Драконовы сны - Скирюк Дмитрий Игоревич

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147

— Все равно это глупость, — не преминул вставить Хансен.

— Ну так и нечего тогда тащиться за мной! Как будто если глупость делают трое вместо одного, она перестает быть глупостью… Давайте спать. Если уж мы решили идти, то надо отдохнуть перед дорогой.

— Дельная мысль, — заметил гном и, первым подавая пример, накрылся с головой одеялом и отвернулся к стене. — Только не вздумайте уйти и бросить меня здесь, — глухо донеслось из-под одеяла. — Предупреждаю: сон у меня чуткий.

Вскоре он захрапел.

Приятели подбросили дров в огонь и тоже стали укладываться спать. Однако сон не шел. Через некоторое время Жуга уселся, потянулся за водой. Напился, собрал волосы в горсть, да так и задумался о чем-то с флягой в руке. Хансен некоторое время неодобрительно глядел на него, потом тоже сел.

— Идешь вразнос, Жуга, — с тревогой в голосе сказал он. — Расшатываешь себя, как гвоздь в доске. Далеко ль до беды.

— Хансен, перестань, — отмахнулся тот. — Без доски нам не выиграть, а меч… Мне без него нельзя. — Он снова отхлебнул воды. — Пока нельзя.

— Это безрассудство, Лис. Безрассудство и гибель.

— Насрать, — травник плюнул в костер.

— Терпение — вот чего тебе не хватает, — вздохнул Хансен. — Помнишь наш разговор на скале? Ты еще спросил, когда же мы начнем учебу. Уже в то время мне это было ясно, и я просил тебя не торопиться. Смотреть на волны — это тоже надо уметь.

— Смотреть на волны, — пробормотал Жуга. — Да…

Из-под одеяла торчала косматая, со вздувшимся рубцом макушка маленького гнома. Травник некоторое время задумчиво созерцал ее, потом перевел взгляд на валявшуюся рядом миску из-под каши и усмехнулся.

— Нет, ты только посмотри, — сказал он. — Еще позавчера этот двараг лежал пластом и дышал через раз, а сегодня каши стрескал целый котелок. Если б сам не видел, в жизни б не поверил.

— Vis mediatrix naturae, — невозмутимо пожав плечами, сказал Хансен и тут же, не дожидаясь вопроса, перевел: — «Целительная сила природы». Хотя немного полечиться ему бы не мешало. Три дня полного поста не красят человека. То есть, я хотел сказать — гнома.

— Что верно, то верно… Однако же, какой рубец! Хоть рашпилем его скобли.

Он помолчал, потеребил отросшую рыжую бороду. Потряс головой.

— И как же это я его не раскусил?

— Кого?

— Ашедука. Думал, если он мне доверился, то он мне друг, и опять перепутал откровенность с честностью. Ведь знал же, что нельзя им доверять! Гнилой они все-таки народец, эти гномы. Прокати по столу золотой — верный способ проснутся с ножом в брюхе.

— Этот меч, — спросил вдруг Хансен, — почему он так опасен?

— Он не то, чтобы опасен, — рассеянно ответил Жуга, — он просто — оружие. Очень хорошее оружие. Жаль было б потерять. А уж кому он служит — дело десятое. Это Золтан подстроил, чтобы он попал ко мне. А началось все года полтора тому назад, когда в корчме в Маргене зарезали боярского сынка. Тогда же я и с Орге познакомился.

— Расскажи.

— Да долго.

— Все равно рассказывай, я должен знать.

В молчании Хансен выслушал рассказ о том, как меч попал к травнику, и как они вместе с Золтаном и Бертольдом Шварцем подорвали цитадель дварагов, а точней — плотину в этой цитадели.

— Ах, так это, стало быть, и есть тот самый Хриз, — пробормотал он. — Золтан говорил мне об этом, но я не думала… не думал, что это был ты. Черт, оказывается, я многого не знала… То есть — не знал.

— Да брось ты извиняться, — отмахнулся травник. — Я давно уже не замечаю твоих оговорок.

— Но при других-то мне нельзя ошибаться. А скажи-ка, та девушка — Линора, кажется — что связывало вас?

— Вряд ли тебе нужно это знать. Хотя… какая разница теперь?

Слово за слово Жуга вновь принялся вспоминать, перескакивая с места на место. События чередовались в полном беспорядке, Хансен часто переспрашивал, и в итоге вся история, рассказанная травником, растянулась чуть ли не на час. Закончив, травник вновь подбросил дров в огонь и потянулся за котелком.

