Белая Кость (СИ) - Эль Кебади Такаббир "Такаббир"

Рэн в сопровождении лорда Верховного констебля, коннетабля гвардии и командира сынов Стаи обогнул здание, въехал в распахнутые ворота и двинулся через двор мимо конюшни, бани, сараев и прочих хозяйственных построек. Возле крепкой на вид деревянной двери стояли Выродки. Их кони, встряхивая влажными гривами, бессовестно опустошали чужие лошадиные кормушки и поилки.

— Выбивайте! — приказал Рэн и спешился.

Выродки притащили из сарая увесистые чурки и принялись бить ими в дверное полотно. Кони, приученные к шуму и неожиданным звукам, не отрывались от корма. В конюшне испуганно ржали лошади защитников веры.

Стонали железные петли, трещало дерево, на землю летели щепки. На грохот, разносящийся по округе, сбежались гвардейцы и церковная прислуга. На ближней к площади улице столпились зеваки; подойти ближе и посмотреть, что происходит за высоким каменным забором, никто не решился.

Наконец дверь издала оглушительный скрежет и рухнула, оставив в боковых брусьях искорёженные петли и скобы засова. Гвардейцы и Выродки хлынули внутрь. Рэн, лорд Айвиль и коннетабль гвардии остались снаружи.

Из храма доносились приглушённые голоса и неторопливый перестук каблуков по каменным плитам. Потом всё стихло. Рэн напрягал слух, надеясь услышать хоть что-то, но в здании царила зловещая тишина.

— Никого нет, — предположил коннетабль.

— А кто же закрыл двери? — язвительно спросил Киаран.

Немного погодя раздались твёрдые шаги. В дверном проёме возник командир Выродков:

— Можете войти, ваше величество. Только возьмите кого-нибудь из церковной челяди. Нужны свидетели со стороны.

Рэн махнул двум престарелым слугам:

— Идёте с нами.

— Разрешите показать, откуда всё началось, — произнёс командир и пошёл перед Рэном. — Этот коридор ведёт во флигель. Там, как я понял, жили защитники веры и те, кто их сопровождал.

Жили… Слово резануло слух.

— Там жили мы, — откликнулся церковный прислужник, еле поспевая за мужчинами, которые не проводили ни дня без физических упражнений. — Когда приехал Святейший отец, мы уступили свои комнаты его людям.

Озираясь, Рэн поморщился. Воняло мочой, словно обитатели опорожнялись где придётся. И это явно не слуги.

Командир Выродков вошёл в первую попавшуюся по пути комнату и замер сбоку от двери, позволяя королю и его спутникам осмотреться и самим сделать выводы.

Дневной свет проникал в каморку через крошечное окно под самым потолком. Нищенская обстановка подтверждала статус хозяина — жалкий слуга. Меч в углу, доспехи на стуле и окованный медью сундук подсказали: здесь временно обитает человек из привилегированного сословия. На кровати лежал мужчина. Глаза закрыты, на лице умиротворение. Можно было решить, что он крепко спит, если бы не бурые пятна на одеяле и подушке.

Киаран двумя пальцами отогнул край одеяла. Голова отсечена от тела одним сильным и точным ударом.

— Во флигеле двенадцать трупов, все в своих комнатах, в кроватях, — произнёс командир Выродков. — Всем отрубили головы. Они даже не проснулись. В те комнаты заходить не будем, ничего нового вы там не увидите. На полу нет кровавых следов. Поэтому я решил, что он начал здесь.

— Кто — он? — спросил Рэн.

— Я вам его покажу, — уклончиво ответил командир. Сопроводил короля до просторного помещения и снова замер сбоку от двери.

— О господи… — прошептали прислужники и хотели выйти из трапезной.

Коннетабль схватил их за рукава серых балахонов:

— Стоять!

Глазам Рэна предстала мерзкая картина. Вне всякого сомнения, защитников веры убийца застал врасплох. Четверо сидели на скамьях, налегая грудью на стол и продолжая держать в руках кубки или куски мяса. Их головы валялись среди тарелок и опрокинутых кувшинов. Пятеро воинов, разрубленные от плеча и до пупка, лежали на полу. И лишь трое пытались обороняться ножами. Смертельно раненые, они ползли к арочному проёму в дальней стене и в двух шагах от него распрощались с жизнью.

Стол, загромождённый блюдами с остатками еды, стены и потолок окроплены кровью. На полу кровавые дорожки и следы от сапог.

