Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

— Когда-то чуть спортсменом не стал, — признался он, — да дед заставил дело изучать.

— Почему же ты не отказался?

— Это было после случая в ресторанчике «Ладья». Веселились мы по поводу одной крупной победы, а там драка, малолетки… Кого-то избили. Я был вдрызг пьян и плохо помню… Мне грозило два года тюрьмы. Дед пообещал, что поможет, если я брошу спорт и займусь ресторанным бизнесом.

Тем не менее, оставив спорт, как карьеру, Эдмон продолжал следить за ним и знал его достаточно хорошо. Он болел за отечественную футбольную команду, наблюдал за теннисными турнирами и положением на фехтовальных дорожках. Слушая его, Женька вместе с ним листала журналы и вдруг, раскрыв одну из страниц, замерла, — на нее насмешливо смотрели глаза де Зенкура. Он был в мотоциклетном шлеме, комбинезоне и с кубком в руках.

— Альбер Ренуа, мотогонщик, — сказал Эдмон.

— А… а де Вернан?

— Андре — его друг. Он разбился в прошлом году.

На других страницах девушка обнаружила «де Бра» и «де Жери». Они тоже были мотогонщиками. Остальные «фехтовальщики» посещали тот же спортивный клуб, что и Эдмон.

— А Кристиан? Этьен сказал, что его брат не участвовал в сюжете.

— Сам не участвовал. Он юрист и помогал отцу решать некоторые вопросы, связанные с твоим делом.

— Он не знал о сюжете?

— Знал. С тех пор, как Этьен подписался в проект «Арно Волк», Кристиан в курсе замыслов отца. За свою помощь он попросил его включить в твой сюжет его образ и сам выбрал себе героя.

— Он хотел быть разбойником?

— Когда целый день ходишь в строгом костюме и улыбаешься тем, кому вовсе не хочется улыбаться, всегда возникает желание стать разбойником.

— А Этьен?

— Этьен с детства был любителем экстрима.

По возвращении на виллу Эдмон попросил фехтовальщицу надеть одно из платьев, которые он ей купил. Платье было неброским, но изысканным, из тех, что не стесняют движений и выгодно подчеркивают фигуру. Потом они вышли на террасу, сели на скамью и принялись изучать проспекты по дизайну ресторанного интерьера.

Будущее «Дежанси», в целом, занимало фехтовальщицу, но она все чаще смотрела не на красочные фотографии, а на лицо того, кто их показывал. Девушка еще как будто не верила, что оно так близко, и она может спокойно дотронуться до него рукой.

— Эдмон… а ты знаешь меня только по сюжету? — отложив проспект, спросила Женька.

— Не только… Я увидел тебя сначала в журнале. Так, листал как обычно после работы и тут вдруг твое лицо, глаза, мокрые волосы, рапира… Я позвонил отцу. Он уже работал над сюжетом и искал героиню. Потом я был на ваших соревнованиях. Отец приглашал тебя в гости, но ты не поехала, тогда он и придумал все это. Отец мастер придумывать.

— Да, мастер… Что там? — прислушалась к звукам в доме фехтовальщица.

— Там готовится ужин. У нас сегодня помолвка. Ты… не передумала?

— Как я могу передумать? Я заключила договор.

— Тебя держит только договор?

— … Не только.

Лицо рядом стало еще ближе, в глазах сгустились лиловые сумерки… Губы осторожно соприкоснулись, будто пробовали на вкус новую реальность, потом освоились, как прежде, вовлекая в свой жгучий чувственный эксперимент беспокойные души и возвращая их к тому творческому поиску, который был оставлен ради поединка. В глаза вспыхнуло какое-то короткое свечение.

— Да здесь уже все свершилось, господа! — засмеялся профессор Монрей, блеснув вспышкой фотоаппарата. — Теперь, Женечка, вы не отвертитесь! А вот и свидетели! Феликс, Сабрина, проходите!

— Ну, где тут эта русская невеста нашего Эдмона?

На террасу вышел грузный мужчина с лицом батюшки Генриха де Шале. Это был старший брат профессора Феликс. За ним на террасу потянулись другие гости из родственников и знакомых Монрея. И хотя Женька знакомилась со всеми заново, лица их были ей давно знакомы. За Феликсом профессор представил девушку его взрослым детям — Ришару Монрею — «Серсо», Люису «де Ларме», Элоизе и Катрин. Супругой Ришара оказалась Клементина. С ними пришли их дети Жан-Жак и Люссиль. Цезарь и Валери приходились внуками Сабрины и детьми ее дочери Ажелины, которая, в свою очередь, была супругой Алена Франкона, давнего друга Эдмона.

