Странствия Шута (ЛП) - Хобб Робин

Я остался один в пустынной комнате наедине с Дьютифулом и Кетриккен. Дьютифул кинул на меня удрученный взгляд.

- Я должен идти. Прибыли трое герцогов, обсудить бесчинства драконов и меры, которые мы могли бы предпринять.

Он вдохнул, собираясь продолжить, но я покачал головой:

- Тебе надо идти и быть королем. Знаю.

Но не понимание, а мое стремление к одиночеству побудило меня убедить его вернуться к собственной жизни. Он с сожалением ушел, а я обернулся к королеве Кетриккен.

- Нет, - безапелляционно отрезала та.

- Прошу прощения? - это ее единственное слово меня огорошило.

- Ты сопроводишь меня в мои покои. Там будет ждать еда. Фитц, ты не уйдешь. И я не позволю тебе зачахнуть. Я вижу каждую косточку на твоем лице, и руки у тебя, как у скелета. Идем. Пройдись со мной.

Мне не хотелось. Я хотел вернуться в свою комнату и уснуть навечно. Или вскочить на лошадь и исчезнуть в темноте зимней ночи. Вместо этого Кетриккен взяла меня под руку, и мы прошли по замку, вверх по ступеням и к двери ее гостиной, примыкающей к спальне. Войдя внутрь, она выставила прочь двух ожидающих ее леди.

Нас уже ждал накрытый стол и чай. Суп был укрыт, чтобы не остыл, хлеб - мягок и свеж. В чай добавили мяту, ромашку и насыщенную неизвестную мне специю. Ел я с аппетитом, потому что проще было это сделать, чем сопротивляться. Выпил согревающего чаю и почувствовал себя загнанной лошадью, наконец-то добравшейся до стойла. Горе не ослабло, но уступило место усталости. Кетриккен подложила в огонь полено, потом вернулась к столу, но не стала садиться. Вместо этого она подошла ко мне сзади, положила руки мне на плечи и крепко сжала. От ее прикосновения все тело застыло. Наклонившись к мне, она сказала:

- Бывают времена, когда надо перестать думать. Для тебя такое время настало. Наклони голову вперед.

И я послушался. Она разминала мне плечи и шею и говорила о былых временах. Она заставила меня вспомнить о Горном Королевстве, и как она пыталась отравить меня при первой встрече. Она говорила о нашем долгом путешествии в поисках Верити, напомнила мне о моем волке и о нашем единении с ним. Вспомнила нашу боль, когда мы нашли Верити таким изменившимся. И когда уступили его дракону.

Огонь догорал, и за узким оконцем угасал день.

- Поднимайся. Тебе необходимо поспать.

Она отвела меня в свою спальню и откинула богатое пурпурное покрывало, обнажая белые простыни.

- Отдохни здесь. Никто не будет тебя искать или доставать вопросами. Просто поспи.

- В чае, - догадался я, и она кивнула.

- Для твоего же блага, - добавила она, - и в отместку, учитывая то, что ты сделал с Риддлом.

Подходящего аргумента не нашлось. Я улегся на чистые простыни в одежде, которую не снимал уже несколько дней. Она стянула с меня башмаки и накрыла одеялом, как ребенка.

Я проснулся посреди ночи. Ко мне вернулась бодрость. Скорбь тоже переполняла меня, но то была застывшая скорбь, как боль, которая стихает, покуда не двинешься. Постепенно до меня дошло, что я был не в своей постели. Меня окутывал запах Кетриккен, спине было тепло и тяжело. Она спала подле меня, прижавшись сзади и обняв руками. Это так неправильно. И так правильно. Я взял ее руки в свои и прижал к груди. И не было у меня никаких желаний, кроме как лежать вот так, в чьем-то объятии, с кем-то, кто спит рядом и охраняет тылы. Она глубоко вздохнула и выдохнула: «Верити».

Горе и потеря никогда не исчезают. Мы можем их отложить и запереть на замок, но всякий раз, когда они оказываются на свободе, то даже через трещинку, аромат потерянного счастья, просачиваются и наполняют легкие до отказа. Верити, проигравший Скиллу, как и Пчелка. Иногда разделенное чувство потери лучше всего успокаивает боль. Я тосковал по своему королю и хотел бы иметь столько же сил.

- Верити, - мягко согласился я. И добавил: - И Пчелка.

Я закрыл глаза, и сон снова поглотил меня.

Перед рассветом она разбудила меня. На ней была толстая зимняя ночная рубашка, короткие волосы серым ореолом обрамляли розовую кожу головы.

