Война (СИ) - Ильинская Яна Игоревна

— Нет, — покачал головой Иллар, — про маму ничего не было сказано.

— Что ты им сказал?

— Сказал, что подумаю.

— И на этом всё?

— Да, всё.

Корн встал.

— Тогда действуй, исходя из того, что твой отец идёт на помощь.

Когда все разошлись, Фаркус подошел к Иллару:

— Если ты так уверен, чего же ты боялся?

Иллар поднял на старого воина усталые глаза.

— Я не был уверен.

— В то, что говорил, или в то, что убедишь короля?

— Я уверен только в том, что отец жив. Но не уверен, что Талина со Стенком не у Дюртала. И про Стенли с Тарлином. Слишком много подробностей. Я обещал ничего не скрывать от него, но не мог представить себе, как сказать об этом. Сказать так, чтобы не убить его на месте.

— Если парни освободили мать, а Курхот союзник Дюртала, вполне логично, что последний все рассказал первому.

— Да, поэтому у меня получилось так легко убедить короля.

— Тебе надо отдохнуть, парень, — покачал головой Фаркус, — ты уже сам противоречишь себе, запутался, пытаясь строить предположения типа — я знаю, что они знают, что я знаю. Например, я вижу четкую картину: твой отец жив и готов смести их к демону. А они запугивают тебя несуществующими заложниками.

Не удержавшись, Иллар засмеялся.

— Спасибо, Фаркус. Если дед понял всё также, я добился своей цели. Мы будем сражаться дальше. — И спросил без видимого перехода. — Слушай. Я никогда тебя не спрашивал. Но сейчас спрошу. У тебя есть семья?

Фаркус удивленно воззрился на своего командира:

— К чему вдруг такой вопрос? — Впрочем, тут же и ответил. — Была, давно. Я уж и не помню. И жена, и дочка. Жена умерла уж, наверное, лет пятнадцать назад. А дочка живет с мужем в Дорне. Я к ним наведываюсь, когда есть возможность. Иногда они приезжают в столицу.

— Есть и внуки?

— Да, пара сорванцов. Еще совсем малы, но я уже присмотрел им тут местечко пажами. А там недалеко и время серьезного обучения.

Иллар вдруг сделался серьезным и торжественным. Но Фаркус видел в его глазах смешинки.

— Научи их драться, как сам. А то, чувствую, когда ты уже не сможешь выколачивать из меня дурь, мне понадобится твоя молодая замена.

Фаркус в голос, от души рассмеялся.

Обстрел возобновился сразу после встречи.

Осажденные были готовы к прорыву. К местам возможных брешей подвозили доски, бревна. Если стена рухнет, они будут закладывать брешь и продолжат защищать. Еще не все было потеряно. Но многие катапульты были переведены на башни Малого города. Когда каждая башня малой крепостной стены была укомплектована двумя катапультами, а большие требучеты установлены в самом городе, Кандир позволил инженерам чуть сбавить темп строительства.

Связь с внешним миром оставалась только голубиная. Они посылали лазутчиков. Но после пятого, голову которого, как и первых четырех, враги возвращали за стену катапультой, перестали отправлять людей на верную гибель.

Голуби приносили редкие коротенькие сообщения от Хайдира, от Правителей, от Учайка с Ароном. В Илонии дела обстояли не самым лучшим образом. В Кордии хозяйничает Сегот, Курхот занял не только всю Арилазу, но и Гелназ с Джарном, осадил Габерн и Иртил. Со стороны Торогии войска Альтама захватили весь восток Илонии.

У Альтама понятно откуда такое войско. Он готовился и выжидал. Но откуда столько воинов у Курхота? Неужели он привлёк на свою сторону всех наёмников мира? И не мог так быстро сдаться Гелназ, а зачем осаждать Иртил, распылять силы, если он не представляет никакой выгоды, да и Тогот к нему слишком близко. Вопросов больше, чем ответов.

Главы гильдий приносили ему редкие сообщения, которые приходили к ним с голубями. Те только запутывали дело. С одной стороны, войска собирались, и Хайдир уже смог собрать более трех тысяч воинов. Но почему-то нет упоминаний о сданных и осажденных городах, о сражениях, разрушениях, погибших.

Иллар разложил полученные голубиной почтой донесения по порядку их получения. Тонкие невесомые листочки, короткие, сжатые слова. И почти все одинаковые. От Учайка, от Арона. От Сарии, от Манвела, Хомлина. Одно и то же. Собрали. Погибли. Сдали.

