Любовь против (не)любви (СИ) - Кальк Салма

— Не смотрите туда, госпожа моя, — тихо сказал Саваж. — Не нужно это вам.

Что? Там судьба её решается, а он — не нужно? Катерина нахмурилась, взглянула — и на некоторое время забыла, как дышать.

Знакомые ей щупальца сейчас были вовсе не сверкающе-серебристыми, а — мертвенно-серыми, прямо как отметина на лице у Рональда. Сила струилась по комнате от рук Жиля, от головы и ещё бог знает, откуда, охватывая кровать, с которой Рональд силился подняться, но — не мог. Дёргался, но — как будто ему жестко зафиксировали руки и ноги. Он ещё немного побился — и затих, и только в глазах была такая ненависть, что — кто другой бы просто убежал, но, очевидно, не Жиль.

А Жиль охватил своими щупальцами всю рональдову кровать — теперь ему не сбежать, даже если он вдруг попробует, хотя — его трость стоит у стен, а может ли он без неё? Наверное, нет?

И всё это — в молчании. Рональд злился-злился, а потом, кажется, понял, что происходит что-то непривычное ему, он-то не маг и не видит всей этой демонстративной подготовки, только вот к чему?

Щупальца тянулись-тянулись, и соткали в ногах кровати что-то вроде двери. Нет, дверь — она простая и прямоугольная, а это были настоящие врата — двустворчатые, высокие и такие же мертвенно-серые.

— Не смотрите, Катрин, — шепнул Саваж. — Это… очень неприятно.

— Плевать, — бросила она.

Вот ещё, будут тут ей указывать, что делать! И у неё на глазах уже убивали, если что.

Тем временем врата постепенно начали отворяться. То есть — щупальца как будто обхватили обе створки и с усилием начали их отворять. Медленно, по сантиметру, и не плавно, а рвано, толчками, рывками. Очевидно, действо давалось Жилю с трудом.

Раз — и створки распахнулись, и за ними клубилась тьма. Нет, даже не тьма, а что-то… тёмное, да, как провал. Провал… куда-то. Там что-то шевелилось и пульсировало, и Рональд тоже отлично это видел, и лицо его становилось постепенно таким же серым, как печать смерти на его лице, а глаза расширялись до предела.

Из врат плеснулось — вроде такое же щупальце, только изнутри — и вынесло наружу человеческую фигуру. Нет, не фигуру, тень. Призрака, вроде того, что были с леди Маргарет, и Катерине показалось, что она знала его при жизни.

— Милорд, — прохрипел призрак.

Из врат появился ещё один, и ещё, и ещё. Все они были изрядно побиты — с ужасными ранами и той же серостью, которая отличала Рональда.

— Милорд, зря вы послали нас на некроманта, — сказал ещё один.

— Сами-то за нашими спинами отсиделись.

— Не то, что ваш отец или братья, они-то всегда были в первых рядах.

— Милорд, мы клялись защищать вас, и потому пошли. Но мы и вообразить не могли, во что вы нас втянули! Ладно честный бой, но не это!

— Такой жути я за всю жизнь не помню, а с малолетства на войне!

— Вы отдали нас смерти, а теперь она идёт за вами. Мы ждём вас, милорд. Вы тоже клялись защищать нас, вы — наш лорд, и в жизни, и в смерти. Мы ждём вас, вы наш. Мы пойдём в преисподнюю под вашим знаменем.

— Сгиньте, пропадите! — бормотал Рональд. — Вас нет! Вы мерещитесь мне! Вот как ночью во сне мерещились, так и сейчас!

— Нет, милорд, мы есть. Мы есть, мы пришли за вами, мы ждём вас, — говорили они, говорили низкими монотонными голосами, лишёнными всякой интонации, и от того ещё более жуткими.

— Милорд, — женский голос, такой же монотонный, вклинился в этот хор.

Молодая женщина в простой одежде и чепце тоже показалась Катерине знакомой — да она же похожа на девочку Дейзи из Торнхилла! Дочка Петрониллы? Как её звали — Мэри?

— Милорд, мы с супругом не сделали ни вам, ни вашим людям ничего плохого. Мы не ваши люди, мы просто жили, и вас не трогали. Вы пришли незваными, и убили, и теперь мы ждём вас, вы наш, — прошелестела она.

— Мы ждём вас, вы наш, — проговорил появившийся за её спиной молодой мужчина.

— Мы ждём вас, вы наш… вы наш… — шелестели мужчины, женщины, дети, даже дети!

