Честь Белого Волка - Белянин Андрей Олегович

— Неправда, я бился, словно яростный берсерк после двух горстей мухоморов! Задница Одинова, да я превратил этот кабак в труху и развалины, я сплясал на их костях, и, только после того, как они вызвали трёх хитрецов-магов, которые посоветовали лить мне под ноги тюлений жир, им удалось повязать меня павшего! Но представляешь, какие они теперь все жирные и противные, фэ-э...

Суду всё ясно. Мы оба в плену, мы не вернёмся вовремя, Хельга впадёт в панику, но даже если она сама пойдёт искать нас в замке Кость, то всё равно не найдёт. Ибо мы в дне пути от замка, на Снежной ярмарке в столице, а по факту сидим в подвале королевского замка. Других тут всё равно нет, так что гадай не гадай, без особых вариантов.

— Знаешь, сукин ты кот, — задумчиво обратился я к стенке, — не то чтобы мне в первый раз доводилось сидеть в тюрьмах, но, если мы не сбежим до возвращения Хельги из школы или нас казнят ещё раньше, я на неделю запрещу тебе мультики.

— И даже «Смешариков»?! — ужаснулись с той стороны.

— Да, да, особенно «Смешариков»! Хельга давно говорила мне, что ты странно посматриваешь на Нюшу.

— На свинью или певицу?

— Тебе, похоже, без разницы.

В ответ он пнул стену головой так, что известь посыпалась. С моей стороны. С его раздался лишь яростный рык, глухой звук удара и... тишина. Видимо, ретивого бодания с каменной тюрьмой даже его божественный лоб не выдерживает.

Однако наша перепалка имела свой смысл, потому что буквально через минуту послышались шаги, скрежет отодвигаемого засова, и в мою камеру шагнули двое стражников с факелами. Следом за ними шагнул невысокий, похожий на хорька человек в чёрной сутане с капюшоном.

— Мир вам, лорд Белхорст. Вижу, вы не узнаёте вашего скромного слугу.

Если и не узнал с первого взгляда, то после его сладких речей, голоса, более всего напоминающего противный скрежет чем-нибудь резиновым по стеклу, сомнений не осталось. Наше вам с кисточкой, мать святая инквизиция...

— Давно не виделись, отец Лоренцо. И не могу признаться, что скучал.

— Вы шутник, Белый Волк, — милостиво улыбнулся этот скользкий мерзавец. — Возможно, в нашу прошлую встречу мы просто не поняли друг друга.

— Это когда вы пытались захватить мой замок?

— О нет! Как вы могли подумать такое?! Мы всего лишь пытались перевести его под защиту и покровительство духовного меча Святой нашей Церкви! Вас так долго не было, а кругом сплошные враги!

— С внешними врагами отлично справлялся мой гарнизон, а вот враги внутренние... От предательства никто не застрахован, верно?

— Э-э, страшное слово... застр... стрих... и что?

— Чёрт.

— Не богохульствуйте!

В тот же миг оба стражника схватились за мечи.

Я скорбно вздохнул, опуская голову.

— Господи, с кем я спорю и о чём? Дай мне смирения, терпения и кротости. Короче, чего надо?

— Подпишите бумагу о том, что вы признаёте себя виновным в происках против истинной веры и всего христианского мира. Вы полны раскаяния, жертвуете святой инквизиции ваш замок и земли и нижайше умоляете разрешить вам отправиться босым, в рубище, в самый дальний монастырь, где до конца жизни обязуетесь молить Бога Милосердного о прощении ваших грехов.

— Пошёл в пень!

— Быть может, вы измените своё мнение, если узнаете, что в противном случае ваш друг, сэр Эд из соседней камеры, будет казнён уже утром за страшные пре­ступ­ле­ния против Церкви!

— Какие же? — съязвил я, хотя в животе похолодело.

— Он при свидетелях утверждал, что является истинным богом Севера! Что ему поклонялись асы, ваны, викинги, норманны, даны и готы! Но всем известно, что нет и не может быть иного Бога, кроме Господа нашего Всевышнего!

Я до крови закусил нижнюю губу. Этот идиот, игроман, болтун и хвастун в лучших традициях апачи и сиу сдал нас по полной, одновременно связав по рукам и ногам.

Да он везде, где только может, треплется о своём божественном происхождении.

Да из-за его болтливого языка я уже раз сто влипал в кучу нехороших ситуаций.