На них не стояли даты, просто Иллар помнил их наизусть. Когда, куда, сколько. Сведения неутешительные. И нет никаких сведений, что готовится всеобщее наступление, о матери, отце с Оветой, о Талине со Стенком. Где Стенли и Тарлин? Если Курхот с Альтамом лгут, то почему о его родных так и нет известий? Он все вглядывался и вглядывался в строчки и, что-то решив для себя, повернулся в Латину:

— Скажи, вот вы, поэты, как вы пишите стихи?

Латин распахнул глаза.

— Если в тебя ударило каменное ядро, оно было слишком маленьким, я даже и не заметил.

— Я серьезно.

— Иллар, я не могу тебе дать рецепт. Это не пирог, не соус. Это состояние души.

— Но одинаковые события вы описываете совершенно разными словами?

— Ну так каждый человек разный. И каждый видит по-своему.

— Вот и я о том же. — Иллар указал на листки. — Они все из разных мест. А слова одинаковые, хотя их писали разные люди.

— Ну, Иллар. Это же военные донесения. Сюда нельзя вставить: «О, раннее утро, и мы выступаем. Пришли мы в Гелназ и вас там ожидаем»

— Да, но вот посмотри: от Хайдира третье, четвертое, седьмое и девятое абсолютно похожи. Только другие цифры, названия. «Пополнение 50 человек. Из Дорна. Отбит 1 обоз. Убито 40 противников. Потери 30 человек»

— Ну да, — пробормотал Латин, — и почерк у этих донесений один, а у остальных другой.

— Разный? Как там можно разглядеть-то?

— Да по петелькам в букве, по цифре. Приглянись.

Иллар разложил перед собой донесения от Учайка и Арона. Они также были сухими и короткими: «Направлены отряды в Сегот. Бой у Иртила. Погибло 300 воинов. Через пять дней прибудет пополнение». От Арона чуть ли не дословно, только он не воюет с Сеготом. Пять дней, десять дней, все они давно прошли. Одно и тоже. Но должны же союзные королевства согласовать свои действия, между собой, с Хайдиром.

Латин быстро отобрал из них несколько. На этот раз одинаковыми оказались почти все последние от Учайка. И все — от Арона.

— Тот же почерк, — показал он, — что и от Хайдира.

Иллар откинулся на спинку кресла.

— Все послания, что мы получали — все подделки.

— Ну, не все, но, в общем-то, ты прав.

— Проклятье. Зови Фаркуса, пойдем на голубятню.

Новую голубятню построили на месте сожжённой, чтобы голуби могли прилетать на знакомое место. Вход был поднят над каменным полом башни, деревянная лестница вела к двери, со всех сторон домика были узкие, забранные решетками окошка. Раздавалось курлыканье множества голубей. На верхнем этаже башни, и на площадке дежурила стража.

— Блент там? — спросил Фаркус стражников.

Те кивнули. Фаркус поднялся по лестнице, Иллар и Латин за ним. Открыв дверь, они вошли в полутемную обширную комнату. Вокруг были насесты, столы, гнездовья. И везде голуби. К ним повернулся мужчина, обезображенный ожогом, настороженно вглядываясь в посетителей.

— Приветствую, Блент. — сказал Фаркус.

— И вам хорошего утра, — ответил им хриплым голосом Блент, тщетно всматриваясь в гостей. — Что привело вас ко мне. Кто вы?

— Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов, — выступил вперед Иллар.

Но мужчина, видимо, так и не признал в полутьме ни Фаркуса, ни Иллара. Он подошел к столу и взял свечу. «Вообще-то опасно тут сидеть со свечой-то», — только успел подумать Иллар, оглядывая сухие доски, сено на полу и пух в воздухе. И тут же в углу вспыхнул огонь, порывом сквозняка устремившегося на них.

— Наружу, — крикнул Фаркус, увлекая обоих юношей за дверь.

Они кубарем скатились по лестнице, подбежали к люку, но оглянувшись, не смогли отвести глаз, в ужасе наблюдая за столбом огня. Голубятню делали специально из сухих досок, чтобы птицы не боялись возвращаться в дом, пропахший свежеструганным деревом. И вот теперь сухие доски вспыхнули в одно мгновение. Оконца, выпускающие птиц, были открыты, но они были забраны решетками. И сейчас сквозняк усиливал огонь. Дверь была открыта, но оттуда смогли вылететь лишь несколько птиц.