Пепельная столица (СИ) - Ишбулатов Юрий Михайлович

— От тебя нельзя дождаться ничего, кроме издевательств! — Выпалила девушка, впиваясь в подлокотники кресла.

— Но это правда! Ты пыталась разгадать шифр, основываясь на неверных постулатах. Создатели не воевали за простор, подобно обычным Лим'нейвен, они питались друг другом. Яроокий просил передать тебе: «Ты слишком сильно полагалась на авторитет Калрингера и несовершенное Хинаринское мировоззрение». — Неторопливо процитировал Нуаркх. — Видишь? Злословием я лишь пытался уберечь тебя от жестокой действительности.

— Ты мне омерзителен. — Прыснула девушка желчью и поспешила к кожаному пологу, который отмечал границу комнаты.

— Каждый ищет развлечение по искре, Лантри. Не все находят удовлетворение в жертвовании друзьями на пути к… умеренной известности и достатку. — Прощелкал Нуаркх вслед, вытягивая из Лантри смесь рычания и визга.

— Хочет казаться очерствевшей и опытной, а на деле еще дитя. — Подытожил тоннельник. Следующие несколько минут он упорно мешал смеху перерасти в новый приступ болезненного кашля, но потерпел неудачу.

Кольцо Урба задело растущий миазм Перекрестка за тридцать циклов до начала 4 эры, которая помпезно обозначила прикосновение к Перекрестку тщеславного Хинарина. Стены Цикломера пестрели силуэтами других Создателей, которые «отделили от себя Карлика». Изображения манили тоннельников обещаниями нового безопасного дома и вынуждали их отправиться бороздить извивающиеся улицы забытого города. Большинство смельчаков заблудилось в серо-синем лабиринте, где верх бессистемно сменяет низ, земля закручивается, словно свернутое покрывало, а расстояние и время — бессмысленные слова. Некоторые вернулись, чтобы рассказать про бесконечные дороги в никуда, и перекошенные жилища, испещрённые бесформенными провалами пустых нор. Нагромождение гранитных опухолей, заменявшее внутреннее убранство покинутых построек, вызывало ощущение болезненности и искаженности, ровно как созерцание аморфной луны или само нахождение на Перекрестке.

Королева Нирмфрит, получившая позднее прозвище Треснувшая Слеза, оказалась удачливее других и вывела племя к скале, чей закручивающийся пик нависал над неспокойным полотном оставленного города. Многие циклы спустя сутулый исполин превратился в Башню Забытого Города и перестал пригибаться под ударами Перекрестка. Тогда Нирмфрит уже осознавала, что лишилась плодородия и причин возвращаться назад. Жажда найти новый смысл для длинной жизни, вынудил Лим'нейвен принять титул Архонта и собственной кровью привязать Башню к Урбу.

Тогда тоннельники винили в бесплодии долгое пребывание на Перекрестке и не подозревали о том, что сам Урб проклинает беглецов. Башня продолжала разрастаться, в основном силами изгнанников. Начало четвертой эры принесло неспокойное звучание прелюдии к шестой войне Верха и Низа. На Перекресток устремились еще и Хинаринцы, которые не хотели быть участниками обострения бесконечной вражды. Среди них были Лим'нейвен, глаза которых постепенно привыкли к хаотичному плетению Перекрестка и разглядели мерцающую громаду Башни. Хинаринские ткачи проявили крайне оживленный интерес к Слезам Урба и положили начало робким отношениям между парой Миров.

Когда ненависть между бледными и пепельными иссякла, сменившись горечью и тоской, Хинаринцы начали гораздо активнее исследовать Перекресток и попросили тоннельников создать Ядро их собственной Башни. Многочисленные караваны и дирижабли принялись курсировать между Мирами, неизбежно привлекая внимание небесных пиратов и змеев Урба. Появилась острая необходимость в силе, которая навела бы порядок там, куда не дотягивалась рука Хинаринских властей. Нишу заняли бывшие солдаты, которых шестая война заставила разочароваться в армии и идеалах родных государств. Их идеи о единстве и свободной силе вне правительства нашли дорогу в сердца некоторых тоннельников и даже горстки Змеев Урба. Пестрая шайка наемников быстро набирала влияние, богатства и мощь, расправляясь с бандитами и действуя там, где вмешательство Хинаринской торговой компании могло лишь усугубить конфликт. Вскоре они заручились поддержкой многих Десниц и Аллод'Ан'Хааф, а знамя с тремя копьями узнавали почти все. Не успело забиться сердце Хинаринской башни, как Перекресток дотянулся до Арга и Сина. Это положило началу эпохе открытий, великих исследователей и путешественников. Бурные годы прославили имена Ренмайера Калрингера, Орека Каламита и многих других первооткрывателей. Наемники добавили еще два копья на герб, а город у подножья Башни Перекрестка ожил.

