Несколько мгновений Одрик еще держал меч, с ненавистью глядя в глаза бывшему другу, словно не понимая, что уже мертв. Но вот взгляд его начал затухать, пальцы ослабли, а ноги подкосились. Выронив меч, великий магистр упал на колени и взглянул на рукоять собственного ножа, торчащую у него под ребрами. Он криво ухмыльнулся и попытался вытереть кровь, ручейком стекающую изо рта на подбородок.
– Ты... всего лишь.... – пробормотал он, откашливаясь на землю алыми каплями, – глу... глупец. Мы... будем... гореть… вместе, предатель. Ты…
Остаток фразы застыл у него в горле, превратившись в хрипящий свист и Одрик Лорр, бывший великий магистр ордена Святых Мечей, рухнул на землю, глядя в небеса остекленевшими глазами. Послышалось несколько восторженных криков – самый ярый из них принадлежал Клоду – но Амадиу не слышал ничего, кроме последних слов Одрика и не видел никого, кроме бледного лица его друга, которого он только что убил собственными руками.
– Магистр, – на плечо ему легла чья-то ладонь. – Что нам делать с остальными?
Амадиу обвел взглядом людей Лорра, побросавших оружие и переводящие испуганные взгляды то на Тома, то на тело своего лидера. Думается, смерть последнего выбила из них последние остатки духа – и теперь выглядели они скорее жалко, напоминая осиротевших птенцов, что жались друг к другу у хладного тела матери. Но вот только эти же птенцы не так давно жгли, резали и кололи. Первым желанием Амадиу было отдать всего один приказ, чтобы каждый из убийц поплатился за свои злодеяния прямо на месте... но нет.
– Закуйте в цепи и найдите в деревне пару повозок, – ответил Амадиу, поднимая с земли ножны. – Передохнем до утра, предадим земле мертвых и направимся в Алый Оплот. Их судьбу будет решать капитул, а не мы.
– Не думаю, что эти выродки нас бы пожалели, – проворчал кто-то.
– Мы – не они, – отрезал Амадиу и пошел прочь, оставляя за спиной и Мечей, и Одрика.
Клод было увязался за ним, но вскоре отстал, без слов поняв, что магистру необходимо побыть одному. Отойдя как можно дальше и выйдя в колосящееся поле, Амадиу рухнул прямо на землю, обхватив голову руками, и задался в беззвучных рыданиях. Так паршиво он не чувствовал себя с тех пор, как в последний раз поцеловал холодный лоб отца, перед тем как его опустили в земь. Всего один удар – жестокий, но необходимый – в сердце друга перечеркнул жизнь на до, и после. Да, он не мог поступить иначе – но что с того? Легче ему от этого не стало. Амадиу долго сидел на холодной земле и лишь только к вечеру сумел подняться на ноги, разомнуть затекшие конечности и поковылять к своему отряду.
Что же до Мечей, сопровождающих Лорра, то девятерых из них капитул приговорил к казни, двух – за одного из которых вступились знатные сородичи, а второй, совсем юный парень, примкнувший к Одрику едва ли не за пару дней до его смерти, раскаялся так искренне, что сумел вымолить себе спасание – к пострижению, а последний покончил с собой по пути, изловчившись пустить себе кровь утаенным в сапоге кинжалом. С тех пор прошло много лет, но тень Одрика и его деяний до сих пор лежала на всем ордене, заставляя простых людей вздрагивать при виде алых плащей, будто думая, что вышитый меч падет на их голову, а пламя пожрет то, что осталось. И, увы, слишком многих братьев привлекала подобная репутация...
– ... магистр! ... магистр! Великий магистр!
Вырванный из объятий тревожных снов, Амадиу еще несколько мгновений лишь слепо моргал, пока мир перед его глазами не сошелся в единую картинку. Присев на кровать, он едва не порезал руку о меч, лежавший рядом с ним – взглянув на него, великий магистр тут же припомнил все события предыдущего дня – спор с советом, арраканца, зеркало... и того, чей голос он более и не думал услышать. При одной лишь мысли о последнем, загривок Амадиу покрылся липким потом, и ему пришлось положить руки на кровать, дабы унять дрожь.
– Что случилось? – спросил Тома, натягивая сапоги и переводя взгляд на Коула, стоявшего у двери. Нижние веки его набухли, щеки покрывала жесткая щетина, а под глазами нарисовались огромные черные круги; видимо, прошлую ночь он все же пробыл на ногах. Однако великий магистр ошибся.
– То зеркало, что арраканец привез с острова – оно пропало...
– Пропало?! – Амадиу вмиг выпрямился, глядя прямо в лицо брату, который хоть и был почти на полторы головы выше великого магистра, будто бы разом потерял в росте несколько футов.
– Я не смыкал глаз всю ночь, клянусь, как вы и приказали. Но незадолго до рассвета я услыхал снизу какой-то тихий скрип – я было подумал, что это крысы, так как он более не повторился, но через несколько мгновений я почуял странный запах, а в воздухе заиграли какие-то мелкие белесые пылинки. Опомнился я уже лежа на полу у двери с взломанным замком и, едва заметив кражу, сразу же направился к вам.
«Аль-Хайи, – подумал Амадиу, со злостью ударив себя кулаком по ноге. – Мерзавец. Я так и знал, что нужно было заковать его сразу, как только он сошел на берег. Сонная пыль? Не иначе он алхимик, а то и вовсе чародей... Хорошо, вряд ли он успел выехать из города, перехватим его у ворот. И пусть только попробует лишний раз дернуть рукой или произнести незнакомый слог…».
– Где были остальные?
– Батист обещал сменить меня после полуночи, а Корин...
– Понятно, – оборвал его Амадиу, даже не сомневаясь, что у этих двух найдутся какие-нибудь очередные оправдания. Он разберется с ними позже. Главное сейчас – найти арраканца и вернуть зеркало.
Почти каждый, кто встречался им на пути к воротам, провожал Мечей недобрым взглядом, а то и крепким словом, но Амадиу был слишком зол и взвинчен, чтобы это замечать. Уже на подходе к площади он заметил Корина и Батиста – братья стояли в окружении нескольких десятков горожан, кои просто осыпали их проклятиями и бранью. Хоть великий магистр и спешил, но не мог оставить соратников, тем более что один из них уже обнажил клинок, а среди толпы мелькали ножи, серпы и молоты. Не без труда пробившись к центру свары, Амадиу встал рядом с собратьями и обвел толпу взглядом.
– Что здесь происходит? – спросил он, обращаясь одновременно и к Мечам, и ко всем собравшимся.
Не успел он закончить, как практически каждый из стоящих вокруг, начал что-то говорить, кричать, махать руками – в общем, площадь мгновенно превратилась в птичий базар. На шум вылезло еще больше зевак – кто-то наблюдал за зрелищем издалека или вывесившись из окон, но большинство любопытствующих все же подходили поближе, и вот не прошло и двадцати ударов сердца, как толпа увеличилась почти вдвое. Наконец, из-за спин бюргеров к Мечам протиснулся бородатый здоровяк с торчащими, словно ручки у горшка ушами. Видимо, среди горожан он был весьма уважаем, так как гомон тут же стих.
