Ювелир. Тень Серафима (СИ) - Корнева Наталья

Риск, расходящийся с представлениями о нормальности, даже самыми запредельными.

Но это было еще не всё. Не сразу Кристофер осознал весь ужас происходящего. А когда смог наконец осмыслить его, лишь испуганно попятился, мечтая незаметно исчезнуть, раствориться, оказаться где угодно, только бы не видеть гнева правителя, который последует неминуемо, как рассвет.

С небес на них лилась не вода. Как символ праведного гнева Изначального, в трактовке учения от Новой Церкви, на проклятый город низвергались потоки сумрачной крови.

После всех расколов и окончательного падения авторитета Церкви, уцелевшие священнослужители Аманиты вынуждены были действовать сообразно изменившимся обстоятельствам. Пытаясь хоть как-то спасти положение, пребывая в распоряжении лордов, церковные идеологи радикально пересмотрели древние тексты и значительно ужесточили учение в угоду нуждам заклинателей. Как это всегда бывает, учение раскололось, распалось на дух и букву. Вскоре к каноническому тексту Белой Книги добавился целый ряд апокрифов с поучениями и наставлениями в мирской жизни, неукоснительными для исполнения. Стараниями их Изначальный постепенно превратился из любящего Создателя в беспощадного Судию, без жалости наказывающего за проступки. Основной идеей новой церковной доктрины стало обязательное страдание, смерть во искупление грехов, смыть которые возможно было лишь кровью. Нередкими явлениями в столице сделались Акты веры - театрализованные и полные фанатизма представления, включавшие в себя выступления церковных пропагандистов, торжественные шествия и богослужения, а также массовое публичное покаяние грешников. Зачастую, для поддержания в населении должного религиозного экстаза, в конце сего богоугодного действа проводилась красочная церемония четвертования, в крайних случаях заменявшаяся на казнь тысячи разрезов. Жертвами её обычно становились Искаженные, в отсутствие нелюдей в полной мере несущие тяжкое бремя ереси. От практики принародного сожжения было решено отказаться, как от неистинной. Таким образом, очистительный огонь теперь всецело оставался вотчиной Инквизиции, а Новая Церковь узаконила теорию об искупительной силе крови, а потому спасение заблудших душ обязано было быть как можно более кровавым.

Неудивительно, что после такой удачной актуализации учения простых смертных трясло от страха при одном только упоминании имени Изначального, а толпа мгновенно подхватывала громкие лозунги проповедников, призывающих громы небесные на головы жителей Ледума и персонально лорда Эдварда - прозванного фанатиками белым демоном. Власть нашла для населения удобный и безопасный выход агрессии, которая неминуемо скапливается в озлобленных, скованных страхом душах. Ледум был признан символом и обиталищем греха, источников всех бед и мучений человечества. Практически официальным представительством ада на земле.

И вот, сбывались наяву зловещие пророчества святых отцов. Город кровоточил. Неведомый заклинатель в один миг обратил воду в кровь, и прохладная свежесть весенней ночи сменилась терпким, специфическим гемоглобиновым ароматом. Чувствуя внезапный приступ слабости, Кристофер схватился руками за поручни. Этот стойкий, вызывающе животный аромат, похожий одновременно на запах сырого мяса и на кисло-соленый запах ржавой воды, вызывал у аристократа едва сдерживаемый тошнотворный рефлекс. Запах комом встал у него в горле, мешая совершить вдох. Премьер с ужасом подумал о том, во что превратится город поутру, когда свежая кровь свернется и неизбежно начнет гнить. Ледум заполонит дух разложения и смерти, невыносимо сладкий запах тлена.

Кристофер с отвращением передернул плечами. Мутно и муторно. Он чувствовал себя эмбрионом в тесном чреве матери, скользким, липким, беспомощным эмбрионом. Какой же эффект это окажет на горожан? Как бы ни приключилась ненужная паника.

