Мутная вода (СИ) - Крапивенцева Екатерина

Ничего. Тишина.

Выйдя из санпропускника на мини-балкон, Эд первым делом исследовал детектором шаткую лесенку.

«Всё чисто», — показал он жестом, и группа, стараясь не издавать лишних звуков, спустилась вниз.

Сначала мне показалось, будто в лаборатории работает радио. Но пошарив глазами по залу, я не заметил источника шума. Неясный гомон всё нарастал. И только сместившись в сторону, я смог, наконец, различить дверь, едва приоткрытую сквозняком.

Так это не радио, а речь — приглушённая, неразборчиво доносящаяся сквозь тонкую преграду опилок и пластика.

Указав на дверь Петренко, я на свой страх и риск спустился по короткой, шаткой лесенке, вслед за Эдом.

Подобравшись к двери, я затаился, приставив к ней ухо. Нагнавший меня Мут красноречиво покрутил у виска, проводя детектором вдоль пожелтевшего от времени, слегка крошащегося ЛДСП.

Поравнявшись с нами, полковник тоже прислушался.

— Там Доктор. — Округлил глаза Петренко, приглушённо шепча мне на ухо. — И он беседует с Калашом.

Мельком заглянув в щель, Мут отпрянул:

— Ну точно… Кажется, они схватили Дока.

Весь превратившись в слух, я уловил лишь далёкие отголоски разговора. Но и они заставили меня похолодеть.

— Ты же обещал мне Саша, — по-отечески журил Доктор замолчавшего бизнесмена. По обоим сторонам от Болотника возвышались фигуры с винтовками. Сам Док сидел на стуле, привязанный. Но лицо его совсем не выражало страха. Скорее, сосредоточенность. Или даже озадаченность. — Тебе ни в коем случае нельзя их трогать. Иначе — равновесие рухнет. Ты не верно истрактовал своё видение. Монолит показывает лишь то, что ты хочешь увидеть. Его откровения иносказательны. Зона не открывает своих тайн даром.

— Откуда Вам знать? — Спокойный, звонкий голос Калашникова усилился акустикой залы вдвое. — Вы заняли не ту сторону и повторяете слова Воронина, как попугай.

— Я всегда на стороне жизни, — голос Дока прозвучал на редкость грустно. Даже безысходно. — А ты выбираешь смерть. Не только тем бедным мальчикам, но и всем нам!

Глаза Петренко округлились.

«Я не понимаю», — почти беззвучно прошептал он.

— «Зеркало» у Вас? — С вызовом спросил бизнесмен. Мимика его выражала нетерпение.

— Больше нет. К сожалению, — вздохнул Доктор. — А ты правда так ничего и не понял? — Улыбнулся он, лукаво заглядывая в чёрные глаза Калашникова. — Я отдал его Пуле. Он бережно хранит чужие тайны.

— Чёрт, — выругался бизнесмен, с трудом сдерживая досаду. — А остальные артефакты? У кого они?

— Саша, ну опомнись же, и погляди вокруг. Всё совсем не так, как ты видел, ведь правда? — Док разговаривал с Калашниковым спокойно и последовательно, как психиатр с душевнобольным. — Никаких артефактов нет. Твои убеждения ложны. Я до сих пор верую, что ты желаешь добра, и всё же… Тропа благих намерений лишь дальше уводит тебя от истины.

— Ты просто не хочешь умирать, — сухо, почти деловито кивнул Калаш. — Поэтому, пытаешься заговорить мне зубы.

— Цепь событий уже запущена. И если ты сейчас нажмёшь на курок, то пути назад не будет, — прошептал Док.

— Быстрее, — возбуждённо прошептал Петренко, указывая Бесо на соседние галереи. — Эти коридоры огибают лабораторию. Окружим группу. А затем застанем врасплох, пока Калаш не натворил бед… Карась, Бочка и Эд — идут вправо.

— Грач и Мут — со мной, — вскинул винтовку Бесо, перехватывая её поудобнее.

— Остальные останутся здесь, в составе основной группы. — Подвёл итог полковник. — «Свободные», если не хотите, можете не лезть в чужие разборки.

— Подсобим, чем сможем. — Шмыгнул носом Дух.

***

Мы спешили, наплевав на безопасность. Мут просто обезумел, услышав, что Доку грозит смерть. Бесо, вне себя от ужаса, сопел за моей спиной, изредка поругиваясь на родном языке.

Скрипучие, аварийные светильники коридора действовали мне на нервы. Каждая моя клеточка топорщилась и сопротивлялась, не желая углубляться в эту зеленоватую, желейную тьму. Словно я снова очутился в одном из своих кошмаров.

