"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Изверин Алексей

— Звал, Афанасий Петрович? — Болотов поклонился канцлеру, с любопытством косясь на застывшую у стены группу.

— Звал, Андрей Тимофеич, звал, — Перфильев махнул рукой в сторону Брауншвейгов. — Вот, полюбуйся на бедненьких сидельцев знатного рода. Доставили их из Архангельской губернии. Царь-батюшка наш, Петр Федорович, их судьбой отчего-то обеспокоен. Приказал их из Холмогор вызволить да в Москву доставить со всей возможной деликатностью. Исполнили. По пути казачки Архангельск захватили, все удачно, без потерь. А что с этими дальше делать — ума не приложу. Они, почитай, как малые дети. Ничего им не надобно, ничего не интересно. Пугаются всего, как те зайцы. Одно только им и по сердцу — огороды, грядки, саженцы всякие. Я как вспомнил твое увлечение ботаникой, так и решил — вот тебе и карты в руки. Займись ими, Андрей Тимофеич. Жилье мы им в Кремле определим, да охраной тайники снабдят. А дальше что? Вот и придумай, чем их занять, чтоб и они при деле были, и нам от них беспокойства никакого. Сад что ли какой затей. Был говорят такой на Москве — митрополичий.

— Крутицкий вертоград, — подсказал Андрей Тимофеевич.

Перфильев тоскливо отмахнулся. Крутицкий, Закрутицкий — один хрен с ботвой.

Болотов внимательно выслушал, переводя взгляд с канцлера на Брауншвейгов и обратно. Лица их, бледные и испуганные, не выражали ничего, кроме затаенного страха.

— Что ж, Афанасий Петрович, — медленно проговорил Болотов, потирая подбородок, — дело, конечно, не совсем по моей части… Я человек науки, а не тюремщик или душ врачеватель. Но, коли государь наш так решил, и вы просите… Попробую.

Он подошел к Брауншвейгам, которые при его приближении еще больше вжались в стену. Ему и в голову не могло прийти, что перед ним правнуки царя Ивана V, родные братья и сестры императора Ивана VI и люди, имевшие в нынешней России больше всех — даже больше, чем у царствующей Екатерины — прав на царский престол. Он видел перед собой обычных разночинцев нелегкой судьбы, которых большой город приводил в подлинный ужас, а сановная публика — в состояние каталепсии.

— Милостивые государи и государыни, — начал Болотов мягко, стараясь, чтобы голос его звучал успокаивающе. — Не извольте опасаться. Никто вам зла не причинит. Государь наш, император Петр Федорович, человек доброго сердца и великой справедливости. Он велел оказать вам всяческое содействие и попечение.

При упоминании Петра Федоровича глаза Екатерины Антоновны расширились от ужаса, она что-то невнятно прошептала, а Елизавета крепче сжала руку брата Алексея. Петр Антонович и вовсе затрясся мелкой дрожью.

— Они все еще под впечатлением от долгой дороги, Афанасий Петрович, — заметил Болотов, обращаясь к канцлеру. — И, видимо, не совсем понимают, что государь Петр Федорович, о котором я говорю, это тот самый, кто приказал их освободить.

— Объясни им, Андрей Тимофеич, объясни, — махнул рукой Перфильев, которому явно не терпелось избавиться от этой обузы. — А я пойду, дела государственные не ждут, говорят Кулибин пробует на реке корабль с паровым движителем. Хочу глянуть.

Канцлер вышел, а Болотов остался один на один с испуганным семейством. Он снова попытался заговорить с ними, рассказать о Петре Третьем, о том, что он, чудом спасшись, вернулся на престол, что народ его любит и поддерживает. Но слова его, казалось, не достигали их сознания. Они слушали, кивали, но в глазах по-прежнему стоял страх.

«Да, нелегкая мне досталась задача, — подумал Андрей Тимофеевич. — Как же их расшевелить, как вернуть к жизни?»

И тут ему в голову пришла мысль.

— А не угодно ли вам будет, милостивые государи и государыни, немного прогуляться? Воздухом подышать? Например, в Кремле? Место старинное, видавшее виды. Там есть чем любоваться. Может, и вам что любопытным покажется.

Болотов крикнул секретаря, вызвал бричку. Довезли всех быстро, внутрь Кремля только пустили не сразу, охрана послала курьера обратно к канцлеру за разрешением. Тот дал добро.

