И вдруг, сквозь буйство голоса, все происшедшее и происходящее сложилось в голове Дженнсен в целостную картину. Мучительная боль взорвала все ее существо. Истинные масштабы предательства предстали во всей ясности.
— Это же был ты! — прошептала она.
— Как ты можешь во мне сомневаться? Я люблю тебя!
— О добрые духи, все время это был ты.
Лицо Себастьяна стало таким же белым, как и взлохмаченные пряди его волос, но в нем появилось какое-то непреклонное спокойствие.
— Джен, это ничего не меняет.
— Это все ты, — прошептала она, широко раскрыв глаза. — Ты просто съел несколько сердцевинок горной розы…
— Ерунда! Да у меня их никогда не было!
— Я видела их в банке в твоем мешке. Ты спрятал сердцевинки розы под бечевкой. А они высыпались.
— Ах, эти. Я… Я взял их у целителя… Когда мы останавливались у него.
— Лжец, они всю дорогу были у тебя. И ты съел десяток, чтобы вызвать у себя лихорадку.
— Джен, ты сошла с ума!
Дженнсен, содрогаясь, указала на него ножом:
— Это был ты, все время ты. И тогда, в первую ночь, ты сказал мне, что лучшее против врага оружие — то, что принадлежит ему или получено от него. В общем, что к врагу близко… Ты очень хотел, чтобы у меня оказался этот нож. Я была тебе нужна, потому что я близка к врагу. Ты хотел использовать меня. Потому ты и снял его с того солдата!
— Джен…
— Ты клялся, что любишь меня. Докажи это! Не лги мне! Скажи правду!
Себастьян некоторое время смотрел на подругу, потом вскинул голову:
— Да, мне хотелось завоевать твое доверие. Я думал, что если у меня будет лихорадка, ты пожалеешь меня.
— А как насчет мертвого солдата, которого я нашла?
— Это был один из моих людей. Мы поймали человека, у которого был этот нож. Один из моих людей переоделся в д’харианскую форму. Увидев, что ты идешь, я сбросил его с утеса.
— Ты убил своего солдата?
— Иногда великая цель требует жертв. Спасение приходит через пожертвование. — Тон Себастьяна стал вызывающим.
— А как ты узнал, где я?
— Император Джегань — сноходец. Он узнал о тебе из книг много лет назад и использовал свои способности для поиска людей, которым было известно о твоем существовании. С течением времени ему удалось выследить тебя.
— А записка, которую я нашла?
— Это я подсунул ее в карман солдату. Джегань, используя свои способности, узнал, что ты уже пользовалась этим именем.
— Узы не позволяют сноходцу войти в ум человека, — пояснил Ричард. — Ему пришлось долго искать тех, кто не связан узами с лордом Ралом.
— Именно так, — кивнул Себастьян в знак согласия. — Но нам это удалось.
Дженнсен испепеляла ослепляющая злоба от такого беспредельного предательства.
— А остальные? А моя мама? Ее вы тоже принесли в жертву?
— Джен, ты не понимаешь. Я ведь не знал тебя тогда… — Себастьян облизнул пересохшие губы.
— Значит, это были твои люди. И потому тебе не трудно было с ними справиться. Они не ожидали твоего нападения, они думали, ты сражаешься рука об руку с ними. И именно поэтому ты так смутился, когда я рассказала тебе о кводах. Это были ненастоящие кводы. Ты убил невинных людей, желая заставить меня подумать, что первый был один из них. И каждую ночь, уходя на разведку, ты возвращался с известием, что они идут за нами след в след, и мы срывались и уходили в ночь. Ты все время врал!
— В благих целях! — тихо произнес Себастьян. Дженнсен от ярости вновь залилась слезами.
— В благих целях?! Ты убил мою маму! Кругом был ты! О добрые духи… подумать только… о добрые духи! Я спала с убийцей собственной матери! Ты — грязный ублюдок!
— Джен, возьми себя в руки. Это было необходимо. — Себастьян кивнул на Ричарда. — Он — причина всему! И теперь он у нас в руках! Все это было необходимо! Спасение приходит только через жертву. Твоя жертва… твоя мать, принесенная в жертву, привела нас к Ричарду Ралу, человеку, охотившемуся за тобой в течение всей твоей жизни.
Слезы текли по лицу Дженнсен.
— Не могу поверить, что ты совершал эти гнусности и одновременно клялся в любви ко мне!