Да и в этот раз я буду вынужден сделать всё, чтобы спасти его шею от петли или плахи, потому что он единственный дядя моей дочери, а её мать (любвеобильная в своей тяге к кладбищам дама!) всё равно никогда мне не простит, если с ним хоть что-нибудь случится. В общем, какого северного мха, я веду эти пустые разговоры...

— Где поставить ­подпись?

— Вот здесь, лорд Белхорст. — Старый пройдоха мигом подсунул мне заполненный мелкими буковками лист и сам обмакнул перо в чернильницу.

— Вы гарантируете свободу моему другу и обеспечите мне беспрепятственную дорогу в монастырь?

— Подписывайте, подписывайте.

— Вы не ответили.

— Ох, лорд Белхорст, если бы всё было в моей власти, — делано вздохнул отец Лоренцо, заламывая руки. — Ваше дело будет рассматривать Святейший суд инквизиции. От себя могу лишь дать слово, что они управятся в три дня, а до этого ни с вами, ни с вашим другом ничего не случится. Но если вы не подпишете эту бумагу, то я не могу ручаться и за один час! Говорят, в этих страшных подземельях с пленниками происходят жуткие, неподвласт­ные человеческому разуму вещи...

Я молча принял перо и поставил витиеватую роспись лорда Ставра Белхорста по прозвищу Белый Волк.

— А вы умный человек, — с непередаваемой смесью удивления и уважения протянул старый инквизитор. — Отдыхайте и думайте о своей душе. Уверен, что уже через несколько дней вы получите ответ от суда, праведного, милостивого и справедливого!

Я тронут. Значит, у нас с Эдом есть шанс дожить хотя бы до послезавтра. Раньше нас не прикончат, им же необходимы доказательства добровольной передачи замка Кость его прежним владельцем в тёплые ладошки улыбчивого епископата. Но времени всё равно так мало...

— Ставр, ты идиот. Я всё слышал.

— Сам знаю. А что, у меня были варианты поторговаться?

— Ты мог бы предложить им... э-э... ну...

— Вот именно. Засунь свой длинный язык в одно место и молчи.

— Почему?

— Да потому что из-за тебя мы тут оказались!

Эд, похоже, надулся. Нет, язык никуда совать не стал, в этом я уверен, но надулся стопроцентно, к гадалке не ходи. Как бывший бог, он абсолютно уверен в своей полной непогрешимости и склонен любое своё деяние считать скорее божественным откровением, чем ошибкой любого рода. Вы хоть когда-нибудь слышали, чтобы дядя Эдик извинялся?! Да никогда, нипочём и ни за что на свете!

Ну вот, в таких реалиях примерно мы и живём, причём каж­дый день. Это вам не кирпич на крышу обнаглевшего «Гелендвагена», это не по-детски, тут на Севере все люди серьёзные. Значит, нас всё равно казнят. Ну и ладно...

Спустя час-полтора после того, как все ушли (я даже задремать успел), дверной засов был... нет, не сдвинут, а, судя по хриплому лязгу, выдернут из двери с ботвой!

— Здравствуй, лапка.

— Привет, па. — В камеру шагнула чёрная тень, но я знал, кто это и зачем она появилась.

— Ты должна была сидеть дома и ждать.

— Чего? Пока тебя здесь четвертуют и сожгут? — Тонкие пальчики моей дочери на раз порвали железные кандалы, словно гнилую нитку.

— В первый раз, что ли?

— Ты... ты... нельзя было меня оставлять одну!

— Милая, — я обнял всхлипывающую дочь, — мне и в страшном сне такое бы не приснилось. Это твой любимый дядя Эдик влез обеими ногами в тюлений жир, кстати, не образно выражаясь, но раз пошла такая пьянка...

— Я его убью!

— Не надо! — В дверях моей камеры появился бледный Эд. — Я виноват, быть может, это не факт, но вдруг, короче, мы же родня?! Так примите меня таким как есть.

— Седрик! — возвысил голос я, только сейчас заметив массивную фигуру за спиной Хельги.

— Вы уверены, что это я, сир?

— Нет, это ёжик в тумане встретил мою дочь в замке, рассказал ей, куда мы направились, и по её приказу бросился следом! Сколько с вами бойцов?

— Неужели для захвата замка вам действительно мало меня, миледи Хельги, сэра Эда и ваших лошадей? — не поверил бывший участ­ник трёх Крестовых походов.