Тут же присутствовали братья Савали Этьен и Кристиан, и Женька долго не могла оторвать взгляд от респектабельного «Тулузца». Одетый в дорогой эксклюзивный костюм, безупречно выбритый и причесанный, он очень отдаленно напоминал сурового поножовщика со Двора Чудес.

— С возвращением, Дикая Пчелка, — улыбнулся он.

— И вас тоже.

— С каких это пор мы стали на «вы»?

Улыбка у Кристиана была мягкой, но Женька, тем не менее, сильно смутилась, глядя в его смоляные зрачки.

Сначала этот водоворот знакомых лиц казался наваждением, но вскоре фехтовальщица освоилась. Никто из присутствующих, кроме Савалей, Ришара-«Серсо» и Дюпре-«Лабрю» о сюжете не знал, поэтому девушку Эдмона принимали только, как его русскую невесту, часто вспоминая при этом бабушку-эмигрантку.

— Эдмон сделал неплохой выбор, — сказала Луиза Лувье Женьке. — Вы даже чем-то похожи на Юлию.

— Да, «русская невеста», кажется, становится в нашей семье традицией, — улыбнулся Люис Монрей — «де Ларме».

Помолвка происходила здесь же на террасе. Луиза подала Эдмону футляр с кольцом. Сельма махнул рукой — из глубины парка зазвучала музыка. Из-за деревьев полетели в вечернее небо фейерверки. Расцветая в нем яркими огнями, они сыпались вниз, словно чьи-то букеты… Женька посмотрела на камень в кольце — это был рубин.

— Страсть и война, — улыбнулся Эдмон, — как ты любишь, но теперь только страсть.

— Думаешь, у меня получится?

Женька смотрела кругом в некотором смятении. Помолвка напомнила ей венчание на фехтовальной площадке. «Сейчас должен вернуться из конюшни де Санд…» Даниэль действительно вышел на террасу, но не со шпагой, а с коробкой в руках. Он подошел к Эдмону и Женьке.

— Привет, Эдмон! Поздравляю! А это тебе, Жени. Цветы дарить не люблю. Чувствую себя при этом каким-то опереточным франтом. Вот, возьми это.

Данкур отдал фехтовальщице коробку.

— Это что? — посмотрела она.

— Фехтовальный шлем.

— Кто тебе сказал? — спросил Даниэля Эдмон.

— О вашей помолвке? Твой отец. А ты не рад, что я пришел?

— Пойдем-ка, поговорим немного.

Эдмон и Данкур отошли в сторону, а Женька направилась к профессору.

— Зачем вы пригласили Данкура?

— Вы не рады?

— Я рада, но Эдмон…

— Ничего-ничего! Присутствие Данкура будет держать мальчика в форме. Почивать на лаврах никому не идет на пользу.

— Вы провокатор, месье сочинитель!

— Только самую малость.

Монрей пригласил всех в гостиную, где был накрыт стол-фуршет. Женька вытащила шлем из коробки. К ней подошли Ришар, Клементина и Люссиль.

— Только не расслабляйтесь, мадемуазель, — сказал адвокат. — Марк уже говорил с вами?

— Да, я все поняла.

— Завтра утром мы побеседуем обо все подробнее.

— Доверьтесь Ришару, Жени, — посоветовала Клементина. — Он может поколебать любое обвинение.

— Я знаю.

На шлем в руках Женьки с любопытством смотрела Люссиль.

— Нравится?

Люссиль пожала плечами.

— У тебя красивое платье. Эдмон купил?

— Да.

— У меня тоже будет такой жених.

— Тебе красивых платьев не хватает?

К Женьке подбежал Жан-Жак.

— Можно померить? — попросил он.

— Держи.

Жан-Жак надел шлем и принялся бегать по гостиной.

— Жан-Жак, мы не дома! — попыталась урезонить сына Клементина. — Последнее время он стал совершенно непослушен. Боюсь, вырастет какой-нибудь разбойник. Жан-Жак, подойди! Ришар, останови его!

— Разве ж такого остановишь? — засмеялся Ришар.

К Женьке подошел профессор.

— Ну как? Голова не кружится?

— Послушайте, а де Белар?.. Он жив?

— Жив не де Белар, а Кристоф Ларош.

— Ларош?.. Это… это тот оператор, который с аллергией?

— Да. Я думаю, что его болезнь представляет собой побочное действие Окна. Люссиль тоже болела после смерти той девочки со Двора Чудес.