Посох Мерлина (СИ) - "Любимчик Мориарти"

Апрель всё же пронёсся в ярком вихре красок из-за наступающей весны и приехавшего в Гринчвилд волшебного театра. В нём зрители буквально попадали в тот цветастый и беззаботный мир, где жили герои пьесы, пока атенеум осматривали из-за пропажи солтора. Сначала всё было до ужаса скучно: благородная леди испанского двора влюбилась в пирата, но все оказались против такой любви. Но вскоре часть подростков осталась на суше, где оказалась на помпезных приёмах с пиратом, который пытался обмануть всех высокопоставленных господ, представляясь графом. Другая отправилась с новоиспечённой пираткой в море, где сразилась со штормами и водяными чудищами. Но и те, и другие из-за слухов, немыслимым образом проникающих во все порта и на все балы, знали о том, как живётся притворщикам в их неродных стихиях, из-за чего особенно ярко переживали воссоединение пары. Или же смерти лжецов, если их действия оказывали плохое влияние на пиратку и графа.

После этого представления девушки и юноши какое-то время ходили вразвалочку или любезничали, поедая виноград, копировали поведение героев и их одежды. Директрисы сквозь пальцы смотрели на то, как на следующий день чуть ли не все ученики пришли на обед в костюмах пары, а потом активно делали вид, что время отбоя ещё не настало. И недостаточно строго контролировали совершеннолетних учеников, пропавших куда-то из Церемониального зала в Белтейн.

Брендон с Китом и Мелани хоть и хотел пойти в секретное место выпускников, но Мерида с неизменным сарказмом в голосе озвучила провальность этой идеи. Поэтому мальчикам, волосы которых на целый вечер превратились в густую листву, прикрывающую закрученные рога, и Мелани с крупными цветами в причёске пришлось развлекаться иначе. И вытаскивание Эриды в центр поля на заднем дворе Гринчвилда показалось им весьма забавной идеей. Хотя бы потому что из толпы, которая собралась у Майского столба{?}[«Майское дерево» или же «майский шест» иногда называют столбом. Он символизировал у англосаксов шест бога, оплодотворяющего землю. К верхушке шеста подвешивали большой венок, который, как и само древо, украшался цветами и лентами. Шест становился центром майских гуляний: вокруг него водили хороводы, устраивали игры. Здесь майский столб частично несёт в себе дань уважения традициям Белтейна и авторскую задумку: столб полностью украшен эльфийскими цветами, и если во время танцев случайная пара людей не специально дотронется до одного и того же цветка, то в скором времени влюбятся друг в друга.], выскочили и Стефан с Алексом. И они очень сильно хотели потанцевать со слишком горделивой для подобных вещей мюридхаудкой под весёлые звуки дудок и скрипок.

В тот вечер всего в нескольких метрах от них на лавочке сидела Кэролайн в надежде, что её пригласят на танец. Фосети куда-то опять пропал, будто бы опять решил избегать её и делать вид перед толпой, что она ему неинтересна. И это начинало злить. Да и тот факт, что Ретт, который внезапно начал предпочитать затворничество поклонницами, упорно не хотел покидать её мысли. А Фосети… Не может же это постоянно идти по одному и тому же кругу в сотый раз! Очевидная симпатия — игнорирование — раскаяние — опять симпатия. Он же совсем недавно сам начал звать её гулять, а теперь опять непонятно где ходит.

Поэтому когда Фосети всё же пришёл и устроился рядом, Кэролайн с демонстративным холодом в голосе поинтересовалась, где он был.

— Разговаривали с Киллианом, — последовал ответ. — А что?

— М-м-м, — протянула Дан, достаточно злая для того, чтобы не скрывать своих эмоций. Может быть, ещё месяц назад она бы и промолчала, но после того случая в подвале её терпения перестало хватать на подобное отношение к своей персоне. — Я думала, что ты опять меня избегаешь. Знаешь, мы уже несколько раз это проходили, не хотелось бы делать это снова.

— Я не стал бы так поступать с тобой. Не снова.

— Ну да, ты и в те разы так говорил, но всё равно игнорировал меня. Себастиан как-то рассказывал мне, что некоторые люди просто любят пользоваться чужим вниманием, а, когда перенасыщаются им, просто уходят.

— Это ты так хочешь узнать, почему я себя так вёл?

— Да, хочу.