— Да, Джен. Тогда я не знал тебя. Я же сказал тебе: у меня не было намерений влюбляться в тебя, но так получилось. И теперь ты — моя жизнь. Теперь я люблю тебя.
Дженнсен сжала руками голову, пытаясь заглушить голос, завывающий в ее сознании.
— Ты — злобный выродок! Как я могла любить тебя!
— Брат Нарев учит, что все человечество погрязло в пороке. Мы не имеем морального права на существование, потому что люди изуродовали мир живых. По крайней мере сам брат Нарев сейчас в лучшем мире. Теперь он рядом с Создателем.
— Ты хочешь сказать, что даже брат Нарев — зло? Как часть человечества? Даже твой драгоценный, священный брат Нарев — тоже зло?
Себастьян пристально смотрел в лицо Дженнсен.
— Тот, кто по-настоящему олицетворяет собой зло, стоит сейчас прямо перед нами! — Он поднял руку, указывая на Ричарда. — Лорд Рал — великий убийца. Лорд Рал должен быть приговорен к смерти за все свои преступления.
— Если человечество — это зло и если брат Нарев в лучшем мире, рядом с Создателем, то Ричард, убив его и тем самым отправив прямо в объятья Создателя, совершил доброе дело. Разве не так? Раз человечество — зло, то почему вы считаете уничтожение ваших солдат Ричардом Ралом за злой поступок?
Лицо Себастьяна приобрело ярко-красный оттенок.
— Мы все зло, но некоторые представляют собой зло наибольшее. По крайней мере мы смиренно признаем перед лицом Создателя наши слабости и прославляем только Создателя. — Себастьян немного помолчал и уже спокойнее добавил: — Я знаю, что это слабость, но я люблю тебя. — Он улыбнулся Дженнсен. — Теперь смысл моей жизни только в тебе, Джен.
Она покачала головой:
— Ты не любишь меня, Себастьян. Ты даже не понимаешь, что такое любовь. Ты не сможешь полюбить кого-либо до тех пор, пока не полюбишь собственное существование. Любовь может вырасти только из уважения к собственной жизни. Когда любишь себя, свое собственное существо, можешь полюбить и того, кто обогатит твою жизнь, разделит ее с тобой, сделает ее более радостной. Если презираешь себя и веришь, что существование — это зло, то умеешь только ненавидеть. Ты можешь испытать лишь признаки любви, потянуться к добру, однако тебе не удастся поместить в ее основание ничего, кроме ненависти. Своей порочной жаждой смерти ты запятнаешь любое проявление любви. Я была нужна тебе лишь для того, чтобы утвердить твою ненависть, чтобы стать твоей подругой по самопожертвованию. Чтобы по-настоящему любить, Себастьян, надо радоваться жизни, потому что именно радость делает жизнь по-настоящему прекрасной.
— Ты не права! Ты просто не понимаешь!
— Я слишком хорошо все понимаю! Жаль только, что поздно.
— Но я люблю тебя, Джен. Ты ошибаешься, я на самом деле люблю тебя!
— Ты только хотел, чтобы так было. Это простые слова пустой бездушной оболочки, которая лишь называется человеком. Мне нечего любить, ничто в тебе не достойно любви. Ты настолько пустое существо, Себастьян, что мне даже ненавидеть тебя трудно, как трудно ненавидеть сточную канаву.
Яркие вспышки осветили все вокруг. Голос в голове Дженнсен, казалось, рвал ее на куски.
— Джен, я не имел в виду ничего подобного. Ты не должна так говорить. Я не могу жить без тебя.
Дженнсен повернулась к нему с выражением холодной ярости на лице.
— Единственное, что ты можешь сделать, Себастьян, желая доставить мне удовольствие, — это умереть.
— Я достаточно долго слушала болтовню этих влюбленных, — прорычала сестра Мердинта. — Себастьян, будь мужчиной, закрой рот! Или я заставлю тебя замолчать. Твоя жизнь не значит ничего. Ричард, а у тебя есть выбор: или Дженнсен, или Мать-Исповедница.
— Я не собираюсь служить Владетелю, сестра, — произнес Ричард. — А ты не должна служить сноходцу. У тебя тоже есть выбор.
Сестра Мердинта ткнула в его сторону пальцем:
— Это у тебя есть выбор! И я заставлю тебя его сделать! Время выходит! Или Дженнсен, или Кэлен, выбирай!
