Иржина - Завойчинская Милена

В моей комнате ждали Норель и Дарик.

– Леди! – обрадовался нашему приходу художник и с заговорщицким видом переглянулся с Дариком. – А мы вас ждали.

– Да? – отбросив сумку, я разулась и махнула Грегу, чтобы садился на диван.

– Смотрите!

Скелеты вдвоем подошли к ширме, которая зачем-то стояла вдоль стены в разложенном виде, сложили ее и оттащили в сторону. И мы увидели…

Норель закончил свои труды, и сейчас вдоль стены были расставлены картины. Несколько работ графитом, пастелью, одна – акварелью и наконец маслом.

На одной картине, которая была к нам ближе всего, я в белом длинном платье стояла у мраморных перил на фоне заходящего солнца. Грег, вскочивший и подошедший ко мне, тоже рассматривал этот портрет. Именно так хотел меня написать Норель, когда мы беседовали первый раз.

– Красивая! – резюмировал брат. – В повседневной жизни на это как-то перестаешь обращать внимание, а ты ведь действительно очень красивая. Не ожидал, что ты можешь быть такой…

Девушка на портрете смотрела вдаль мягким, чуть отстраненным взглядом, и, судя по выражению лица и легкой улыбке, в ее душе царили мир и покой. Красивая, действительно, только… Я ли это? Но расстраивать художника бестактными вопросами не стала. Он ведь старался, к тому же писал после долгого перерыва. Да что уж там – после смерти.

Я шагнула в сторону и принялась рассматривать остальные работы. А вот они были…

– О-о! – выдохнул Грег. – О-о-о!!!

– О-о да-а… – поддакнула ему.

На остальных портретах была я… и не я. Или все-таки я?

Та девушка, которая смотрела на нас со второй картины, была… Боги, я даже не знаю, кем она являлась. Охотницей? Воительницей? Жрицей войны?

Стройная зеленоглазая блондинка с двумя косами, замершая в настороженной позе среди деревьев, была одета в короткую юбку из коричневых кожаных полос, отделанных металлическими заклепками, ее пышную грудь поддерживал только кожаный бюстгальтер с широкими лямками, закрывающими плечи, на длинных стройных ногах обтягивающие сапожки и… И все! Ах да, правую руку она закинула за спину, вынимая из колчана стрелу, в левой держала лук. На поясе – длинный кинжал в ножнах. А голову ее украшал узкий золотой венец.

Следующий портрет. И снова я… на холме, покрытом мягкой зеленой травой, босиком, в короткой алой тунике, волосы заплетены в косу и уложены короной вокруг головы. В правой руке – узкий меч, указывающий острием куда-то вперед и вниз. Левая рука поднята к небу, затянутому облаками, сквозь которые пробивается солнечный луч и играет светом на моих волосах. В моей раскрытой ладони – пылающий огненный шар. А вокруг – вставшие на одно колено и склонившие головы воины: эльфы, люди, гоблины, тролли, лиграссы… даже гномы.

Грегориан притих и ни звуком не давал понять, что же он думает обо всем этом, а я просто смотрела. В конце концов, не каждый день меня рисовал давно умерший и превратившийся в зомби эльф-художник. Понять бы только, что происходило в его голове, когда он видел меня именно такой?

Мы дошли до акварели. На этом изображении я сидела в кресле, согнув ноги в коленях, и смотрела на море.

Затем – несколько больших рисунков графитом, и вот тут моей первой реакцией было – собрать и спрятать. Но Грег молча поймал меня и не позволил этого сделать.

– Спокойно, Иржик. Это всего лишь картины. А раздетой я тебя уже видел.

Да, это были рисунки «ню». Позировала я Норелю в своей комнате, и в принципе ничего лишнего на них видно не было. Виды со спины, в три четверти, еще на одном я лежала на животе с распущенными волосами, приподнявшись на локтях и согнув в коленях ноги, скрещенные в щиколотках. На последнем – тоже лежала на спине на диване с высокой спинкой. Распущенные волосы свисали с края сиденья до самого пола, одна рука – расслабленно лежала вдоль тела, вторая – чуть прикрывала грудь. Ничего интимного не присутствовало: только запрокинутое лицо с закрытыми глазами, грудь и закинутые на спинку дивана ноги.

– Норель, ты невероятно талантлив! – тихо сказала я замершему в ожидании нашей реакции скелету. – Потрясающие работы.

