Хельмова дюжина красавиц. Дилогия (СИ) - Демина Карина

Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 207

Управляющий, подавив не то вздох, не то зевок — нынешнее утро выдалось на радость спокойным, мирным даже — решил, что как бы ведьмак с гостем не поступил, то это личное их дело…

Главное, чтоб гостиница уцелела.

Приняв сие решение, управляющий взмахом руки подозвал коридорного. Не столько заботясь о том, чтобы гость не заблудился, сколько, чтобы под присмотром был… а то еще сопрет чего ненароком.

К счастью для Гавела, Аврелий Яковлевич проснулся рано. И причиной этакой, вовсе нехарактерной для ведьмака бессонницы, было смутное беспокойство, которого день ото дня прибывало.

— Надо же, какие гости, — сказал Аврелий Яковлевич недружелюбно. — Ну проходи, волчья сыть…

— Почему волчья сыть? — Гавел вошел бочком и к стеночке, к обоям цветастым прижался.

— А потому, что таких как ты, волкодлакам скармливать надобно… в воспитательных целях.

Уточнять, кого именно Аврелий Яковлевич собирался перевоспитать этаким нестандартным способом, Гавел постеснялся.

Ведьмак курил.

Сидел в низком кресле, закинув босые ноги на низенький столик с инкрустацией розового дерева. И темные, задубевшие до каменной твердости пятки Аврелия Яковлевича отражались в белом фарфоре. По утреннему времени облачен был ведьмак в расшитые незабудками подштанники и халат из стеганого шелка. Трубку, старую, с треснувшим чубуком, он держал в ладони, а дым пускал из ноздрей.

— Ну и долго молчать собираешься? — поинтересовался он минут этак через пять, и каждую Гавел шкурой чувствовал.

— Н-нет…

— Раз нет, то садись… кофейку вон налей…

Гавел присел на самый краешек стула. Неловко ему было. И под внимательным, хоть и насмешливым взглядом ведьмака, и просто… стульчик-то резной, с обивкой гобеленовой, розово-золотой.

Столик аккуратный.

И фарфор высочайшего качества… розочки в вазе… и чья-то челюсть на белом с синей каймой блюдце. Гавел моргнул, но челюсть не исчезла. Кость была темной, с пожелтевшими зубами, среди которых особо выделялись длинные клыки.

— Не обращай внимания, — махнул Аврелий Яковлевич и выбил трубку в фарфоровую же чашечку. — Кофею, говорю, налей. Есть хочешь?

— Н-нет, — соврал Гавел, стараясь не глазеть на челюсть.

— Хочешь.

Аврелий Яковлевич дотянулся до колокольчика, и коридорный явился тотчас.

— Любезный, завтрак принеси… на двоих. Что у вас там сегодня?

…блинчики с семгой, яйца-бенедикт под сырным соусом, фруктовый салат в хрустальной вазе…

…эклеры, щедро политые шоколадом.

…сладкие сырные трубочки…

— Ешь, ешь, — Аврелий Яковлевич все это великолепие не удостоил и взгляда. Вытащив из кармана кисет, он взвесил его на ладони и со вздохом в сторону отложил. — Вредная привычка. Борюсь.

Судя по тяжелому мареву дыма, борьба проходила с переменным успехом.

И Гавел, тоже вздохнув, — он не мог себе позволить этакой приметной привычки, поскольку нюх у его клиентов хороший, а у собак и того лучше — подвинул к себе блюдце с блинчиками.

И кофею налил.

Нет, он подозревал, что ему кусок в горло не полезет, но и оскорблять хозяина отказом опасался. Тот же, отложив трубку, взялся за челюсть.

Поднял двумя пальцами, повертел, понюхал…

— Ешь, — велел. — А то тощий, смотреть больно. Я вот тощим людям не доверяю. Я людям в целом не доверяю, потому как оные люди по натуре своей склонны пакостить ближним… и дальним…

Гавел кивнул.

Блинчики, наверное, были вкусными. И все остальное не хуже, он ел, не смея перечить ведьмаку, который с непонятной Гавелу любезностью все подвигал то одну, то другую тарелку.

А челюсть на блюдце вернул.

— Этот вот при жизни великим интриганом себя мнил. А как по мне — дрянной человечишко… и чем все закончилось?

— Чем? — послушно спросил Гавел.

— Собственная любовница удавила. Из ревности. Кстати, беспочвенной…

Гавел подавился, и широкая ладонь ведьмака с немалой силой впечаталась в спину.