— Когда я поцеловал тебя… Знаешь, раньше я никогда не испытывал таких чувств, поэтому, наверное, испугался. Ты — кайндаймхка, о которой я ничего не знаю, слишком непохожа на всех моих друзей. И они бы это обсуждали. Ну обсуждали бы, что я теперь с той, кого едва знаю. А потом, перед Йолем, я не знаю, что с тобой случилось, но ты стала себя вести иначе. Будто тебя подменили на какую-то… только не обижайся, но на унылую оборванку. И ты так сильно защищала всех этих артифов, будто ты была им. Теперь понимаешь, почему я отстранился?

— Но ты же говорил, что тебе было бы всё равно, если бы я оказалась арт… первой в своём роду, — тихо ответила Кэролайн, ощущая, как потеют ладони.

— Пожалуйста, давай мы не будем опять ругаться из-за этих идиотов-артифов — ты не одна из них, тебе нечего опасаться. И ты замечательно знаешь моё к тебе отношение.

— И почему тогда ты пригласил меня в тот день, раз я была такой непримечательной для тебя? И ты рассказывал мне не только о звёздах, когда мы гуляли!

— Ну… да? Мы же общались, про одни звёзды говорить неинтересно, — не понял Фосети. — Наверное, в тот день ты резко перестала вести себя как Паркер и все эти глупые девчонки. Ну знаешь, из серой мыши опять стала собой, — неловко заключил он, глядя куда-то перед собой. — Хотя мне нравилось, что ты красилась.

— Значит, я правда тебе нравлюсь? — спросила кайндаймхка, решив расставить все точки над i. Ей было всё равно, что придётся скрывать всю свою жизнь за стенами Гринчвилда от него, если он признается в своих чувствах. Ведь всё таки он говорил с ней не только о звёздах.

Фосети кивнул и приобнял Кэролайн ровно в тот момент, когда небо над Гринчвилдом озарил фейерверк.

***

Лишь редкие ученики решили остаться в атенеуме, когда Миранда объявила о внеочередных каникулах, которые можно было наконец-то провести дома. Многие родители не стали дожидаться, пока их дети упакуют чемоданы и проделают долгий путь от синодов до домов, поэтому толпы родственников стояли под окнами замка. И после шумного долгого дня, когда все разъезжались из Гринчвилда, он стал казаться обителью одних лишь призраков. Мрачный, серый, с высокими башнями на фоне зелёной травы и серо-синего моря, атенеум выглядел таким лишним на этом цветущем всевозможными цветами и пахнущем разнообразными ароматами обрыве. Но было в нём нечто притягательное, манящее в гибких стволах деревьев, которые вплотную росли к древним стенам, в птицах, круживших над крышей. Может быть, этот гигант, сохраняющий прохладу в своих коридорах и запах моря в комнатах, никак не мог покинуть мысли некоторых учеников, поэтому через пару дней после начала каникул они всё же вернулись в Гринчвилд. А может, они просто надеялись достойно подготовиться к экзаменам вдали от чрезмерно шумных родственников.

Фосети вернулся в Гринчвилд спустя неделю каникул, так как его отец решил, что сыну лучше выучить все предметы к финальным экзаменам. Киллиан пробыл дома чуть дольше, но потом уговорил родителей отпустить его обратно в замок, чтобы тоже начать готовиться. И хоть его родня не была в восторге от идеи отпустить сына в место, где тот пробыл безвылазно полгода, в полном составе провожала его до ворот Гринчвилда. В тот же день вернулась и Эрида, но совершенно одна, с взъерошенными волосами и сердитым взглядом, чем напугала особенно впечатлительных одноадранцев и других первогодок, которые верили в опасность неопределившихся.

Стефан тоже выпросил у родителей разрешение уехать в замок раньше окончания каникул и пробыл в тишине всего несколько дней прежде, чем его соседи целой гурьбой ввалились в комнату, делясь впечатлениями об этих двух неделях. Кит, Мелани и Брендон провели большую часть времени вместе в Дублине у родственников Тёрнеров. Они очень шумно рассказывали о концерте, на котором случайно очутились, описывая музыкантов так, будто те были богами из другого мира. Алекс, не досмотрев мини-сценку, как гитарист играл соло в исполнении Картера, пока барабанщик в лице Тёрнера тряс головой, начал рассказывать о Доме страха у себя в городе. У Мелани закрались мысли, что Белл слишком уж приукрашивал встречу с избритартом — призрачным медведем, который становится видимым только после приёма пищи — ведь по словам Алекса можно было подумать, что чудище чуть ли не съело посетителя.