- Тебе следует выйти через тайную дверь, - сказала она, и я кивнул.

У Дьютифула было полно забот и без скандала с участием его матери и двоюродного брата. Все тело болело, и вместо того, чтобы одеть башмаки, я понес их в руках. Она проследовала за мной до двери гардеробной. Тайный выход был скрыт в стене этой маленькой комнатки. Здесь она поймала мою руку, развернула меня и снова обняла. Я поцеловал ее в лоб и в щеку, но стоило мне ее отпустить, она потянулась ко мне для поцелуя в губы.

- Хватит корить себя, Фитц. Ты нужен нам здесь больше, чем когда-либо.

Я кивнул, но не ответил. Догадывалась ли она, какой тяжелый груз на меня взвалила?

Проход, в который я попал, как и все, что касалось Кетриккен, был чистым и пустым. Ни мышиного помета, ни паутины. Я дошел до старого логова Чейда и тихонько вошел, стараясь не разбудить Шута. Но я застал его сидящим в кресле перед камином. Он держал руки перед собой и шевелил пальцами в танцующем свете пламени.

- А вот и ты, - поприветствовал он меня. - Я беспокоился за тебя, когда ты не пришел.

Я остановился.

- Ты думал, что я сбегу, - немного пугало, сколь многие из моих друзей думали, что я именно так и сделаю.

Он пренебрежительно качнул головой.

- Это закономерно.

- Я поступил так один раз!

Он поджал губы и промолчал. Его пальцы продолжили свой танец.

- Ты можешь видеть свои пальцы?

- Я вижу темное на более светлом фоне. Такое занятие их разминает. Хоть это и больно, - он снова пошевелил ими. - Фитц. Словами не выразить…

- Нет. Не выразить. Так что давай и пытаться не будем.

В ответ приглушенное: «Очень хорошо».

Пчелка-Пчелка-Пчелка-Пчелка. Думай о чем-нибудь другом.

- Вчера я был рад увидеть тебя вне стен этой комнаты.

- Мне было страшно. Мне хотелось прийти к тебе. И поговорить с Эллианой. Но…что ж. Еще нет. Знаю, что я должен заставлять себя. Я не могу вечно оставаться крысой за стеной. Мне необходимо снова стать гибким и сильным. Чтобы мы могли вернуться в Клеррес и покончить с этим местом. Отомстить за наше дитя, - ярость, ненависть и боль, как внезапно вздымающееся пламя, полыхнули в его голосе.

Я не мог взять его с собой. Сказанная мной правда выглядела скорее ложью.

- У меня нет мужества строить планы сейчас, Шут. Все, что я в данный момент могу – это горевать.

И стыдиться. Я знал это оцепенение. Помнил его с пыточной Регала. Человек застывает в неподвижности, оценивая, насколько сильно он пострадал. И спрашивает себя: «Можно ли двинуться и при этом не умереть?»

- Я понимаю, Фитц. Скорбеть надо. Твоя скорбь – это семя, которое прорастет в ярость. Я подожду, когда ты будешь готов. Хоть мысль о тех, кто страдает там в ожидании нас, печалит меня.

Обратившиеся ко меня глаза были слепы, но я все-таки почувствовал упрек. И категорично отмел:

- Это бессмысленно, Шут. Ты дерешь шпорами дохлую лошадь.

- Тогда в тебе не осталось никакой надежды?

- Никакой, - я не хотел об этом говорить.

- Я думал, что ты непременно шагнешь за ней, - в его голосе прозвучала боль от замешательства, вызванного отсутствием жажды мести с моей стороны.

- Я шагнул бы, если б смог. Я принял чай из эльфовой коры, чтобы стать невосприимчивым к их туманной магии. Что перекрыло мой Скилл. Я больше не могу пройти через Скилл-колонну, тогда как ты можешь.

Его пальцы прервали танец. Он потер рубцы на их кончиках и поправил:

- Ах, но я мог когда-то.

- А теперь никто из нас не может.

- Но твоя неспособность пройдет. Твой Скилл вернется.

- Думаю, что так и будет, хоть и не уверен. В некоторых старых свитках говорится об полном подавлении Скилла в тех, кто использовал его в неправедных целях. И для этого применялась эльфовая кора.

- Сколько ты принял?

- Две дозы. Одну дозу обычной коры. И одну - коры с Внешних Островов. Я думаю, что эффект пройдет. Единственное, что не могу сказать точно, как много времени это займет.