Андрей Тимофеевич, будучи человеком образованным и любознательным, начал рассказывать столичным гостям о древних соборах, о царь-пушке, что император велел вытащить из арсенала, о царь-колоколе, о стенах и башнях, свидетелях славных и трагических событий русской истории. Брауншвейги слушали рассеянно, больше глядя себе под ноги, чем по сторонам, ни на что не реагируя. Сердца их, казалось, были наглухо закрыты для внешнего мира.

И вот, когда Болотов уже почти отчаялся, они вышли к небольшому, запущенному участку земли, примыкавшему к одной из кремлевских стен. Когда-то здесь, по преданию, располагался аптекарский огород, где выращивали лекарственные травы для царского двора. Но со временем он пришел в запустение, зарос бурьяном и крапивой. Лишь кое-где еще можно было разглядеть остатки грядок да одичавшие кусты смородины.

И вот тут-то, увидев эту печальную картину, Брауншвейги вдруг оживились. Екатерина Антоновна, забыв о своей глухоте, шагнула вперед, наклонилась, коснулась рукой какого-то чудом уцелевшего цветка. Елизавета тоже подошла, ее цепкий взгляд хозяйки уже оценивал размеры участка, состояние почвы. Даже братья, Петр и Алексей, подняли головы и с интересом стали разглядывать заброшенные грядки.

— Здесь, — сказал Болотов, заметив их внезапный интерес, — по приказу государя нашего Петра Федоровича будет восстановлен аптекарский огород. Да не простой, а образцовый. Будут здесь выращиваться травы лекарственные для госпиталей, коих в Москве и по всей России теперь великое множество надобно. Государь о здоровье народа печется, о солдатах раненых, о сиротах и убогих.

Он говорил, а сам внимательно наблюдал за семейством. И видел, как разгорается в их глазах огонек. Не страха уже, а живого, неподдельного интереса. Тема огорода, растений, земли была им близка и понятна. Это был их мир, их единственная отрада в долгие годы ссылки.

— А… а кто же будет этим огородом заниматься? — неожиданно даже для самой себя спросила Елизавета Антоновна, и голос ее, обычно резковатый, прозвучал почти робко.

Братья и сестра с надеждой посмотрели на Болотова. В их взглядах читался немой вопрос, мольба.

Андрей Тимофеевич на мгновение задумался. Идея, конечно, была неожиданной. Доверить этим… бывшим арестантам такое ответственное дело? Да еще в самом Кремле? Но, с другой стороны, кто лучше них справится с этой работой? Кто вложит в нее столько души и старания? И, может быть, именно это дело, эта земля, вернет их к жизни, исцелит их израненные души?

Он тяжело вздохнул, как человек, принимающий непростое, но, возможно, единственно верное решение.

— Что ж… — протянул он медленно. — Коли есть у вас охота и знание дела… Думаю, государь наш не будет против, если вы приложите свои руки к этому богоугодному делу. Под моим, разумеется, присмотром и руководством. Поначалу. А там видно будет.

Лица Брауншвейгов просветлели. Екатерина Антоновна даже попыталась улыбнуться, и улыбка эта, слабая и неуверенная, показалась Болотову лучом солнца, пробившимся сквозь тяжелые тучи. Елизавета энергично кивнула, уже прикидывая в уме, с чего начать. Петр перестал сутулиться, а Алексей даже чуть порозовел.

— Мы… мы постараемся, сударь, — сказала Елизавета, и в голосе ее впервые за долгое время прозвучала не властность, а искренняя благодарность. — Землю мы любим. И травы знаем. У нас… у нас получится.

Болотов смотрел на них и думал, что, может быть, канцлер Перфильев, сам того не ведая, упомянув митрополичий сад, дал ему в руки ключ. Ключ к этим испуганным, измученным душам. И ключ этот — простой огород, клочок земли в самом сердце России. Место, где, быть может, не только лекарственные травы, но и надежда снова пустит свои корни.

Я как в прошлой, так и в нынешней жизни полевых госпиталей навидался. Мучительное зрелище. На улице буйство природной красоты, торжество жизни, а попадешь в такой лазарет — словно в Ад спустился.Не имеет значения, лежат раненые в каменных палатах или, как сейчас, под на скорую руку возведенными навесами. Везде, куда ни кинь взгляд, серо-бурмалиновые потеки гноя и свернувшейся крови, грязные тряпки, которые в руку взять кажется немыслимым, вонь, стоны и крики, части тел в широких посудинах. А еще солома на полах вместо матрацев, и в этой соломе копошатся черви. Брррр…Хорошо хоть Максимов поднял дело санитарии лечебных учреждений непереднего края на немыслимую для нынешнего времени высоту.