Скольких он убил за свою жизнь? Не на войне, а просто так? Потому что ему заступили дорогу, потому что не позаботился, потому что в его владениях были потница и голод, и ещё черт знает что?

— Милорд, — голос резанул, как нож по стеклу.

Это была совсем юная девушка, и на руках она держала младенца.

— Милорд, вы не спрашивали меня, хочу ли я идти с вами, и хочу ли я родить от вас дитя, но вы обещали позаботиться о ребёнке! Когда я родила и больше не поднялась, и вам принесли малышку, что вы сказали? Что знать не знаете, кто это и от кого? И велели убрать дочь с ваших глаз, и она умерла вскоре без заботы и ухода! Я тогда сказала — не бывать вам отцом, не породить вам других детей, и так сталось, но теперь — вы наш. Мы ждём вас, я и Мэри. Идите уже скорее, милорд, ваша дочь заждалась вас!

Саваж, услышав это, дёрнулся, и чуть было не впечатался в барьер, но теперь уже Катерина схватила его за руку.

— Да стойте же, стойте, нельзя туда, нельзя!

Он крепко зажмурился и выдохнул. А она смотрела дальше.

И вовремя. Потому что из врат появилась… Кэт Торнхилл.

Сомнений не было — это то самое лицо, которое Катерина видела в маленьком зеркале госпожи Мэгвин каждое утро. Те самые зелёные глаза, те самые рыжие пушистые волосы. Она была одета в знакомую Катерине тонкую сорочку с изящной вышивкой.

— Рональд, — прошелестела она.

— Кэт? — вот тут у него даже получилось привстать.

Ненадолго.

— Рональд, если бы не ты, я была бы жива. Даже когда у меня не осталось никого, ещё был шанс. Даже когда я стала женой Роба, у меня был шанс. Если бы не ты. Ты хотел ко мне? Иди, ты наш.

— Ты наш, Ронни, — проговорил возникший за спиной Кэт Роб Телфорд. — А то и не наш, а прямо к матушке отправишься.

— Но… но… — обезумевший Рональд мотал головой — то на врата, в которых она стояла, то на Катерину.

Саваж смотрел с лёгким изумлением, а Жиль — только что не разинувши рот. Он на мгновение отвлёкся… и серые щупальца распахнули врата ещё сильнее, оттуда на кровать поползла клубившаяся тьма, она добралась до ступней Рональда и потянулась выше.

А призрачная Кэт слегка повернула голову и встретилась глазами с Катериной. Улыбнулась и поклонилась.

— Держись, сестрица, — проговорила она. — И спасибо тебе за моё доброе имя и за Торнхилл.

Воздух в комнате уже прямо дрожал — от скрытого напряжения и от беспрестанного шелеста — ты наш, ты наш, мы ждём тебя, иди к нам. Тьма ползла всё выше по ногам Рональда, в ней мелькали то зубы, то когти, то скорпионий хвост, то чей-то раздвоенный язык. А серые щупальца Жиля будто толкали эту тьму, подбадривали и направляли, куда следует, сливаясь с ней, и пели от радости — низким монотонным гулом.

Торжествующая песнь смерти — вот что это было. Смерти, которая радовалась прорыву в жизнь. Смерти, которая взяла своё.

Рональд завыл. Это не было врагом из плоти и крови, которого можно убить, это было неотвратимо… как смерть. Он на глазах серел и распадался на части, и было это так жутко, что Катерина, наконец, не выдержала и закрыла глаза рукой.

— Не смотрите, Катрин, говорил же вам, вот упрямая, — ворчал Саваж.

Взял её за плечи и прижал к себе, а она уткнулась носом в его зелёный дублет, и дышала… и радовалась, что может дышать.

Она не знала, сколько простояла так, сколько прошло времени. Только в какой-то момент вокруг будто стало светлее, и можно было высвободиться из рук Саважа и открыть глаза.

Жиль, её Жиль стоял рядом и тоже выглядел так, будто наконец-то смог дышать. И был он ещё более бесцветный, чем обычно, будто деяние вытянуло все соки из него тоже. Да так, наверное, и было.

Можно было твёрдо встать на ноги и оглядеться. Рональд лежал на постели — очевидно, не живой, живые не бывают такого серого цвета и с такой жутью в остекленевших глазах. От противоположной стены таращился юный некромант Роб — вот прямо таращился с разинутым ртом. На него глянул Саваж и усмехнулся:

— Что, думал, наверное, некромантия — это крыс давить в подвале? И мелко пакостить за небольшие деньги?