Гады. Старая кожа (СИ) - Сергеева Александра

Не в обычную обывательскую запашную куртейку из плотной ткани. В настоящий воинский кожаный керт, застёгивающийся металлическими бляхами. Несколько тяжеловато, но Дон содрал с него тонкие металлические пластины. Воином он так и не стал — воевал за это с каштартаном до последней капли слюны старика. К чему эта докука, если он сложившийся гад и потенциальный дезертир? Нет, кое-как махать саблей пришлось научиться, дабы не прослыть уж законченным хлюздом. Но Дон активно культивировал среди приближённых каштартана мысль, что пойдёт по учёной стезе. Количество часов, проведённых в библиотеке, подтверждало его байку, и от него быстро отцепились.

— Паксая, ты письмо для матери приготовила? — поинтересовался он, затягивая ремень.

— Приготовила, — буркнула та и отвернулась.

Прекрасные чёрные глаза Лэйры сощурились в смотровой щели арофатки. Из-под платка пробубнили:

— Она сомневается: стоит ли? Нет, понятно, что Татону жалко. Потерять сразу обоих детей… Врагу не пожелаешь. Но…

— Потерять да, — сухо подтвердил Дон, проверяя содержимое поясной сумки. — А узнать, что они спаслись от костра, нет. Татона была единственной подругой вашей матери. Уверен: она знала о её сущности. Как бы ваша мать не осторожничала, без посторонней помощи гадине не обойтись. Ваш отец, кстати, тоже доверял Татоне больше, чем другим. Значит, Татона должна быть готова к чему-то подобному. Мутации передаются по наследству. Я ж тоже не случайно такой. Трудно поверить, будто в нашем роду лишь один всевидящий: я. Эта нелепая кличка просто бесит! Жаль, что о всевидящих мы почти ничего не нашли. Какие-то слухи да басни. Видать, такие субчики были зверски засекречены. Короче. Думаю, Татона подозревает, что её дети замараны гадством. И мы ей это сообщим. И про меня, и, будто бы у Паксаи оно тоже имеется. Это облегчит женщине разлуку. Дети ж от костра спасаются, а не в запой уходят, — закончил он митинговать и экипироваться одновременно.

Сейчас они с сестрой торчат в библиотеке — эту гипотезу забили в головы нескольких слуг. В предсвадебной суете до библиотеки никому нет дела — о них до пропажи невесты даже не вспомнят. Весь багаж в количестве четырёх набитых рюкзаков припрятан в надёжном месте. Паксая их самолично изготовила, ибо местные кожевенники не могли предложить ничего лучше.

Лэйра стянула с головы развязанную арофатку и машинально отёрла лоб. Её злило, что они разделяются, что брату с сестрицей предстояло уходить первыми. Умом разумность этой меры она понимала. За десять лет их практически не видели врозь. Дело даже не в перестраховке — Дон физически не мог отпускать девчонок хоть сколько-то далеко от себя. Вот тут-то и начинал фордыбачить блок защиты системы. И если они исчезнут одновременно, это моментально наведёт на мысль о побеге. А бегунов каштары умеют ловить по горячим следам — не лохи какие-нибудь. Вот Дон и просчитал, какая гипотеза исчезновения двух каштарий приведёт к максимальным затратам времени по её отработке: похищение. Кроме прочего, отработка этой гипотезы привяжет Нуобата к ограниченной территории собственного цээрата. И к западной границе он немедля пошлёт отряд, дабы предотвратить вывоз девиц из страны в Империю. На севере земли жениха и его родичей — туда гипотетические похитители не сунутся. На восток тоже. Нуобат непременно отрядит кого-то на юг: там порты и прямая дорога морем в Империю. Отсюда вывод: они с девчонками двинут на север. Помимо того, что там окопался жених, в северных горах больше шансов отыскать военную базу — Дон нашёл скудное упоминание о подобных предпочтениях древних.

Исходя из этих соображений план побега нарисовался сам собой. Сначала он выводит из крепости Паксаю — за ними не шпионят так прилипчиво за ненадобностью. Потом забирает у барышника двух купленных лошадей — Нуобатовыми попользоваться не выйдет. Не явись Лэйра на сегодняшний парадный обед в честь жениха, поднимется хай — поэтому явится, как миленькая. Зато её ежедневная послеобеденная конная прогулка подозрения не вызовет — не зря же приучали к ней окружающих долгие два года. Лэйра прихватит малолетку и рванёт в условленное место. Пока её хватятся, наступит вечер, а ночные поиски всегда бестолковы и неконструктивны. Особенно на ограниченном участке предполагаемого исчезновения. До побега невесты допетрят нескоро. Пока суть да дело, беглецы смоются подальше.

