Ознакомительная версия. Доступно 351 страниц из 1755
– Что стряслось?
– Гонец до тебя, Петр Федорович. С цидулей от атамана Толкачева.
– Оставь свечи, я сейчас спущусь.
Вот еще радость на мою голову. Я принялся быстро одеваться, заодно зарядил второй пистолет – с первым я так и спал под подушкой. Нацепил саблю, проверил волосы. Насекомых вроде бы не было – баня помогла. Идея обриться налысо все еще не покидала мою голову.
Я спустился в служебную часть дома, порадовавшись, что везде стоят посты из гвардейцев Мясникова. В приемной уже было битком. Тут стояли толстопузые купцы с цепями через брюхо, сидели мои генералы и полковники…
– Царь-батюшка! – раздался дружный возглас. Сидевшие казаки встали и дружно с купцами поклонились. Я специально выждал немного и по живому коридору прошел к кабинету.
– Поздорову вам, господа казаки и купцы! Всех приму, никого не обижу. Пока обождите, Ваня, скажи губернаторским дочкам подать почтенным чаю.
Я зашел в кабинет, там уже стоял, переминаясь с ноги на ногу, молодой парень с заклеенным сургучом письмом в руках.
– Здрав буде, царь-батюшка! – парень тоже поклонился, отдал послание.
Я сломал сургуч, быстро ознакомился с ним.
– И тебе поздорову. Погодь чуток.
Я заметил, что сброшенный портрет Екатерины все так же валяется на полу. Вытащил императрицу из рамы, скатал картину в рулон. Убрал его в один из стоящих рядом шкафов. Раму оставил. Понадобится. Потом начал читать послание, написанное крупными строчными буквами. Такое ощущение, что их выводил на бумаге ребенок.
Атаман Толкачев, который сочувствовал пугачевцам, но еще пока не присоединился к восстанию, писал из Яицкого городка о том, что подполковник Симонов усиливается. Строит вокруг войсковой канцелярии ретраншемент – укрепленную линию с валом и рвом, рассылает по соседним поселениям вестовых, призывая не поддаваться пугачевским посулам. Силы Симонова растут – в Яицком городке уже больше пятисот солдат и верных правительству казаков. Заканчивалось двумя постскриптумами. В первом Толкачев предупреждал, что от Симонова в Оренбург выехал известный казак – Афанасий Петрович Перфильев. Убеждать пугачевцев прекратить бунт и сдать властям зачинщиков. Второй постскриптум призывал меня не медлить с Симоновым. Иначе я могу получить удар в спину при осаде Оренбурга.
Атаман Толкачев не знал двух вещей. Оренбург уже взят. И Афанасий Перфильев не только дезертирует с царской службы, но и станет второй главной правой рукой Пугачева наряду с Овчинниковым. Взойдет вместе со всеми на эшафот на Красной площади.
– Сколько человек у Михаила Прокофьевича в Яицком городке и около? – поинтересовался я у посланника.
– Да за две сотни будет, – степенно ответил парень, засунув большие пальцы за кушак. – Да из Гурьева також сотни две-три могут подойти.
Гурьев был самым южным форпостом империи в казахских степях. А также местом, где в будущем добывали нефть. А вот она-то мне как раз и была нужна больше всего.
– И каковы настроения казаков яицких нынче?
– Все за тебя, царь-батюшка! Симонову, аспиду царскому, никто не верит. Их милость нам известна!
– Иди с богом, отдыхай с дороги. Завтрема дам ответ.
Парень ушел, а я кинул грамотку Толкачева поверх пачки губернаторских писем. Взгляд невольно скользнул по распечатанным посланиям:
«…У нас после прекрасных дней сделалась погода чухонская, небо пестрое, похожее на серую лошадь в яблоках, между которых и солнце иногда проскакивает. Погода холодная и сырая производит дождь, снег и крупу, а посему и я, как разбитая лошадь, чувствую боль превеликую в груди. Спина, ребра будто как дубьем понадломали…»
Какой-то корреспондент Рейнсдорпа жаловался на погоду, здоровье… Интересно, а работает ли в губернии еще почтовая служба? И могу ли я рассылать письма за рубеж?
С этой сверлящей в голове мыслью, даже не позавтракав, я начал прием.
