Ознакомительная версия. Доступно 351 страниц из 1755
На левый эшафот еще во время казни Орлова вывели приговоренного. Им был старик Волконский, бывший генерал-губернатор. Выглядел он совершенно раздавленным и сломленным. Глашатай принялся зачитывать список его прегрешений, а подручные споро привязали дородное тело к качающейся лавке, пропихнули под лезвие и наложили сверху колодку.
— …приговорить его к смерти, а имение его, движимое и недвижимое, взять на его императорское величество!
Закончил чтение глашатай в относительной тишине. Народ напряженно ждал первой казни на чудо-машине. И дождался. Блеснуло лезвие. Раздался удар дерева о кожаные амортизаторы, и голова князя скатилась в корзину. Толпа взорвалась ликованием гораздо сильнее прежнего.
Моя спутница тоже не сдержалась и воскликнула нечто, почему-то показавшееся мне похожим на классическое “ Дас ист фантастиш!” Причем, таким тоном, какой можно было услышать с VHS-кассет известного содержания. Я чуть не поперхнулся от неожиданных коннотаций.
Тем временем с центрального эшафота уже зачитывали приговор бывшему московскому полицмейстеру. Здесь среди прочих обвинений присутствовала и «преступная халатность», повлекшая гибель возлюбленного нашего сына Павла. Радищев сумел вывернуть события той трагической для Павла ночи в обвинение для Архарова.
Приговоренный держался гордо. Перед тем как его привязали к скамье, поклонился на все четыре стороны, перекрестился и прокричал:
— Простите, люди православные, за все. И живите теперь с казачьим царем, коли уж он вам люб. А я царство божие выбираю.
Из толпы раздался звонкий женский крик:
— В преисподнюю ты отправишься, иуда! Черти тебя там заждались!
Толпа загоготала, и под этот шум, уже отработанно, свершилась третья за сегодня казнь.
Так и пошло. Стук гильотин. Взрывы ликования толпы. Потеки крови на лезвии и сочащиеся кровью корзины с отрубленными головами. Телеги с трупами отвозили по мере заполнения, на их место вставали новые, и обрубленные тела летели в них с ритмичностью конвейера. Бордовые лужи густели вокруг места казни, их засыпали опилками, смешанными с песком.
Вдруг на втором часу мероприятия недалеко от моего павильона раздался выстрел. Завизжала какая-то баба, толпа разразилась матерными криками. Я привстал с трона, повернулся в сторону суеты и увидел, как среди толпы рассеивается облачко сгоревшего пороха, а на земле кого-то бьют. Толпа в этом месте быстро уплотнялась. Никитин в сопровождении парочки подчиненных поспешил к месту происшествия, грубо прокладывая путь сквозь толпу.
Вернувшись, он доложил:
— Покушались на тебя, государь. Дворянчик один из пистоля хотел пальнуть. Мои люди вовремя увидели и не дали ему выстрел в тебя, государь, сделать. Его помяли малость, так что он без памяти сейчас. Сразу его на плаху отправим?
Я покачал головой.
— Отдай его людям Шешковского. Авось цепочку размотают и на иных злоумышленников выйдут. А потом суд. И впредь только так, а не иначе.
— Как велишь, государь.
— Никто не ранен?
Пуля в такой толпе не могла не найти жертву.
— Слава богу, нет, — перекрестился Никитин. — В землю пальнул, уже падая.
Я кивнул. Всё-таки Никитин не даром хлеб ест. Надо его будет наградить. И людей его, не теряющих бдительность, тоже. Ибо покушения будут продолжаться и далее. И силами одиночек, таких, каким наверняка окажется этот дворянчик, так и усилиями настоящих организованных групп.
— Ваше величество, — прозвучал голос Натальи-Августы. Доклад Никитина она тоже слышала и выглядела встревоженной. — Вам надо срочно подыскать себе супругу и озаботиться наследником.
Я с изумлением уставился на нее. В сложившейся ситуации вывод был неожиданным. Отчасти неуместным, но и уместным, ибо стрелок мог оказаться куда потолковее.
Августа пояснила:
— Если с вами что-то случится, должен быть ребенок, вокруг которого могли бы сплотиться ваши люди. Пока вы один, попытки убийства не прекратятся. Когда появится наследник, они сойдут на нет. Особенно, если примите закон о престолонаследии.
