Птицы - Торин Владимир

Больше Джейкоба я не видела. Я сперва даже не поняла, что произошло…

Я была на грани отчаяния, но не могла себе позволить поддаться ему. Любая другая мать, я уверена, на моем месте открыла бы окно и шагнула бы прямо в бурю, но я… Какая-то крошечная частичка внутри твердила: мой сын не мертв. А я всегда верила своей интуиции…

Я обыскала каждый угол в этом проклятом доме, поговорила со всеми и ничего не нашла, даже сочувствия – одно плохо потаенное злорадство: и тебя настигло, что и нас. А потом… у меня просто закончились варианты, я не знала, что дальше делать, не представляла, где мне искать Джейкоба. Я могла лишь просить помощи.

Когда мистер Фартинг расследовал дела в центре или на фабричных улочках, ему порой помогал кое-кто из полиции – хитроумный сыщик, который всегда находил улики, всегда отыскивал виновных. Лайонел Грейвз. Он был моей последней надеждой, и я сообщила ему о том, что мой сын исчез, рассказала все, что знала, о пропажах в этом доме.

«Снежные бури? – только и спросил Лайонел. – Исчезновения в бурях?!»

Я сразу же все поняла – по тому, как заблестели его глаза. Многие годы люди исчезали во время снежных бурь по всему городу, и Лайонел Грейвз решил, что это связано. Сама того не зная, я предоставила ему ниточку. Он полагал, что, разыскав Джейкоба и прочих пропавших в доме, поймет, куда пропадали и остальные. Мой «Сюжет века» стал для него «Расследованием века».

Несмотря на возражения его супруги, Лилли, он поступил по моему примеру: перебрался в этот дом, а именно в бывшую квартиру исчезнувших Хейли.

С его приездом поиск вроде как сдвинулся с мертвой точки: сообща мы выяснили, при каких обстоятельствах исчезли прочие жильцы дома, с удивлением обнаружили, что некоторые из соседей и вовсе отрицают существование своих пропавших родственников. Но мы были на верном пути. И я уже начала верить, что на этот раз докопаюсь до правды.

А затем Лайонел Грейвз пропал.

Незадолго перед исчезновением он успел сообщить мне, что догадывается, кто стоит за пропажами, но в подробности вдаваться отказался, пока все не проверит. Больше я его не видела. Он исчез. Как Джейкоб. Как другие.

Я узнала, что в утро перед бурей он заходил к Хэмму, но старик ничего вразумительного сообщить не смог. Лилли Грейвз была уверена, что Лайонела убили, она помешалась от горя, и я совсем отчаялась. Моя последняя надежда пропала в метели вместе с моим сыщиком.

И тогда я сделала то, от чего отговаривала себя с самого момента, как пропал Джейкоб. Я пошла к Птицелову. И сказала ему, что знаю, чем он занимался, и что мне нет никакого до этого дела. Я умоляла его рассказать все, что он знает об исчезновениях. Понимаете, он не мог здесь жить и ничего не знать и… и каково же было мое удивление, когда он сказал, что не представляет, о чем я говорю. Он уверял, что не занимается никакой ловлей не-птиц, не знает ни о каком Портном. И самое поразительное было то, что он говорил правду. В тот миг я это отчетливо поняла. Передо мной был вовсе не коварный Птицелов, а обычный осунувшийся житель Горри. Он и правда не знал! Нет, даже не спрашивайте: я не представляю, как такое возможно…

А потом произошло самое ужасное и отвратительное: Птицелов меня пожалел! Он сказал, что сочувствует мне, и посоветовал найти в себе силы и жить дальше. Жить дальше! Вы можете в это поверить?!

Но просто жить дальше я, разумеется, не могла. И ни на минуту не оставляла свои поиски, которые, как и до того, ни к чему не приводили…

Время шло, буря сменяла бурю, и однажды в этом доме исчез еще кое-кто. Полгода назад твой отец, Арабелла, вышел из квартиры на прогулку с вашей собакой и больше не вернулся. Нет! Не гляди на меня с такой надеждой! Я мало что знаю. Лишь то, что они так и не вышли через двери дома, что миссис Поуп сказала мистеру Поупу: «Еще один», на что тот ничего не ответил, а просто уткнулся в газету, и то, что мадам Флёрхаунд из девятнадцатой квартиры всю бурю жаловалась, будто слышит собачий лай на чердаке. Я исследовала чердак и, конечно же, ничего там не обнаружила.

