектив. Стоит исчезнуть внешним условиям, заставлявшим несколько человек держаться друг друга, – и каждый оказывается сугубо сам по себе. Люди, несколько Недель разделявшие все неизбежные стрессы путешествия и при этом, кажется, накрепко подружившиеся, эти самые люди без оглядки устремляются каждый в свою сторону – притяжение близкого дома и привычной обыденности оказывается на порядок сильнее, чем походная общность. Не говоря уже о случайных попутчиках, которые четверть часа назад чуть ли не исповедовались друг другу… и вот уже бегут по перрону мимо и прочь, а если доведётся снова столкнуться в метро, старательно сделают вид, будто не заметили и не узнали. А может, действительно не заметят и не узнают…

Звягинцев поехал из аэропорта домой на такси. Перед выездом на трассу происходили какие-то дорожные работы, машинам приходилось пропускать встречных, и притормозившее такси догнал автобус, на котором ехали в город Виринея, Алик и Веня. Автобус шёл до метро; было пять с чем-то утра, и метро должно было скоро открыться. Открыться и увезти ребят – каждого по своей ветке… Потом такси миновало узкое место, и автобус, маячивший за кормовым стеклом, окончательно потерялся вдали.

Короткий отрезок Московского проспекта, башня-шпиль, поворот на Бассейную…

Расплатившись с водителем, профессор привычно взглянул вверх, на свои окна. Они были темны. Лев Поликарпович вздохнул и как-то особенно остро осознал, что дома его никто не ждал. Совсем никто.

И там, между прочим, не было ни крошки съестного. Пустой буфет и размороженный холодильник.

Кнопик, счастливо не подверженный ни философствованию, ни комплексам, уже обнюхивал знакомое дерево, собираясь задрать возле него лапку: «Всем привет! Я вернулся! Я дома!». Лев Поликарпович подозвал пёсика, взял его на поводок и, не заходя домой, отправился в ближний круглосуточный магазин. В симпатичном подвальчике помимо человеческой еды продавались корма для животных. И, в отличие от многих других предприятий торговли, туда пускали с собаками.

Продавщица, помнившая Звягинцева в лицо, приветливо с ним поздоровалась. Магазинная кошка, рыжая Машка, вообще-то не жаловавшая Кнопика, ради разнообразия не стала ни раздуваться, ни шипеть – вероятно, оттого, что по причине раннего часа зрителей было немного. Лев Поликарпович обозрел изобильные полки и понял, что совершенно не хочет есть. На самом деле после гибели Марины он даже любимые когда-то деликатесы прожёвывал, словно труху, почти не чувствуя вкуса. Заправлял себя пищей, словно автомобиль бензином. Как говорят у нас в народе – отводил черёд.

– Мне, пожалуйста, два кило «Чаппи», – сказал он продавщице. – И ещё «ужин холостяка».

Если туристы, по мнению отечественной консервной промышленности, только завтракают, то холостяки, согласно этой же логике, токмо и единственно ужинают. Пресловутый продукт представлял собой нечто неопределённо-мягкое, запакованное в особую фольгу для разогрева в микроволновке. Этикетка подробно и красочно информировала о пищевой ценности содержимого. Лев Поликарпович не глядя сунул пакет в дорожную сумку и двинулся к выходу. Вот чего ему действительно хотелось, так это легонько подстегнуть время. Скорей бы миновало ещё несколько часов и стало возможно, не рискуя прослыть невежливым и настырным, плотно заняться вопросом установления связи с Володей…

В родном подъезде было сумрачно и накурено, в углу темнела подозрительного вида лужа. Домофон и консьерж при входе оставались делом будущего, а кодовый, в три циферки, замок был, как показывала практика, «от честного человека». Из почтового ящика торчали мятые «уши» газет – сколько Звягинцев ни договаривался на почте, организовали-таки плотную бумажную пробку, верный ориентир для специалистов-домушников. Зато теперь, спохватившись, месяц небось будут у себя всю корреспонденцию складывать… Опорожнив ящик и разыскав среди вороха никчёмных реклам весточку из Йельского университета, Звягинцев поднялся к себе, отпер входную дверь и по телефону дал знать на пульт охраны – клиент такой-то, свои. Потом разделся, насыпал корма собаке и, забыв в сумке «ужин холостяка», устало вытянулся на диване. Хотя старому холостяку, притом ведущему «светский» образ жизни, вроде самая пора была бы ужинать на рассвете…

Спал Лев Поликарпович недолго и некрепко. Когда несусветная рань превратилась в обычное человеческое утро, он выбрался из-под колючего пледа и принялся действовать.

Почему-то волнуясь, он набрал знакомый номер Гришина. Первое время в экспедиции ему требовалась для этого записная книжка, потом выучил наизусть… Нет, чуда не произошло – в ответ послышались длинные гудки. равнодушно-размеренные, вселяющие отчаяние в душу. Звягинцев нажал отбой и, порывшись в справочнике, позвонил на телефонную станцию, ведавшую Володиным номером. Там попросили подождать, потом подтвердили, что данный телефон не работает.

– Так. – Звягинцев в сердца" бросил трубку, взял трость и, потрепав сытого и сонного Кнопика по ушам – будь молодцом, охраняй квартиру! – снова вышел из дома.

На улице успел затеяться дождь. Очень питерский, мелкий, занудный, напоминающий о том, что лету наступает конец. Из окна Звягинцеву казалось, что снаружи просто висела в воздухе какая-то морось, но прямой контакт заставил его пожалеть о зонтике, не взятом с собой. Тем не менее, возвращаться Лев Поликарпович не стал. Не ради суеверных соображений – просто из упрямства. Поглубже надвинул шляпу, наискось пересёк мокрую ленту улицы и парком, по пустынной аллейке направился к станции метро. Благо было недалеко.

Спустившись по эскалатору, профессор только тут как следует понял, до чего отвык в экспедиции от метро.

Самые обычные реалии порождали, ассоциации в духе только что покинутых таинственных саамских болот. Поезда выныривали из тоннелей, словно чудища из нор. Хищно сверкали прожекторами и плотоядно урчали, заглатывая пассажиров… Звягинцев покорно дал очередному чудищу себя слопать, сел с краю, у поручня, и принялся мысленно подгонять подземный экспресс. Рядом с ним в вагоне ехали люди, которым не было ни малейшего дела ни до загадочно сломавшихся телефонов, ни до зашифрованных рукописей, почти из рук в руки перешедших от отца к сыну сквозь шестьдесят лет… На противоположном от Звягинцева сиденье, на месте для инвалидов, развалился ранний пьянчуга. Каждые несколько минут он порывался улечься на вагонный диванчик и задрать на него ноги в грязных кроссовках. Сидевшая рядом старушка, Божий одуванчик, даже поднялась, улыбаясь этак по-матерински – поспи, дескать, сыночек, а я уж постою… Однако на освободившееся посадочное место тотчас приземлилась влюблённая парочка, которая явно не разделяла бабкиных извращённых понятий о материнстве. Должно быть, ехали по домам со свидания, плавно перетёкшего из «ужина холостяка» в «завтрак туриста»… Легко одетые парень и девушка явно продрогли и теперь грелись изнутри, передавая друг другу тёмно-зелёную баночку. Глядя на них, Лев Поликарпович твердо решил по дороге домой купить такой же джин-тоник, но тут старушка, которую столь нахально лишили возможности проявлять христианское милосердие, возмущённо застучала клюкой и принялась поносить молодёжь. Профессор отвёл глаза прочь, перестав смотреть на людей.