Ну что же, логика железная. Женская. Трудно не согласиться. Но несколько неожиданная на фоне стотысячной толпы и безостановочно работающих гильотин.
— Милая Августа, я холост всего лишь сутки. Я еще не задумывался об этом, – улыбнулся я в ответ.
— А стоило бы.
Это она на себя намекает?! Только месяц как вдовой стала…
Тут в разговор вклинился Перфильев, который сидел по другую руку от меня.
— Не так-то просто будет подыскать государю венценосную невесту, – возразил он Августе. – В Европе Пера Федоровича еще долго не признают.
— Русские цари брали себе жен из своего народа! – буркнул стоящий рядом Подуров.
Я решил дискуссию пресечь.
— Что могли Романовы и Рюриковичи, то не могу я. И давайте на сегодня это споры прекратим. Не время и не место.
Мои собеседники коротко склонили головы, обозначая повиновение. Но я уверен, что этим вопросом меня отныне будут донимать часто.
Казни шли своей чередой. Толпа даже поредела несколько, ибо острота впечатлений притупилась. Машины для казни работали как… машины. Оглашение приговора. Стук лезвия. Труп летит с эшафота в телегу. Сто пятьдесят человек пропустить даже через три гильотины — это было не быстро.
Глава 5
День выдался паршивым. Даже не так – поганым. Новая порция казней – на сей раз поймали дворян из Богородского уезда, которые обстреляли воинскую команду, убили двух казаков. Их похватали, оказалось, что есть двое недорослей, пятнадцати лет. Самые ярые из всех, рубились на шпагах, ранили людей Хлопуши. Их повязали, тут же провели быстрый суд. А вот казнить привезли в Москву, на новомодной гильотине.
Генералы тоже вцепились друг в друга. Ружей не хватало, поступали из арсеналов с задержкой, приходилось буквально самому раскидывать порох и мушкеты по полкам.
Потом эти купцы со своими челобитными, массоны со своими хитрыми речами… и все хотят урвать кусок пожирнее, пока я тут, в Москве, а не уехал. А под вечер еще и встреча с Платоном. Умный священник, спору нет, но до чего же въедливый. Каждое слово мое на зуб пробует, каждую мысль под лупой разглядывает. Союзник? Пока да. Но глаз с него спускать нельзя. Ох, нельзя.
Усталость навалилась свинцовая. А еще на мне висле “пушкинский” грех. Каждый вечер, я пытался вспоминать и записывать стихи великого поэта. Иногда получалось, чаще нет. Всё это давило, скручивало узлом внутри.
Я вернулся в свои покои в Теремном дворце уже за полночь. Слуги быстро накрыли на стол перекусить – свежие пироги с визигой, бутылку Бордо. Тишина стояла гулкая, только часы на Спасской башне мерно отбивали утекающее время, да где-то внизу, во дворе, перекликались караульные. Покои мои – скорее музейная палата, чем жилая комната. Своды расписные давят, мебель дубовая, тяжелая, воздух спертый, пахнет пылью веков и, кажется, мышами. Неуютно. Кота что ли завести?
Скинул надоевший черный кирасирский мундир. Стал стаскивать сапоги. Проклятые ботфорты! Вечно с ними мучение. Один поддался легко, а второй… второй застрял намертво. Дергал, тянул, чертыхался шепотом – бесполезно. Словно прирос к ноге. Уселся на кровать, уперся второй ногой в голенище, потянул изо всех сил… и чуть не рухнул на пол вместе с сапогом. Тьфу ты, напасть! Звать Жана? Уже потянулся к колокольчику, и тут в дверь постучали. Раз, другой.
— Кто там еще? – рявкнул я, злой и на сапог, и на себя, и на весь этот мир.
Дверь приоткрылась, и в щель просунулась встревоженная физиономия Никитина. Вид у моего верного телохранителя был смущенный, даже растерянный. Редкое зрелище.
— Царь батюшка… Государь… Тут это, девица одна… – замялся он.
— Какая еще девица? Ночь на дворе! Девицы все спят. Иначе очень быстро перестают ими быть.
Никитин рассмеялся этой немудреной шутке, произнес:
— Княжна Курагина, Агата Львовна. Фрейлина великой княгини Натальи Алексеевны. Их же тут, в Теремном, поселили неподалеку.
Ознакомительная версия. Доступно 351 страниц из 1755
