Слуги Темного Властелина - Бэккер Р. Скотт

«Они действительно перепуганы насмерть».

Главнокомандующий фыркнул — его как будто забавляла сложившаяся ситуация. Он, Икурей Конфас, тревожится из-за того, как может обойтись с тайнами империи какой-то адепт Завета!

– Абсолютно никакого. Он ухмыльнулся.

– Причеши-ка бороду, колдун, – добавил он, продолжая свой путь по коридору. – Тебе предстоит встретиться с императором!

Ксерий отошел от Кемемкетри и пристально вгляделся в лицо Скеаоса. Ухо у советника было в крови. Длинные жидкие пряди седых волос прилипли ко лбу со вздувшимися венами и впалыми щеками. Это придавало советнику облик безумца.

Старик был раздет донага и прикован вверх лицом к выпуклому деревянному столу, имеющему форму половинки колесного обода. Дерево было гладкое, отполированное до блеска спинами других таких же узников, и рядом с бледной кожей советника выглядело совсем черным. Комнату с низким сводчатым потолком озаряло множество горящих жаровен, расставленных в беспорядке по разным углам. Они находились в самом чреве Андиаминских Высот, в помещении, которое издавна называлось Комнатой Правды. Вдоль стен на железных подставках и крюках были расставлены и развешаны многочисленные орудия для добывания Правды.

Скеаос смотрел на императора без страха, помаргивая, как моргает ребенок, разбуженный посреди ночи. На морщинистом лице блестели глаза, обращенные к тем, кто явился вместе с императором: Кемемкетри и еще двое старших магов, в черных с золотом одеяниях Имперского Сайка, Колдунов Солнца; Гаэнкельти и Токуш, оба еще в церемониальных доспехах, с лицами, искаженными страхом – ведь император, несомненно, обвинит их в том, что они проморгали это подлое предательство; Кимиш, императорский палач, который не замечал людей – он видел одни только болевые точки; Скалетей, вызванный Гаэнкельти мисунсай в голубом одеянии, – его немолодое лицо выглядело озадаченным; и, разумеется, двое арбалетчиков из эотской гвардии, в синих татуировках, с хорами, нацеленными на цыплячью грудь главного советника.

– Совсем другой Скеаос… – шепнул император, стиснув трясущиеся руки.

Главный советник негромко хихикнул.

Ксерий подавил терзавший его ужас, почувствовал, как его сердце ожесточилось. Ярость. Здесь ему потребуется ярость.

– Что скажешь, Кимиш? – спросил он.

– Его уже допросили, кратко, о Бог Людей, – ответил Кимиш. – Согласно протоколу.

Что слышалось в его тоне? Возбуждение? Кимишу, единственному из собравшихся, не было дела до того факта, что на столе растянут советник императора. Он был всецело поглощен своим ремеслом. Ксерий был уверен, что и политический подтекст этого ареста, и его ошеломляющие последствия для Кимиша ровным счетом ничего не значат. Вот это Ксерию в нем и нравилось – хотя временами раздражало. Подходящая черта для императорского палача.

– И что? – спросил Ксерий. Голос у него едва не сорвался. Все его страсти, казалось, усилились и грозили самыми неожиданными превращениями: из скуки – в ярость, от мелкой обиды – к страданию.

– Бог Людей, этот человек не похож ни на кого из тех, кого мне доводилось видеть.

А вот что Кимишу, с точки зрения императора, было совершенно не к лицу, так это его страсть к театральности. Он говорил не спеша, выдерживая паузы, точно завзятый актер, с таким видом, как будто весь мир – всего лишь хор при нем. Суть дела Кимиш ревниво приберегал напоследок и выдавал ее в согласии с законами повествования, а никак не со срочностью и необходимостью.

– Твое дело, Кимиш, получать ответы! – отрезал Ксерий. – Почему мне приходится допрашивать палача?

Кимиш пожал плечами.

– Ну, иногда лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать, – сказал он и взял с подставки, стоящей подле советника, небольшие щипцы. – Вот, поглядите.

Он опустился на колени и взял в левую руку одну из ног советника. И принялся медленно, со скучающим видом профессионала сдирать ноготь с пальца.

Ничего. Ни стона, ни звука. Старческое тело даже не вздрогнуло.