— Осторожней надо быть, — Аврелий Яковлевич произнес это с упреком. — А то, знаете ли, я и мертвого допросить способный, но с живыми оно в чем-то проще.

Побледневший Гавел чашку с кофе осушил одним глотком. И согласился, что с ним, живым, будет много-много проще, нежели с мертвым.

— Поел? Вот и молодец. А то, небось, всю ночь на ногах… поганая у тебя работа, Гавел… сменять не пробовал?

— На что?

Аврелий Яковлевич склонил голову на бок и велел.

— Встань.

Гавел вскочил.

— Повернись спиной…

Повернулся, хотя инстинкт требовал немедля убраться из нумера, если не через дверь, на пути к которой стояла крупная ваза со стремительно увядающими розами, то через окно. Останавливало лишь понимание, что не выпустит штатный ведьмак свою жертву.

— Расслабься…

…а вот это было не в Гавеловских силах. Он честно попытался убедить себя в том, что не стал бы Аврелий Яковлевич будущую жертву блинчиками с семгой потчевать…

…разве что фаршировал этаким хитрым способом…

…и по спине мурашки побежали, а шея так вовсе взопрела, верный признак: будут бить.

— Лови! — рявкнул Аврелий Яковлевич.

И Гавел, подчиняясь и крику этому, и собственному страху, и инстинкту, извернулся, поймал. Он сжал в руках нечто сухое и странной формы, не сразу сообразив, что держит изрядно грязную, человеческую челюсть. И крепко держит, так, что острые клыки вспороли кожу на ладони, потекли крупные брусвяные капли.

Гавел смотрел на них, не в силах взгляд оторвать.

А кровь падала.

На пол… на выжженные ведьмачьим огнем знаки, наполняя их до краев, расползаясь уже не кровью, но алым пламенем.

Гудело.

Холодом тянуло, из-под пола, из самой земли, хотя и разумом понимал Гавел, что до земли той — семь этажей каменной постройки. Он будто бы видел их, каждый и сразу, и апартаменты-люкс, и комнаты высшей категории с люстрами стеклянными, и вовсе скромные комнатушки, в которых селили прислугу. Видел коридоры и коридорных, горничных, занятых уборкой, кухню, повариху, которая прикручивала к ноге шмат свежей вырезки. Видел шпицев и мопсов княжны Сагань, и саму княжну, забывшуюся полуденным сном… и сам этот сон в ярких его подробностях, которые заставили Гавела покраснеть.

Но черную яму, что разверзлась под его ногами, он видел тоже.

И человека в высоком парике, щедро припорошенном мукой. Этот человек раскрыл руки, собираясь Гавела обнять, и казался самым близким, самым родным во всем мире.

Гавел не знал, как его зовут, но с готовностью шагнул навстречу.

Шагнул бы.

— Не смей уходить! — голос Аврелия Яковлевича отрезвил.

Яма осталась.

И призрак на ее краю. Он разозлился.

— Держись.

Держится. Как-то выживает на холодном ветру…

…случались в Гавеловской жизни ветра и холодней, хотя бы в ту ночь, когда он караулил под окнами некой чиновьей особы, о развлечениях которой ходили весьма интересные слухи…

…тогда ему удалось заснять и сию особу, и детей, к которым оная испытывала противоестественное влечение… и помнится, после его, Гавела, статьи, эту самую особу отправили не только в отставку, но и под суд…

Призрак завыл.

Громко.

И швырнул в лицо горсть колючего снега. Острые снежинки липли на кожу и плавили ее… не расплавят.

— Стой, — говорил кто-то.

Гавел стоял.

На краю черной ямы, глядя в саму ее черноту и она, любопытная, разглядывала Гавела глазами сотен призраков, которым не суждено было выбраться.

И тот, что получил шанс, скулил, жалуясь на холод.

Просил согреть.

— Не думай даже.

Не думает. Он, Гавел, может и наивный, ежели ведьмаку поверил, но призрак — иное. Гавел чувствует за жалостливым его скулежом голод. Дикий. Старый. Такой, который не унять одною каплей крови. Подпусти — и выпьет досуха…

— Т-ты! — прошипел призрак в лицо и, вытянув бледные руки, толкнул Гавела в грудь. Прикосновение ледяных пальцев принесло и чужую память…

…дворец…

…и женщина, чье лицо прекрасно…

…безумный король, руки которого полны крови. Он черпает ее из чаши и льет на лицо… кровь стекает сквозь пальцы, обвивая предплечья. Король, запрокидывая голову, хохочет.

Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 207