– Ох! – выдохнул он, обмяк и опустился в кресло. – Я так боялся, что вам не понравится. Вы ведь моя муза. Если бы не вы, я никогда не вернулся бы к краскам.

– Ты же говорил, что пейзажи тоже хорошо пишешь, – вежливо сказала я.

– Неплохо. Но портреты – куда лучше.

– Хочешь, мы организуем выставку твоих работ? Да, Грег? – пихнула я в бок притихшего брата. – Только… Норель, ты извини, но те картины, на которых я без одежды… Их нельзя показывать публике.

– Хочу, леди! И я понимаю! Но я согласен рисовать только вас. Как скажете, в любом виде, в любом наряде или без оного, но только вас.

– Но почему? – Я недоуменно посмотрела на художника. – У тебя ведь после такой выставки появится куча заказчиков, они будут платить тебе за работу.

– А зачем мне деньги, леди? – рассмеялся он. – Вы не забыли, кто я? Мне нужны только краски, холсты, кисти и муза. Все остальное я оставил в прошлой жизни.

– Договорились, Норель. – Я протянула ему руку, и он, осторожно взяв ее костяшками пальцев, прикоснулся к ней лбом.

Ну да, поцеловать-то руку он мне не мог.

– Одного только не могу понять, – окинув взглядом количество работ, задала я мучающий меня вопрос. – Каким образом ты успел все это нарисовать за столь короткий срок? Это ведь физически невозможно.

– Отчего же, леди? Сон мне не нужен, перерывы на отдых и еду – тоже. Кроме того, я ведь эльф. Ну, был им когда-то. А у нас всегда все получается с первого раза и не приходится что-то переделывать или исправлять. Вот я и писал безостановочно. И поверьте – был счастлив как никогда.

– Невероятные работы… – заговорил наконец Грег. – Коллекционеры душу заложат, чтобы заполучить их в свои коллекции. Но жалко-о-о… На них ты такая…

– А мы все не продадим. Вот эти, например, я точно не готова демонстрировать кому-либо, – показала я рукой на рисунки в стиле «ню».

– Да! Это… ну ты понимаешь… Спрятать бы их вообще.

– Почему? Пусть стоят пока у меня в комнате, а потом повешу их у себя в спальне.

– Ну-ну… – Брат хмыкнул, но что имел в виду, объяснять отказался.

…Утром мы взяли охрану и поехали на машинах в ближайший городок. У нас же отдых? На отдыхе полагаются экскурсии. Руби весело мчалась рядом с машиной, а я с удовольствием подставляла лицо солнечным лучам. И все-таки жить хорошо!

Курортный приморский город встретил нас приветливо. Первым делом зашли в кафе, чтобы позавтракать. Мы ради этого специально не стали есть на вилле, только кофе выпили. Точнее, это я не стала завтракать. А как уж поступили наши телохранители, я не в курсе. Думаю, они все не отказали себе в еде, так же, как и Руби. Но она – огненная гончая, с нее спрос особый.

Сейчас, за столиками уютного кафе, расставленными под полосатым навесом, мы все отдавали должное ароматному кофе, свежим булочкам, воздушным пирожным и сладкой клубнике со взбитыми сливками.

– Смерть фигуре! – сообщила я брату, облизнув ложку.

– Не-а. Я худой, мне можно еще штук пять пирожных и пару булочек, – хохотнул он и цапнул рогалик, посыпанный сахарной пудрой. – И вообще, у меня растущий организм.

Рогалик исчез в мгновение ока…

Парни из охраны, сидящие за соседним столиком, обменялись улыбками. Да, Грегу действительно можно есть сколько угодно и что угодно. Высокий, худой, жилистый… Про таких говорят: «Не в коня корм».

– Руби, – шепнула я гончей, сидящей у стола и провожающей жадным взглядом каждый кусок, который мы с братом отправляли в рот, – а у тебя организм растущий? Хочешь булочку?

Да-а! Руби хотела булочку. И не одну! И не только булочку, а еще вон тот эклер, и вот этот тоже, и еще неплохо бы пару вон тех корзиночек с творогом, и пару рогаликов, и…

Трехъярусная горка для пирожных опустела в считаные мгновения. Надо было видеть лицо молоденькой официантки, когда она пришла спросить, не надо ли нам чего-нибудь еще. Обомлев, она смотрела на пустые тарелки.