– Это не человек! – ахнул Ксерий и отшатнулся. Прочие застыли, ошеломленные. Император обернулся к Кемемкетри – тот покачал головой, – потом к Скалетею, и тот прямо сказал:

– Здесь никакого колдовства нет, о Бог Людей.

Ксерий развернулся к своему советнику.

– Что ты такое?! – вскричал он.

Старческое лицо усмехнулось.

– Я большее, Ксерий. Я нечто большее.

Это не был голос Скеаоса – это был шум словно бы множества голосов.

Земля поплыла под ногами Ксерия. Он ухватился за Кемемкетри – тот невольно отшатнулся от хоры, болтавшейся на шее у императора. Ксерий взглянул в глумливое лицо колдуна. «Имперский Сайк!» – мысленно взвыл он. Коварные. Лелеющие тайные помыслы и замыслы. Только у них есть такие возможности. Только они могли…

– Ты лжешь! – крикнул он великому магистру. – Без колдовства тут обойтись не могло! Я чувствую в воздухе его отраву! Вся комната воняет колдовством!

Он отшвырнул перепуганного колдуна наземь.

– И этого раба ты подкупил! – орал Ксерий, указывая на Скалетея, который сделался белее мела. – А, Кемемкетри? Грязная, нечестивая шавка! Это твоих рук дело? Сайк возжелал сделаться Багряными Шпилями западных земель, да? Превратить своего императора в марионетку?

Ксерий запнулся на полуслове и выпустил колдуна – в дверях появился Конфас. Рядом с ним стоял колдун Завета. Помощники Кемемкетри поспешно подняли своего великого магистра на ноги.

– Эти ваши обвинения, дядюшка… – осторожно заметил Конфас. – Быть может, они несколько поспешны…

– Может быть! – бросил Ксерий, расправляя свое одеяние. – Но чем ближе нож, тем опаснее, как сказала бы твоя бабушка.

Он перевел взгляд на плотного человека с квадратной бородой, стоящего рядом с Конфасом, и спросил:

– Это и есть адепт Завета?

– Да. Друз Ахкеймион.

Человек неловко опустился на колени, коснулся лбом земли и буркнул:

– Привет вам, Бог Людей.

– Ах, эти встречи властителей и магов! Во время них все время чувствуешь себя не в своей тарелке, не правда ли, адепт?

Острое смятение, владевшее им всего несколько секунд тому назад, было забыто. «Быть может, оно и к лучшему, что этот человек сознает, о сколь важных вещах сейчас идет речь», – подумал Ксерий. Он почему-то счел нужным побыть любезным.

Колдун посмотрел на него вопросительно, потом опомнился и опустил взгляд.

– Я ваш раб, Бог Людей, – пробормотал он. – Что вам угодно?

Ксерий взял его за руку – он подумал, что это совершенно обезоруживающий жест: император держит за руку человека из низшей касты! – и провел его мимо других к распростертому на столе Скеаосу.

– Вот видишь, Скеаос, – сказал Ксерий, – чего мы только не делаем ради твоего удобства!

Старческое лицо осталось бесстрастным, однако в глазах вспыхнула странная напряженность.

– Заветник… – произнесло это существо.

Ксерий взглянул на Ахкеймиона. Лицо адепта было непроницаемо. И тут Ксерий ощутил это: ощутил ненависть, исходящую от бледной фигуры Скеаоса, как будто старик узнал колдуна Завета. Распростертое тело напружинилось. Цепи натянулись, звенья их скрежетнули. Деревянный стол заскрипел.

Колдун Завета отступил на пару шагов.

– Что ты видишь? – прошипел Ксерий. – Это колдовство? Да?!

– Кто этот человек? – спросил Друз Ахкеймион. В голосе его звучал нескрываемый ужас.

– Мой главный советник… он был им тридцать лет.

– А вы… допрашивали его? Что он сказал? Колдун почти кричал. Что это в его глазах? Неужто паника?

– Отвечай, заветник! – воскликнул Ксерий. – Колдовство это или нет?!

– Нет.

– Врешь, заветник! Я это вижу! По глазам твоим вижу!

Колдун посмотрел ему прямо в глаза. Взгляд его был напряженным, как будто он пытался понять слова императора, сосредоточиться на чем-то, внезапно сделавшемся чересчур тривиальным.

– Н-нет… – выдавил он. – То, что ты видишь, – это страх… Колдовство тут ни при чем. Либо же это колдовство иной природы. Незримое для Немногих…