Сто полей - Латынина Юлия Леонидовна

Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135

Ванвейлен сел на поваленный каменный пенек и в молчании дослушал разговор.

И подумать только, что это к Баршаргу он шел за помощью.

Для Даттама они были пленники. Для Баршарга они были дичь. «Слюнтяй, – подумал Ванвейлен. – Он говорит с этой сволочью, будто он на Земле! Баршарг скорее поймет, что такое лазер, чем что такое свобода! Как будто он может представить себе, чтоб государства жили друг с другом в мире! Да у них война – единственная форма внешней политики!»

Через десять минут Ванвейлен стучался в ворота постоялого двора.

– Именем храма! – закричал он, бросая на стол кожаный жетон. – Живо коня, – и подберите моего, он пал в полушаге.

Хозяин, пряча в рукав «золотого государя», боязливо косился на жетон.

Ванвейлен скакал в предрассветном тумане мимо просыпающегося лагеря. В голове его крутилась одна мысль: корабль цел. Кроме Баршарга, никто о корабле не знает. Что можно было сказать Марбоду Кукушонку, нельзя сказать чиновнику империи с мертвыми глазами и привычкой гадать на печени подчиненных.

Ванвейлен въехал в столицу провинции через час.

Поминки по экзарху уже начинались. Нижний город был полупуст, отвратителен и зловонен. Над сальными и грязными базарными рядами висели красивые флаги. Улицы петляли, как ручьи, всякая прогалина обращалась в помойку, редкие вывески лгали так же бесстыдно, как казенные лозунги, – судя по наглому приглашению девицы, высунувшейся из-за калитки с надписью «шьем только для мужчин».

Ванвейлен вспомнил чинные картинки в шемаверском храме. «Так я и думал, – усмехнулся он, – там страна ложных имен, здесь страна ложных отчетов…»

Потом он прошел сквозь городские ворота в Верхний город и попал совершенно в другой мир, построенный сообразно плану и прекрасный, как тысяча богов: стены цехов высятся, отягощенные каменными плодами, золотые яблоки свисают с деревьев, ворота управ в предписанном узорочье: шелестят на стенах деревья, бегут ручьи, солнце улыбается идолам.

А на улицах каждому раздают бесплатно всякую еду: мясо, вино, и пироги, круглые, как небо, и квадратные, как земля – поминки по экзарху.

Ничего не жгли с государем, все раздавали народу, ибо разве государь и народ не едины? А раздавали впятеро против обычного. Почему?

А вот почему:

– Как на небе, так и на земле. Чем больше богов – тем изобильней. Так и с правителями: был один смертный бог, стало впятеро больше.

Ванвейлен доскакал до управы наместника, изукрашенной малахитом и яшмой, и увидел, что десять ее сторон одинаковы, как десять месяцев, а триста пятьдесят восемь окон не похожи одно на другое, как не похож день на день.

На площади перед управой лежало озеро, Серединный Океан, и в нем виднелось сразу два дна: узорные мраморные плиты и голубое небо с облаками.

На площади шла потеха: покойника накормили, теперь полагалось его рассмешить; люди ходили по воздуху на веревке, и накрывались ушами, как лопухом, бегали медведи и львы, ручные, как в яшмовом веке, и спустились с неба боги, которые есть не что иное, как слова справедливых постановлений.

Улицы были запружены безоружным народом, «парчовыми куртками» и вооруженными до зубов конниками в алых доспехах.

А в распахнутых воротах управы стоял каменный государь Иршахчан, ростом со статую Свободы, и смотрел вниз. Ванвейлен поднял голову и стал глядеть на государя с головой мангусты.

– Что ты хочешь сказать, – разозлился Ванвейлен, – что империя – худший государственный строй, не считая всех прочих?

Ему стало страшно. «Если в это готов поверить я, – подумал он, – то какой спрос с Арфарры?»

Крик в толпе, казалось, утроился, – Ванвейлен понял, что это приветствовали аравана Баршарга. «Этот чиновник не верит ни в одно слово, которое говорит; он плоть от плоти и кровь от крови империи; он еще ограниченней, чем Арфарра, в его голове дикая смесь науки и астрологии, и все, что он обещает – это демагогия». Но у революции есть забавное свойство – превращать демагогию в реальность. Особенно если тому способствует небо и его посланцы.