Первыми, разумеется, Иван запустил полковников и генералов. Сословное общество во всей красе. Казаки дымили трубками, тихонько переговаривались. Их я с ходу огорошил двумя ударными новостями. Во-первых, о создании Военного совета, куда вошли все присутствующие – Мясников, Лысов, Овчинников, Творогов, Подуров, ЧикаЗарубин, Чумаков и Шигаев. Всего восемь казаков.
Со мной девять. При любом голосовании – а я планировал активно использовать этот метод управления – всегда будет чье-то большинство.
– Секретарь коллегии, – я кивнул на Почиталина, – Иван Яковлевич.
Ваня аж рот открыл, когда я его по имениотчеству назвал.
– Упреждаю сразу! – я решил расставить точки на «i». – Совет расширим инородцами. Начальными людьми от башкир, киргизов и татар. И, может, еще кого нужного возьмем. И прошу не супротивиться мне!
Не выспавшийся и злой, я даже приударил кулаком по столу. Казаки и не думали возражать, поклонились.
Вторая новость была о назначении Овчинникова, Творогова и Подурова генералами. Она вызвала лишь легкое перешептывание и одобрительные хлопки по спинам и плечам. А вот новая структура войск, с полками и другими реестрами, подняла бурю.
– Не по старине поступаешь, Петр Федорович, – первым закричал Лысов.
– Сначала надо бы казацкий круг собрать! – осторожный Шигаев поддержал полковника.
– Вы еще в Питер отпишите за разрешением, – засмеялся Чика. Вот этому все нипочем.
– Казачки не поймут, – помотал головой Чумаков. – Наша сила вот! – Федор показал кулак. – По станицам сотни собраны. Раздели казаков по другим полкам, и…
– Да что слушать! – Лысов прямо генерировал электричество в промышленных масштабах. – Сей же час сход соберем!
– А ну тихо! – я опять ударил кулаком по столу. – Тебе, Митька, вчерашнего мало?! Последнюю предосторогу делаю!
На этих словах дверь открылась, и мы все застыли в изумлении. В кабинет даже не вошла, а вплыла Татьяна Харлова. Сегодня молодая женщина надела светлое приталенное платье, подчеркивающее ее грудь, повесила в уши зеленые сережки листиками. Казаки молчали, словно языки проглотили. Я тоже.
– Петр Федорович, завтракать пожалуй. Все готово.
Я посмотрел на полковников с генералами, те – на меня.
– Идите, казаки, готовьтесь! – я встал, оправил чекмень. – Через час буду принимать смотр по полкам на площади як вам указал.
Вышел, не оглядываясь, в приемную. Тут народу прибавилось. Появился поп Сильвестр, Рычков, какие-то мужики в лаптях… Успокаивающе взмахнул рукой, произнес:
– Всех приму, никого не обижу. Ожидайте.
Вместе с Татьяной поднялся в жилую часть дома. Пока шли по остекленному переходу, наклонился к девушке, заметил:
– А говорила, что ничего нет на заклад. Сережки-то малахитовые!
Ушко Харловой заалело.
Мы пришли в какую-то другую гостиную, обитую розовыми обоями. Сели за стол.
– Омлет по-французски с сыром и дольками обжаренной свинины, – начала перечислять Татьяна. – Кофе, свежие булки…
– Татьяна, – я отложил вилку, – вчера ты была в траурном платье. А сегодня…
Харлова стремительно покраснела, начала мять салфетку в руке.
– На самом деле, у меня просто нет другого туалета, кроме того, в чем мы с Коленькой убежали из крепости. Я постирала платье и вот… Елена Никаноровна ссудила меня одеждой своей старшей дочери.
Да… Надеяться на то, что Харлова будет чем-то руководить в доме при такой властной губернаторше, совершенно не приходится.
– Давай завтракать! – Я подцепил кусок омлета, отправил его в рот. – М-м… божественно!
– Я удивляюсь произошедшим переменам… – Девушка пригубила кофе, покачала головой. – Позавчера ты еще был dégoûtant [94]. Грубый, необразованный казак. Но сейчас…
– Пришлось долго скрываться среди простого народа, – начал импровизировать я, не забывая про омлет. – Маска приросла.
– Уж не хочешь ли ты сказать, – засмеялась Харлова, – что ты и правда Петр Третий?
Я пожал плечами, кивнул, наливая молоко в кофе. Меньше говоришь – меньше шансов провалить легенду.
Ознакомительная версия. Доступно 351 страниц из 1755