— Двинули? — подмигнул ей Дон и отодрал от стены потайную дверку.

В этом каменном сарае на самом отшибе крепости был отличный подпол, где они свили подполье. Отсюда за крепостные стены вёл подземный лаз, разведанный вдоль и поперёк. Через него первая партия беглецов и проникнет сначала в город за стенами, а затем в лес. Лэйра задраила за ними люк, вздохнула и потопала на выход. Дон проконтролировал её отступление и помчался догонять сестру.

— Лэли, не будь мямлей! — с деланным недовольством отчитывала сестру каштария Лэйра. — Мне плевать на то, что ты забыла. Чем бы оно ни было, ты молча отправишься гулять.

Система слежения уведомила, что оба объекта покинули конюшню и продвигаются стандартным маршрутом: конюшня — ворота замка. Дон демонстративно порылся в седельной сумке и хлопнул себя по лбу. Он торчал у присутственного дома почти у самых ворот — сюда стекались все, у кого была нужда до барина. Нуобат проводил тут большую часть дня — ответственный был руководитель. Вот и сейчас он стоял на крыльце — беседовал с управляющим и какими-то торговцами. Рядом возвышался каштартан провинции Хураб и по совместительству одноимённый жених. Он увидал девчонок и забеспокоился: не по душе ему эта прогулка. Парень, кажется, и вправду втрескался в невесту по уши. Дон сочувствовал его грядущей потере. Но утешал свою совесть тем, что эта потеря однозначно во благо влюблённому.

Вот, коснись его такой выбор: к алтарю гадину или на костёр — он бы выбрал костёр. Бес его знает, как каштар Лэрин мог уживаться с такой — скорей всего просто не знал. И ему очень повезло с преждевременной кончиной супруги. Не успела та за пятилетку знакомства ничего начудить. А проживи она чуть дольше, обязательно бы подставилась сама и подставила заслуженного мужа. Ну, не могут гадины себя контролировать всегда и во всём. Слишком опасно постоянно знать о чувствах окружающих и делать вид, что ничего не знаешь. А они ещё и бабы. У этих и собственные эмоции периодически зашкаливают, и чужие на башку сыплются — гарантированный провал, если долго торчать на одном месте. Дон даже подозревал, что мать сестричек не собиралась прожить с мужем долгую счастливую жизнь. Заполучила наследниц, чуток подняла под защитой мужа и айда.

Он десять лет вёл сравнительный анализ между Лэйрой и Паксаей в смысле душевного развития подростка женского пола. У сестрёнки всё протекало нормально: кто-то нравится, кто-то не нравится, кем-то она могла ненадолго увлечься, кого-то дико не переваривала. Короче, всё, как у всех. Для гадины все окружающие делились на своих и чужих. Свои это объекты её системы: однозначно замечательные, не подлежащие критике, не ставящиеся под сомнение. И всегда рядом любой ценой, которую она, не задумываясь, заплатит. Все остальные просто люди: безликие, вызывающие интерес только с точки зрения мотиваций по отношению к её системе. К примеру, она никогда не покинет Дона. В лепёшку расшибётся, чтоб ему жилось хорошо, но никогда не полюбит его — аллилуйя! Он сомневался, что она и кого-то другого способна полюбить, как простая баба. Её специфическая любовь к своим носила крайнюю степень тяжести, но не была любовью — только жестокой необходимостью их иметь. Настолько жестокой, что за этим только смерть. Можно было понять Нуфию, что рискнула выйти замуж: тётка пыталась создать собственную систему. Жаль, что муж в неё не входил. Впрочем, Дон мог и ошибаться.

Он мог бы подкорректировать Хурабату настроение, но Лэйра справилась своими силами. Парень расслабился и вернулся к проблемам тестя. Девчонки чинно проследовали мимо и выбрались на широкий внешний замковый двор. Дон как раз закончил сокрушаться по поводу дырки в голове. Столько ехал, так спешил, а главное, что хотел передать каштартану, забыл. Посетители перед ним в очереди сочувствовали, за ним радовались. Он поправил капюшон, из-под которого торчала борода, и потащил коня на выход. Каждый, кто хоть на миг увидал его лицо, мог бы поклясться, что никогда не видел этого мужика.