"Но ты не скажешь какой? – спросил Аданэй
"Нет. Сам узнаешь", – и Шаазар пропала из его головы.
У Аданэя так и не получилось успокоиться, он продолжил ходить из угла в угол, но уже не от бессилия, а от нетерпения.
"Дождаться ночи, быстрее дождаться ночи. И – не заснуть. Главное – не заснуть", – думал он, и никакие иные мысли не лезли в голову.
Он полагал, что в таком возбужденном состоянии бодрствовать не составит труда. Но как только ночь перевалила за середину, его веки отяжелели, а все окружающее утратило резкость, превратившись в размытые, бледные в свечении лампад пятна. Аданэй уселся за стол и яростно растер глаза, лишь бы отогнать сонливость, которая уже почти поймала его в ласковые сети. Волосы упали на лицо, неприятно защекотав щеки и шею, он откинул их, и обнаружил, что это не его волосы, да и находится он уже не в своих покоях.
С ужасом понял Аданэй – только что он отбросил извивающихся тонких змей, которые свисали головами вниз откуда-то из темноты, облизывая смертоносными языками воздух. Если, конечно, в этом месте есть воздух, ибо казалось, что здесь вообще ничего нет. Странная, не подвластная человеческому пониманию пустота, расположенная где-то за пределами привычного мира. В этом месте возможно все! Абсолютно все! Почему-то Аданэй был уверен в этом. В кромешной черноте глаза его не видели ничего, словно вообще отсутствовали. И все же он смотрел – но не глазами. Это зрение смутно походило ощущение, когда в темной комнате, знакомой с детства, он мог спокойно передвигаться даже глубокой, лишенной света ночью.
Змеи-стражи больше не пугали. Он не знал, почему решил, будто змеи – это стражи, не знал, что или кого они охраняли, но понимал – ответ не важен. Здесь вообще ничего не важно. Ничего, кроме огня.
"Огня? Какого огня? О чем это я?", – родился вопрос.
"Понятно, я все-таки заснул и вижу странный сон", – определил Аданэй, хотя из подсознания робко выглядывала пугающая догадка: это не сон, а реальность. Пусть другая, перевернутая с ног на голову, но, несомненно – реальность.
Змеи шипели, изгибали тела, однако не нападали. Хотя им следовало бы, ведь смысл их существования сводился к тому, чтобы никого не пускать в это место.
"Шаазар постаралась", – понял Аданэй и ступил еще дальше в непроницаемый мрак.
Именно здесь настиг его – не страх – ужас. Ужас, неподвластный разуму, цепкий, лишающий воли, заставляющий коченеть от бессилия. Пальцы Аданэй против воли поползли к вискам, вцепились судорожно в волосы, из груди вырвался вопль – и беззвучно канул во всепоглощающей тьме. Страх обволакивал, наваливался неподъемной тушей, выдавливая все хорошее и светлое – все чувства кроме себя самого, – оставляя единственную паническую мысль: "Бежать! Здесь – смерть. Бежать!"
И перед глазами замелькали картинки: отвратительные и жалкие – разные варианты собственной гибели. Он слышал свои истошные вопли, хриплые стоны, полные нестерпимой боли. Такой боли, испытывая которую, начинаешь молить о смерти.
"Здесь нет места людям! Бежать!"
И Аданэй уже собирался сделать это, но чья-то холодная рука резко и грубо толкнула его вперед. Далеко вперед. И цепенящий ужас, в последней вспышке сжав виски, тут же отступил, оставив после себя лишь мутный тошнотворный осадок.
"Шаазар", – снова подумал он. Теперь Аданэй понял: не змеи являлись главным стражем этого тайника, а лишающий воли страх. В этой реальности он вообще понимал до непривычного многое.
"Я вошел в Круг, точнее меня втолкнули. И теперь мне надо туда, дальше. Надо пройти к огню. Нет, к V?ut. Только так, на древнем наречии, следует писать и произносить это имя. Хотя писать его, наверное, вообще не следует. Как бы ни призвать в реальность".
Стоило подумать о пламени, как ноги понесли к отдаленной яркой точке, только что появившейся из ничего. Повисшее в черноте и пустоте пламя. Огонь. Под ним отсутствовала привычная земная твердь, и языки его не лизали хвороста, а в остальном – костер как костер. Но Аданэй знал – стоит подойти ближе хотя бы на шаг, и в мгновение ока он сгорит ярким всполохом, подобно былинке. Возможно, в привычной реальности это как-то отразится, и в его покоях найдут седую горстку пепла – все, что осталось от царя. А возможно, не отразится никак, и царь просто бесследно исчезнет. Ибо это – одно из рассыпанных по вселенной отражений того Изначального Огня, в котором рождались миры. Огня, в котором когда-нибудь им предстоит сгореть, вновь став частью того пламени, которое в преданиях Отерхейна приобрело вид солнечного горна Гхарта. И пусть Аданэй сейчас видел лишь далекий отблеск извечного Костра Творения, но даже этот отблеск мог испепелить вселенную дотла. А какая мощь заключалась в Пламени Истинном, к которому не смели подступиться даже Древние, он и представить не пытался.
Нет, нельзя сделать вперед и полшага. Иначе – конец. Уже и здесь Аданэй чувствовал испепеляющее огненное дыхание.
"Зачем я здесь?", – спросил он себя.
И тут пришел ответ: "Малая частица огня способна расплавить стекло и железо, обратить в ничто камень".
И снова вопрос: "Тогда каким образом забрать эту частицу? Меня испепелит".
И вслед за этой мыслью пришло ошеломляющее, почти пугающее понимание – любой червь в этом месте, столь близком к истоку сущего, подобен Богам! А значит и он, Аданэй, способен на все. Червь равен Богам, Боги – червю. Здесь нет верха и низа, силы и бессилия, нет противоположностей, здесь все – едино!
"Воистину, могущественна ты, Шаазар, если сумела закинуть меня в начало и конец всего! Да ты почти Богиня! Одного не пойму: ты могла просто перенести меня вместе с войском прямо за стены Антурина. Да ведь ты вообще одна могла бы заменить всех моих людей! Одной лишь силой мысли сокрушить крепость!"
"А что в это время делал бы ты? – рассмеялся знакомый голос. – Или, может, заменить тебя еще и в твоей постели с твоей женой? Нет уж! Я помогаю тебе, но ты и сам должен потрудиться. Кто знает, если все тебе дастся легко, не станешь ли ты меньше ненавидеть брата? Я не собираюсь рисковать", – и она снова исчезла.
"Шаазар! Постой! Как мне заполучить силу огня?!"
Ответа не последовало. Впрочем, он уже и сам все понял. Ведь здесь он подобен Богам!
Раскинув руки, Аданэй призвал пламя, впустил его, слился с ним. Огонь не обжигал, он ласкал, обволакивал, проникал внутрь, обращая кровь в самое себя. Аданэй сам превратился в это пламя. Он ощутил всепоглощающее, вечное могущество и – проснулся.
Проснулся. Поднял голову и осмотрелся. Что ж, попытка бодрствовать не удалась. И от Шаазар никаких вестей, хотя ночь уже на исходе. Какой-то сон ему снился… Странный сон. Вот только что он его помнил, а теперь забыл. И любые попытки обратиться к памяти заканчивались ничем. Какой-то костер в темноте – и все. А почему ему вообще так хотелось вспомнить этот сон? Какая разница, что снилось? Гораздо важнее понять, где же, возьми ее Ханке, Шаазар с обещанным способом попасть за стены Антурина? Или она решила его разыграть?