— Потом он пошёл туда, — произнёс командир.

Пересёк трапезную, стараясь не наступать на кровь, и скрылся в арочном проёме. Рэн и его спутники последовали за ним, глядя себе под ноги. Удивляло, что тут прошли десятки Выродков и гвардейцев, а на полу виднелись только кровавые отпечатки сапог убийцы. Шаг размашистый, уверенный. Душегуб торопился и в то же время трезво мыслил.

— Не отставайте! Не отставайте! — повторял коннетабль, посматривая через плечо на прислужников, а те, приподнимая подолы серых балахонов, помертвевшими губами шептали молитвы.

Коридор привёл к лестнице, залитой кровью. На ступенях в уродливых позах лежали изрубленные нагие мужчины.

Командир указал вниз:

— Он продолжил там, в купальне. А здесь добил тех, кому удалось сбежать.

— Я туда не пойду, — заупрямился прислужник. — Я не могу идти по крови. Меня сейчас вырвет.

— Пусть остаётся, — подал голос слуга помоложе. — Я пойду.

Они спустились по скользким ступеням, переступая через трупы, и очутились в предбаннике. На скамьях и вбитых в стены крюках — одежда. На полу — кровавые следы босых ступней. Кое-где виднелись красные отпечатки подошв сапог.

Гвардейцы, стоящие на страже возле входа в купальню, отошли в сторону, пропуская короля и его спутников.

Рэн переступил порог и с трудом проглотил ком в горле. Такого кошмарного зрелища он никогда не видел. Помещение без единого светлого пятнышка буквально кровоточило. В бассейне алая вода. Загустевшие тёмно-рубиновые капли свисали с опрокинутых жаровен. Обнажённые, искалеченные трупы мужчин и женщин лежали вперемешку с обрубками ног. Людей здесь собралось много, и убийца решил сначала их обездвижить — отрубить им ноги, — а потом добить. Сделал он это весьма умело и действовал стремительно.

Скрючившись на скамье, голая девица бормотала: «Мамочка моя… Мамочка…» Её тело в свете настенных масляных ламп отливало жутким багрянцем.

Рэн развернулся на каблуках, пересёк предбанник и поднялся по лестнице. Одинокие следы от сапог довели его до зала, где обычно проводились богослужения.

Выродки и гвардейцы полумесяцем охватывали возвышение. На ступенях сидел человек, прислонясь спиной к трибуне. Глаза закрыты. На коленях длинный двуручный меч. Рука расслабленно лежит на рукояти.

Глядя на него, Рэн понял, почему командир Выродков не сказал сразу, кто убийца. Человека, омытого кровью с головы до ног, назвать Святейшим отцом не поворачивался язык.

— Господи, боже мой, — запричитал прислужник. — Что же это делается? За что нам такое наказание?

— Уведите его, — велел Рэн.

Гвардейцы взяли слугу за подмышки и выпроводили из зала.

Рэн посмотрел на огромное изваяние Ангела-спасителя, раскрывшего крылья за спиной Святейшего отца — теперь уже бывшего. Перевёл взгляд на иерарха:

— Вы плохо себя чувствуете?

— Это случилось в Осмаке, — заговорил Святейший, не открывая глаз. — В одной деревне нам подали на ужин жареных гусей. Начался пост, на столе гуси, а накануне крестьянам говорили о воздержании во время праздников. Этот поход вместе со мной возглавлял святой отец. Он спросил меня: «Ваша верность кодексу веры абсолютна?» Я ответил: «Да». «Тогда вы знаете, что делать». Деревня обезлюдела за несколько минут. Мы ходили по избам, добивали раненых и тех, кто успел спрятаться. Я спустился в погреб. Там, среди мешков, сидела девочка лет пяти. Увидела меня, прижала палец к губам. Тише, говорит, я с мамой и папой в прятки играю. Её мать и отец лежат наверху. На моём мече ещё не высохла их кровь… Вокруг леса непроходимые. Дикие звери. И нет ни одной души, кто помог бы девочке выжить. И Ангела-спасителя рядом с ней нет. Он отсиживался на моих оплечьях.

— Что вы сделали? — спросил Рэн, хотя ответ лежал на поверхности.

— Мы все попали в демоническую воронку. С каждым оборотом ад становился всё ближе. Этот погреб стал моим личным адом. Я хотел из него выбраться, но он меня не отпускает.