Ванвейлен нащупал пистолет. «Сейчас он пройдет мимо меня, – подумал он. – Потом – взойдет по лестнице управы. Потом – пойдет по наружной галерее. Потом я застрелю его, и он, наверное, упадет прямо вниз, к статуе Иршахчана. В наружной галерее он уже будет без телохранителей, и в полуденном солнце среди воды и окон никто не увидит выстрела». Ванвейлен нервно облизнул губы. «Все воспримут это как знамение», – с ужасом подумал он.

Бредшо – слабак, что бы с ним ни сделал Баршарг.

В этом мире не было ни одного человека, который увидел бы в них что-то, кроме способа получить власть и перерезать глотки всем конкурентам, – а получи они власть сами, то что? Памятник Иршахчану можно снести, можно поставить новый – освободителям со звезд, а душу – душу народа как переделаешь?

«Этот мир пропах Иршахчаном, – подумал Ванвейлен, – от чиновника до крестьянина». Ну, заведут здесь космодром и демократию, а как заведут – найдется охотник объяснить народу всю правду про иностранных эксплуататоров, которые нефть – выкачивают, уран забирают, а взамен приносят чуждое народному духу. И окажемся мы, впридачу ко всем нынешним диктатурам, нос к носу с какой-нибудь нововейской империей, восстановившей справедливость в масштабе планеты и теперь порывающейся восстановить ее в масштабе Галактики».

Толпа с ревом колыхнулась вперед, ловя зерно и медные монеты, – араван Баршарг, в алых доспехах и белом траурном плаще, проходил мимо. Рядом с Ванвейленом он поднял руки и оборотился, улыбаясь. Ванвейлен побледнел: на него снова глядел Марбод Кукушонок.

То есть, опять-таки, не совсем Кукушонок. Баршарг был лет на пятнадцать старше, и белокурые его волосы были тронуты сединой, и империя смыла улыбку с его лица, и глаза его были мертвые, другие.

Другие, ибо араван Баршарг, без сомнения, никогда бы не устроил жертвенного костра из оружия, захваченного в битве, дабы не отдавать этого оружия своему начальнику, – а Марбод Кукушонок, без сомнения, никогда бы не стал на черном рынке торговать зерном в обороняемом им городе. Но схожи они были удивительно. Действительно, род Белых Кречетов.

Араван Баршарг уже шел по наружной галерее, высоко и далеко, махая руками. Ванвейлен разжал рукоять пистолета.

– Ты чего не кричишь?! Кричи – государев потомок! – сказал рядом кто-то.

«Боже мой! – подумал Ванвейлен. – А ведь государь Иршахчан тоже из рода Белых Кречетов…»

Баршарг исчез меж колонн. Огромные узорные ворота управы стали тихо-тихо закрываться.

– Ур-ра Белому Кречету! – вместе с другими закричал Клайд Ванвейлен.

Через четверть часа Ванвейлен стоял у девятых, малых ворот управы.

– Меня прислали к господину Даттаму, – сказал он, показывая жетон.

Стражник усмехнулся и подобрался: жетон-то у человека был, но – ни правильных слов, ни курьерского знака.

– А кто тебя прислал? – облизнувшись, спросил он.

Ванвейлен подумал и сказал:

– Янни, дочка наместника.

– А, – заколебался стражник, – а мне-то что с того?

Ванвейлен задумался и полез в рукав.

– А правду говорят, – сказал стражник, – что бумажных денег скоро не будет?

Ванвейлен вытащил из рукава серебряный «омень».

Стражник выразительно закрыл глаза.

Через двадцать минут Ванвейлен разыскал одного из секретарей Даттама. Тот очень удивился.

– Мне надо поговорить с членами совета.

Секретарь улыбнулся.

– Там, видите ли, обсуждают важные дела, господин Ванвейлен. Подождите.

– Несомненно, – сказал Ванвейлен. – Там обсуждают очень важные дела. Я, однако, боюсь, что о самом важном деле араван Баршарг забудет доложить сегодня совету. И хотел бы исправить его оплошность.

Секретарь покачал головой.

– Позовите господина Даттама. Скажите, что это вопрос его жизни и смерти.

Секретарь прошел через ряды стражи и вернулся с отказом.

Ванвейлен кивнул и пошел назад. Прошел две комнаты – свернул в пустую анфиладу, пробежал через парадный кабинет наместника и увидел скучающего стражника у выхода на широкий балкон.

Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135