Лорд Эдвард, молча смотревший куда-то вдаль, вдруг повернулся к растерянному приближенному, будто только заметил его. Против ожиданий, лицо лорда было спокойно, следы недавнего гнева совершенно разгладились. Однако Кристофер смотрел в это лицо не менее испуганно, чем пару минут назад, и на то имелись веские причины. С головы до ног перепачканный кровью, лорд мало походил на человека. Белые волосы намокли и потемнели, а в глазах появилось странное - и страшное - выражение, которого аристократ до сей поры не видел. Они словно отсвечивали бликами, которые давал неведомый, скрытый источник света. Кристофер хорошо знал, что правитель Ледума не прикасается к спиртному, но в эту минуту магу показалось, что он различает в темных глазах признаки опьянения, дурманного коктейля жестокости и силы. Противоестественной силы.

В какой-то миг премьеру почудилось, что он, ни много ни мало, окончит этой чудной ночью свой жизненный путь. Что стоящий напротив него демон сейчас вцепится в него ледяными когтями, разорвет горло и вдосталь напьется крови, которая стынет и пламенеет в жилах. В жилах, каждую из которых аристократ ощущал и ненавидел столь остро, как ненавидит случайный путник смертельно опасные монеты в кошельке, глядя на направленный на него нож ночного разбойника. Каждую из которых он мечтал бы спрятать сейчас. Столь велика была жажда, мерцающая в этих глазах. Столь необычен был блеск обычно матовой поверхности черного льда, будто изобличавший нечеловеческую природу, безжалостную сущность хищного зверя. Оцепенев от ужаса и смутного восторга, Кристофер смотрел на явленную ему инфернальную сторону души правителя. Такую отвратительную, отталкивающую, страшную… и такую неудержимо притягательную. Кошмарное очарование этого… существа… заслоняло собой всё: страх, осторожность, слабый голос разума… всё.

Впервые премьеру изменило самообладание. Точнее, взять под контроль эмоции худо-бедно удалось, но слабая, изнеженная плоть не выдержала психической перегрузки. Поскользнувшись в сгустках крови, похожей на вязкий пластилин, напрочь запутавшись в просторных одеждах, Кристофер медленно сползал на пол, не отрывая от лорда глаз. Ей-богу, в этот миг аристократ и сам готов был поверить россказням, будто своим бессмертием и вечной молодостью правитель Ледума был обязан ничему иному, как ваннам с кровью новорожденных младенцев, принимаемым не реже двух раз в неделю. Разумеется, помимо обязательного стакана теплого молока с медом перед сном.

Лорд Эдвард облизал кровь с губ и пугающе умиротворенно улыбнулся.

- Ты знаешь, что это, Кристофер? - чуть хрипло спросил он. В глубоком голосе его проявились опасные бархатистые нотки.

- Кровь, милорд? - чуть слышно предположил приближенный, слабо осознавая происходящее.

- Именно, - со странным весельем подтвердил правитель. Он шевельнул пальцами, и в руке у него оказался изящный бокал для шампанского, перемещенный со столика в спальне. - Не иллюзия, не густое вино, не подкрашенная вода, а самая настоящая, реальная кровь. Как смог заклинатель добиться такого потрясающего эффекта?

Премьер ненадолго задумался, загипнотизированно наблюдая, как алый дождь наполняет прозрачный сосуд.

- Возможно, - неуверенно начал он, - маг использовал в качестве образца кровь живого существа, жертвенного животного или даже нелюдя - их кровь более энергетически насыщена… Однако, нет -слишком маловероятно и чрезмерно сложно. Как удалось ему скрытно совершить в городе такой непростой и к тому же запрещенный ритуал? Как удалось расшифровать и воссоздать индивидуальный информационный код, заложенный в субстанции, которая считается материальным продолжением духа? Разве только… разве только заклинатель очень опытен. И он… он использовал в ритуале свою собственную кровь.

Правитель одобрительно кивнул, всё так же продолжая улыбаться. - Готов поклясться, что всё так. Справедливость твоих слов подтверждает то, что это, - лорд поднял бокал к небесам, словно произнося демоническую здравицу, - человеческая кровь.

Глава 28

Сквозь прорезь тяжелых портьер Лукреций задумчиво смотрел в окно. Волосы старшего из рода Севиров были столь же черны, как и у его царственного брата, и только единственная седая прядь, выбиваясь, падала на высокий лоб.