Острая боль в груди, неуклонно следовавшая за малейшими движениями, еще долго не позволит Нуаркху ходить самостоятельно. На Урбе это, почти наверняка, закончилось бы встречей со Стеной или влажными малярами Змеев. Перекресток был снисходителен к старому знакомому, а потому позволил ему блаженно развалиться в кресле-каталке и наблюдать за пестрой, оживленной панорамой, которая неспешно плыла вокруг. Тоннельник часто закрывал глаз и медленно вдыхал воздух, наполненный густым запахом скалогорбов. Он вслушивался в речь, звучавшую на всех известных наречьях, а также в регулярный звон стальных пяток Хенши, который молча толкал кресло и волочил объемный багаж.

— Я могу рассказать тебе почти про каждый закоулок. — Нуаркх обвел обрубком порт. Именно он служил прототипом морской пристани Башни Хинарина и был огромной каменной клеткой, высеченной в могучем основании скалы и пронизанной бурлящими потоками горько-соленых Аргийских Океанов. Каждый элемент архитектуры, находившийся дальше дюжины метров, казался неспокойным, колеблющимся миражом. Более отдаленные предметы и прохожие сливались в единое зернистое пятно и смутно передавали общий пейзаж, который каждый раз проявлялся по-разному.

— Когда-то здесь тащили кукловода — переростка, который принял почетный титул Зверя Хинаринской Башни. Пока Кукла не начала над ним экспериментировать, он был меньше, но зрелище представлял впечатляющее. — Тоннельник вспомнил обрюзгшую маслянисто-черную тушу, затмившую вечно неспокойное сизое небо и погрузившую кипящую пристань в густую тень.

— Кати меня к тем лестницам. Если повезет, на них будет меньше двадцати ступеней. — Посоветовал Нуаркх молчаливому компаньону и указал на плывшие ступени, которые взвинчивались на следующее скальное плато. — После восхождения мы, скорее всего, окажемся почти у подножия Башни.

Физическая сила ловчего без труда подчинила выщербленные ступенями, которых оказалось двадцать три. Попутчики оказалась у истока широкой, оживленной улицы, бежавшей к западной стене Башни Забытого Города. Рука и вкус Ренмайера определенно чувствовались в его владениях. Во времена Архонта Нирмфрит закрученная спираль пика оставалась нетронутой, но Калрингер высек в скалах настоящий форт с просторными террасами, бойницами и смотровыми площадками на вершинах вытянутых башен. Громада замка грозно нависала над бурлящими, бессистемными кварталами трущоб, проникала в них коренастыми террасами и сверкала размытыми глазками очагов. Луна распласталась на шезлонгах парапетов и воздушных переходов, а многочисленные небесные суда были надоедливой мошкарой, что пыталась прервать ее крепкий сон.

— Надо признать, этим замком Калрингер превзошел себя. С другой стороны, место было его темницей почти три десятилетия. Это объясняет желание разнообразить вид из окна. — Заключил тоннельник, когда Хенши поднял мерцающий взор на центральный шпиль Башни, пронизанный незамутненно-синим Ядром. Сложнейшая конструкция из мириадов Слез выплескивала пульсирующее свечение через многочисленные окна и взвивалась к открытой зубчатой террасе на крыше, делая ее похожей на распаленный очаг. Мерцание ядра прогнало клубящуюся серость из грудной клетки древнего стража и заменило ее лазурными вихрями, в которых кружились осколки обсидиановых пиков.

— Мне нравиться, сколь бессистемно тут все расположено. Хотя, может у меня дурной вкус. — Тоннельник разорвал молчание и обратил внимание Хенши на здания, которые постепенно формировались из разноцветного тумана. Лавки, пестреющие зазывающими вывесками, и сомнительные притоны, сочащиеся вонью Аргийских дурманов, возникали бок о бок с весьма приличными особняками и постоялыми дворами. На Перекрестке не было смысла разделять поселения на кварталы, все неизбежно перемешивалось.