Мне уже снился этот коридор. Натужный скрип и вызывающее дурноту мерцание. Я, как гигантская марионетка, хотел сорваться с крестовины и убежать в безопасность — назад, к Петренко в тот светлый, кажущийся безопасным зал. Но невидимая рука воли продолжала толкать меня вперёд… Туда, где откроются все тайны. И откуда так страшно больше никогда не вернуться…

Тяжёлое дыхание Мута, идущего передо мной, изредка надрывало этот сюрреальный флёр, возвращая меня в действительность.

"… Не вернуться? Стоп… Это моя мысль? — Недоверчиво подумал я. — Или контролёр ломает мне мозги?.. А может, это Бим даёт мне знак, пытаясь предостеречь от ошибок? — Замедлив шаг, я попытался оформить свои пугающие ощущения. — Нужно расслабиться и дать Биму прорваться".

— Быстрее, — шептал Бесо, подгоняя нас с товарищем. — А то не успеем выручить Дока.

«Скрип-скрип-скрип», — словно метроном, отбивал нам ритм этот чёртов светильник.

Тягучее время плыло под ноги раскалённым пластилином. Я увязал в нём. Конечности отказывались слушаться.

«Да что за нафиг! — Разозлился я. — Неужели, это сон? И я сейчас пускаю слюни где-то в берлоге контролёра?»

Боль раскалённым шариком запульсировала у меня в голове. Глухо, как сквозь прессованную вату, прозвучал выстрел, и внутри меня всё оборвалось. Мут рванул, что было сил, увидев впереди вожделенную дверь в соседний зал.

Из-за стены уже вовсю раздавались звуки боя. Кто-то надсадно орал, перекрикивая эту какофонию хриплым, чужим голосом.

— Только бы не Док! — Как мантру, повторял Бесо, раз за разом. — Не Док!

Споткнувшись, Мут полетел на пол. И, больно ударившись, зашипел лесным котом, которого потревожили любознательные путники.

Что-то лёгкое неуловимо звякнуло и покатилось, ударяясь в такт этим чёртовым светильникам.

— Всё, — только и успел прошептать Бесо, рванув по коридору назад.

Сомнение заползло в мою душу. Я понял, что это конец. Совсем. Навсегда. Одна ошибка стоила нам всем жизни.

«Что ж ты за неваляшка, Мут? А ещё называешься «тёртым сталкером»… — Нервозно захихикал я, ощущая отчаяние.

А потом раздался грохот, от которого я ослеп и оглох, погружаясь в адское пекло сплошного, необратимого кошмара. Что-то без конца врезалось в моё тело терзая ослабленную плоть. Цепочка болезненных вспышек по ногам и животу, от которых мне стало нестерпимо горячо. И тело, как тряпичную куклу замотало в пространстве, больно ударяя о стены или пол. Увы, я уже не мог разобрать… Хотя, к чему это мне, если я умираю?

Глаза мои горели. Временами я чувствовал как они сползали огненными слезами по щекам. Кожа моя плавилась, спекаясь под напором всепоглощающего пламени.

Когда я уже потеряю сознание, перестану, наконец, ощущать этот нестерпимый жар?.. Словно я — еретик и меня приговорили к сожжению на костре.

«Ну, давай же, умирай уже, ну!» — Беззвучно ругал я своё неподдающееся тело. Мне казалось, что вместо лица у меня осталась обугленная, зияющая дыра, отдающая болью при каждом новом вдохе.

Момент трагедии растянулся на тысячи… Нет, миллионы бесконечных секунд, продлевая агонию.

А потом я, кажется, умер… Совсем.

Паря, словно пёрышко в невесомости всепоглощающего спокойствия. Наверное, так себя и ощущает душа, вырвавшись из оков вечно болящего и жаждущего тела. Никаких желаний, сомнений — ничего. Проваливаясь в эту кроличью нору, я, наконец, совсем отключился. Какой-то добрый Бог просто вырубил тумблер. Наконец-то можно просто перестать чувствовать. Спасибо ему за это.

***

Очнувшись, в темноте, я резко вдохнул, заставляя слипшиеся лёгкие заработать.

С минуту, жадно хватая ртом воздух, я получил гипервентиляцию, прежде чем привёл дыхание в порядок. Старательно ощупал тело. Нигде не болит. Лишь вымок, как Бобик, переплывший реку.

Утерев со лба пот, я попытался встать, но не смог. Какие-то влажные, тяжёлые тряпки обмотали мне тело, сковывая движения. Побарахтавшись немного жуком-переростком, я с силой рванул ткань, и тишину нарушил гулкий треск ниток…