Коллекционер чудес - Петровичева Лариса

Вот и хорошо.

Номер Джелли был на втором этаже. Когда они вошли в скромную комнату, похожую на обычную девичью горницу, а не на номер в борделе, то девчонка сразу же забилась в угол. «Неудивительно для недели работы», — устало подумал Дерек и принялся расстегивать сюртук. Джелли медленно, словно ее тянули за поводок, развязала пояс халата, и легкий шелк соскользнул вниз.

Она была красивой. Стройная, но без костлявости — у нее еще сохранился подростковый жирок на боках и бедрах. Грудь была большая, с темными крупными сосками. Дерек поймал себя на мысли, что смотрит на девчонку как на кусок мяса, который надо разделать для обеда. Ни малейшего чувства вожделения — перед ним было просто глупое мясо, которое тряслось от одного его вида.

Все его вожделение ушло вместе с Верой. Осталась только раздражающая механика возвратно-поступательных движений с такими вот продажными красавицами, которая не приносила ни исцеления, ни забытья.

Поняв это, Дерек опомнился и с борделями завязал. Игорь, помнится, был очень этому рад.

— Боишься вампира? — спросил Дерек.

Джелли содрогнулась всем телом, словно ее ударили. А ведь ее действительно били — синяк на бедре, не сразу заметный в полумраке комнаты, напоминал след от каблука. Вот за что добропорядочные хаомийки должны жалеть шлюх… Возможно, эта Джелли и выбрала такую работу, чтоб преодолеть свой страх, обрывки которого сейчас чувствовал Дерек.

— Боюсь, — прошептала она. — Вы вампир, да? Мне-то незачем уже, а все-таки… Поди знай, чего нечисти надо.

— Я гораздо хуже, — усмехнулся Дерек и устало сел на кровать.

Все было как всегда после активации нового артефакта: сначала пришли легкость, эйфория и уверенность, что ты способен свернуть горы, а потом нахлынуло полное опустошение. Джелли смотрела на него, и ее губы дрожали.

Дерек вздохнул, вытянулся на кровати и произнес:

— Я собираюсь спать. Только спать, ничего больше. Разбуди меня в шесть утра. Буду ворочаться — толкни.

Кажется, Джелли изумленно ахнула, но это уже не имело значения.

Глава 3

КЛАДБИЩЕ

Мавмуд, лежавший в гробу, казался тихим и спокойным. Стоя возле гроба, Аурика смотрела на него, не желая сдерживать слез. Вот и ушел их управляющий, громогласный добрый дядька, который с одинаковым усердием занимался хозяйственными делами и чтением книг и с одинаковой легкостью мог при надобности запрячь лошадей и протереть тончайшие хрустальные бокалы. Когда Аурика была маленькой, он брал ее на руки, подбрасывал и пел какие-то детские потешки про цыплят и котов-котанаев, а она смеялась, замирая от восторга. И вот теперь Мавмуда не стало. Легочная жаба его не пощадила.

Аурика даже удивиться не успела, когда мертвец открыл глаза, повернул к ней голову и попросил:

— Барышня, мне бы сапоги другие. Новые у меня в сундучке лежат, под кроватью. Стыдно в Царствии Небесном ходить в стоптанных.

И Аурика так обрадовалась, что расплакалась еще сильнее, на этот раз — от счастья, от того, что ей дали возможность еще раз услышать слово от родного человека. Она даже задрожала всем телом — и не поняла этого.

— Хорошо, дядя Мавмуд, — сказала она. — Я сейчас… я сейчас принесу!

— Не плачьте, барышня, не надо. Не плачьте, хорошая моя, — попросил мертвец. Губы по традиции зашитые белой ниткой, не открывались, голос шел откуда-то извне. — Тут светло, хорошо, тут большой сад и ручьи. Только вот в стоптанном стыдно.

— Я принесу! — воскликнула Аурика и побежала в комнату управляющего.

Сейчас, неторопливо бредя по кладбищу, Аурика пыталась понять, чего хочет: то ли загубить склонность к некромантии навсегда, то ли, наоборот, развивать ее. Дерек ни словом не обмолвился о том, что способность говорить с мертвецами сейчас оказалась бы очень полезной, — Аурика и сама это понимала.

Эмма умерла совсем недавно. Аурика могла бы попробовать достучаться до нее — мертвая девушка дала бы описание своего убийцы, и все было бы кончено.

Но тогда она, Аурика, окончательно перейдет туда, куда переходить не следует. Родители выгнали ее из дому и отреклись просто потому, что она хотела выполнить последнюю просьбу человека, которому была как дочь.