А потом я случайно услышала слова этого сбрендившего Хэмма. О том, что якобы его временами навещает господин Борган. Любой на моем месте решил бы, что он просто спятил, и все же… его россказни о том, как в бурю к нему приходит его старый соратник и они вспоминают былые времена за кружечкой джина, кое-что мне напомнили. Все это походило на те нелепые газетные статьи в рубрике курьезов.

Я поговорила с Хэммом, а он горазд болтать – просто житья не видит, кроме как рассказать о своем ненаглядном капитане и былых подвигах. По его оговоркам я поняла, что господин Борган, хозяин нашего дома, уже давно никакой не господин Борган. Что вместо него к старику приходит носатый монстр с белой кожей и черными глазами. И монстр этот прикидывается его другом-капитаном – мол, у него даже память капитана.

Это было невероятное, ошеломительное открытие. Если пропавший господин Борган каким-то образом стал не-птицей, это все кардинально меняло. Оба моих дела вдруг объединились и слились в одно. Я понимаю, что это прозвучит как бред, но что мне еще было думать?! Я предположила, что и Джейкоб тоже. Тоже стал таким же… не-птицей.

И вскоре я неожиданно получила подтверждение своей догадки.

Мне пришло письмо. Писал один из сокурсников моего сына – он утверждал, что видел Джейкоба буквально на днях в каком-то пабе. По его словам, он подошел поприветствовать его, поинтересовался, куда он пропадал, но Джейкоб его не узнал. Мол, Джейкоб попросил оставить его в покое и не лезть со своими ненужными разговорами к совершенно незнакомым людям. Сокурсник моего сына весьма оскорбился, но счел своим долгом написать мне. Также он сообщил, что Джейкоб был пьян, буянил и кутил в компании какого-то хлыща. Это было уже что-то. Нет! Это было то, чего я так долго ждала!

Я отправилась в упомянутый паб, поговорила с хозяином и узнала, что означенные личности действительно довольно буйно провели там один из вечеров. Они не представились, он не знал, куда они ушли, но подробно описал обоих. В одном из них я с замиранием сердца узнала своего сына! А в свежей газете, опять же в разделе курьезов, я нашла заметку о некоем господине, который провел ночь за дебоширством, был арестован и отправлен в застенок полицейского участка в Гротвей, но при этом клялся, что сам стал жертвой носатого монстра, который заставлял его пить и буянить.

Дождавшись, когда этого господина отпустят, я лично расспросила его. Он сказал, что монстр похитил его прямо из лавки башмачных кремов, в которой он работал, и утащил в паб, после чего превратился в человека и в таком виде провел почти всю ночь. В последний раз тип из лавки башмачных кремов видел Джейкоба на рассвете, когда тот вывалился из воздушного шара, который они сообща увели прямо из-под носа владельца. Несчастный похищенный не знал, где жил «монстр», но сообщил, что тот говорил, будто обитает где-то в южной части Гротвей. Этого было слишком мало, но все равно я ощущала, что приближаюсь.

И тогда я перерыла все выпуски «Эхо в Гротвей» за последнее время. Там я обнаружила статью о девушке, которая всех убеждала, будто носатый монстр похитил ее и заставлял танцевать с ним на крышах домов. Я разыскала эту девушку, и она поделилась со мной своей историей: «монстр» жаловался ей, будто вынужден обретаться на чердаке, зато вид из его большого круглого окна просто превосходен, в отличие от окна квартиры, в которой он жил раньше. Что ж, я принялась искать дом с большим круглым окном чердака в южной части Гротвей. Таких домов оказалось три. На двух чердаках жили люди: на одном – бедный художник в окружении холстов и красок, на другом – нищий, который пробрался в дом через дыру в крыше. Оставался последний…

И так я нашла нужный чердак и нужное окно. Как бы мне ни хотелось сразу же туда отправиться, я решила с этим повременить. Прежде чем очертя голову бросаться к своему пропавшему сыну, нужно было как следует все разведать. Я установила телескоп и направила его прямо на это окно. Почти неделю там ничего не происходило, но в какой-то момент я заметила чью-то размытую фигуру, блуждающую по чердаку. Я была вне себя от радости. Это был он! Мой Джейкоб! Я нашла! И я уже собиралась отправиться в Гротвей, когда случилось то, что нарушило все мои планы.