— Все равно сидим, — сказал он. — Хотя б поесть на утро сготовим.

— Поспал бы лучше.

— А, — неловко отмахнулся тот. — Уж если на меня нашло, все равно не усну. Уж я-то себя знаю.

Он потер грудь, где раскаленный пламенем янтарь навек впечатал в кожу солнечный безглавый крест. След был едва заметен, и вместе с тем — вполне отчетлив. Жуга перехватил взгляд Хансена, потупился и затянул завязки ворота.

— Вот, выжгло, — буркнул он, не глядя Хансену глаза. — Когда в костре плясал там с этим… С Черным.

— Да, — сказал, помедлив, Хансен. — Может быть, теперь я лучше понимаю, что ты чувствуешь. На самом деле интересно, что бы было, если б ты остался у себя в горах, женился на той, на первой… Но посмотреть уже нельзя.

На первой? Ты о чем? А, Мара… Странно, — Жуга задумался. — Я вспоминаю о ней, как о чем-то далеком-далеком. Вроде, было, а на деле будто не было. А ведь я думал, что любил ее. А выходит, что нет? Иначе, как же все другие — Зерги, Аннабель?..

— Вечной любви не бывает. Просто иногда жизнь кончается раньше, чем любовь. Есть прошлое и прошлое. Не надо их путать.

— Не понимаю… В чем разница?

— Одно можно вспоминать, но нельзя вернуть. Другое — можно вернуть, но нельзя вспоминать.

— Однако… — травник казался ошарашенным. — Может, и так, — задумался он. — Но толку мало. Все равно скребется в душе что-то. Будто ноет. Не могу забыть. И больно.

— Зудит — значит, заживает, — кивнул Хансен. — Выкарабкаешься.

— Ты думаешь?

Хансен кивнул:

— Vis mediatrix naturae.

До утра Жуга не спал и грыз ногти, и когда с рассветом вышли в путь, по своему обыкновению не сказал ни слова никому о том, что было ночью. Лишь едва заметные круги темнели под глазами, словно от удара — от бессонницы и давящей усталости последних дней. И все.

И больше — ничего.

Дождь и оттепель ударили внезапно, обнажив облизанные ветром камни и пожухлую траву. Зеленые подушки мха оттаяли и брызгали водой, когда по ним ступали. То была земля неплодородная, скупая и ранимая, но все, что здесь росло, имело жуткую, невероятную способность жить. Приземистая цепкая растительность мгновенно «слизывала» с обуви любую смазку; ноги тотчас же промокли.

Вскоре стали попадаться горы; небольшие, они вырастали из тумана внезапно, и каждый раз сердца путешественников невольно замирали при мысли: а вдруг это и есть их цель? Орге сразу начинал всех радостно подбадривать и пер вперед, как будто бы и не ему на днях чуть не пробили голову. Но всякий раз их ожидало разочарование. Дорога поглотила целый день и половину следующего, пока перед троими путниками в белесых облаках не замаячила большая черная гора с обрезанной вершиной — Снайфедльс.

— Чтоб я сгорел, — Орге остановился, сдвинул капюшон и прищурился из-под ладони. — Вот он, Черный Клык! Выходит, правильно мы шли.

— А ты, значит, сомневался, — съехидничал Жуга. — И что? Куда теперь?

— Куда-куда… На Кудыкину гору. Наверх, куда ж еще-то!

Все трое задрали головы. Гора и сама по себе была высока, в тумане же казалось, что вершина Снайфедльса и вовсе уползает в бесконечность. Серый камень покрывали капельки воды, там и тут вдоль склонов по расщелинам сползали белые дорожки ледников.

— Здоровая, зараза, — Орге сплюнул. — Тут саженей с тысячу будет, а то и все полторы. Как считаешь, а, Лис?

— Это смотря чьих саженей… Ну что, пошли, что ли?

Хансен только поправил на плечах мешок и промолчал.

Восхождение было несложным, но утомительным. После ночи, проведенной у скупого костерка, у всех троих сводило ноги от холода и сырости. Усталость сковывала мышцы. Плащи набухли водой, по волосам стекали капли. Жуга взбирался с осторожностью, ступая по камням с многолетней сноровкой горца, коротконогий Орге морщился, пыхтел и часто застревал у трещин: сил, чтоб перепрыгнуть их, маленькому гному пока не хватало. Туман был непрогляден. Изредка отыскивались тропки, впадины, ложбины, каменные осыпи. Застывшая в незапамятное время лава под дождем блестела, словно смазанная жиром. Заночевать на склоне горы было бы безумием.

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147