А вот Дерек отнесся к ее истории совершенно равнодушно. Склонность к некромантии — ну да, бывает. Мало ли что еще бывает на свете?

Сейчас, в ярком свете солнечного зимнего утра, кладбище совсем не казалось страшным. Аурика шла среди памятников, скользя взглядом по именам и фамилиям. На статуях ангелов, стоявших у могил, лежали белые снежные шапки. Мир был наполнен тишиной, покоем и умиротворением. Однажды все закончится, и ты окажешься там, где есть сад и ручьи, — конечно, если ты был хорошим человеком.

Мавмуд был хорошим, Аурика знала это точно.

Впереди мелькнуло что-то черное. Она остановилась, оперлась о решетку оградки и увидела, что среди памятников идет доктор Вернон с какой-то книгой в руке. Несмотря на холод, пробирающий до костей, на нем было тонкое черное пальто и небольшая шляпа. На мгновение Аурика испугалась, что он ее не увидит, но Вернон приветственно махнул рукой.

— Доброе утро, госпожа Тобби! — произнес он, подойдя. — Странное место вы выбрали для прогулки.

— Здравствуйте, доктор Вернон, — ответила Аурика. — Я не гуляю, я ищу могилу Эммы, дочери папаши Угрюма.

Вернон вопросительно поднял бровь.

— Необычное развлечение, прямо скажем, — заметил он.

Аурика строго посмотрела на него и сказала:

— Я вчера познакомилась с ее отцом, и меня тронуло его горе. Вот, — она показала доктору букет из шести белых роз, который купила в лавочке неподалеку от кладбища, — захотела почтить память бедной девушки.

Вернон криво усмехнулся.

— Какое нежное благородство и какое достойное сердце, — сказал он: Аурика ожидала услышать в его словах язвительность, но ее не было — только искреннее уважение. — Что ж, если моя компания вам не претит, я готов вас проводить.

Аурика кивнула:

— Благодарю вас, доктор Вернон, а то я начинаю понимать, что заблудилась.

— Немудрено, здесь все очень сильно перепутано, — ответил он. — Кстати, меня зовут Август, можете называть меня по имени.

Они вышли в другую половину кладбища, и здесь Аурике пришлось взять доктора под руку: дорожки еще не расчистили.

— А что вы здесь делаете? — спросила она, пропустив мимо ушей слова об имени.

Доктор Вернон улыбнулся, но улыбка вышла грустной.

— Помните ту песенку, которую столь любезно упомянул ваш супруг? — спросил он и нараспев процитировал: — «Каждый четвертый был расстрелян, каждый третий прошел сквозь строй, каждый второй на рее повешен, каждый первый освобожден. И всем первым идти велели во все края Хаомийской земли, чтобы пели, чтоб вечно пели про левенфосские корабли…» Так вот, я был из третьих, а мой товарищ — из помилованных. Иван Ребельт, он меня сюда и привез. Я тогда был полумертвым куском мяса, одной ногой на том свете. — Вернон вздохнул, поправил шляпу. — Два года назад его не стало, но я частенько заглядываю к нему, так сказать, в гости. Ставлю на могилу стопку красного, Иван его любил.

— Соболезную, — промолвила Аурика.

Доктор усмехнулся:

— Люди с большим сердцем всегда становятся жертвами несправедливости. А у Ивана сердце действительно было большим. Я сам его вскрывал, я знаю.

От такой игры слов Аурика даже споткнулась. Вернон поддержал ее, и она возмущенно поинтересовалась:

— Я уже говорила, что вы невыносимый тип?

— Разумеется, — улыбнулся Вернон. — Позавчера, если быть точным. Но я могу быть и паинькой, если пожелаете.

— Честное слово, мне это безразлично! — воскликнула Аурика.

— Тогда буду невыносимым типом, — сообщил Вернон. — И на правах невыносимого типа скажу, что ваш супруг провел эту ночь в борделе. Вышел утром, остался очень доволен. Оставил барышне щедрые чаевые.

Под сапожок подвернулся особо скользкий участок дорожки, и Аурика с трудом удержалась на ногах. Она прекрасно знала, что мужчины ходят в бордель. Так положено. Это, разумеется, не та вещь, о которой станут с легкостью рассказывать за обеденным столом, таким не бравируют, но все понимали, что у мужчин есть свои потребности и желания, которые надо выполнять. Джентльмен не будет их афишировать, а леди не станет спрашивать. Тем более Аурика всего лишь работает на бывшего министра. Так что почему бы ему и не посещать веселых девушек? Он не обязан перед ней отчитываться.