Азм есмь царь (СИ) - Симович Сим

Через секунду тишину моих дум нарушил уверенный стук в дверь, словно кто-то решил потребовать моего внимания к себе. Я отложил ежедневник в сторону и посмотрел на дверь. Она была массивная, из темного дуба, украшенная резными узорами. В ней было два замка и тяжелая бронзовая ручка.

Но я знал, что за ней никогда не стоял никто простой. В мой кабинет допускались только самые близкие и доверенные люди. И вот дверь открылась, и в комнату вошел Гиперион. На нем был черный бархатный плащ, украшенный серебряными пуговицами.

— Не ожидал тебя увидеть в этой части «архива», — сказал я, вставая с кресла и идя ему навстречу. — Что привело тебя сюда, мой славный воевода?

Гиперион улыбнулся, и его улыбка была широкой и крайне ослепительной. Именно такая была в рекламе зубной пасты.

— Я пришёл за советом и помощью, — сказал он. — Как мне искупить свою вину, государь?

Немного помолчав, но всё-таки отвечаю.

— Признаться, разочаровал ты меня, Гиперион, ой, разочаровал. Не приноси такую гадость в дом. — Он тут же виновато опустил взгляд в пол. — Но работа для моего славного воеводы всегда найдётся. — Он неуверенно поднял взгляд. — Так что собирай, боец. Тебя ждёт спецборт до Маньчжурии. Пришло время сходить в «гости» к империи Мин. — Я хищно улыбнулся, и Гиперион тут же скопировал этот оскал, мгновенно выпрямившись по струнке, а его голубых глазах зажглись огоньки нетерпения и готовности к бою.

— Да, государь, — прошептал он, словно не веря своим ушам. — Я готов.

Он сделал шаг назад, словно предоставляя мне пространство, и еще раз взглянул на меня, словно пытался прочитать мои мысли.

— Я уверен, что ты не разочаруешь меня, Гиперион, — сказал я. — И я не сомневаюсь, что империя Мин вспомнит этот визит надолго.

В тишине комнаты завис немой вопрос: сможет ли Гиперион оправдать мое доверие?в

Но по большей части всё это было неважно, ибо даже если воевода провалится, то мы всё равно зайдём в Маньчжурию, а следом и на всю территорию Мин. Как докладывала разведка, там сейчас ой как не спокойно. Мин раздирает голод, очередной неурожай, коррупция и гражданская война видных сановников и полководцев, что столь нагло пытаются оспаривать власть «правителя».

Кабинет на вершине башни, словно гнездо орла, являлся моим убежищем. Три уровня выше предыдущего — еще ближе к небу, еще выше над суетой города. Здесь царила тишина, нарушаемая лишь шумом игривого ветра, проникающего сквозь узкие щели в каменных стенах. Окна были завешаны тяжелыми бархатными шторами, чтобы скрыть от меня дневной свет и отвлекающие виды. В комнате царил полумрак, наполненный таинственным светом ароматных свечей, стоящих на массивной подставке, они служили для лучшей концентрации и повышенной продуктивности в рабочие часы.

На столе лежали карты, разложенные в хаотичном порядке. Старые пергаментные книги с пожелтевшими страницами устроились вперемешку с рукописями, черновиками, перепиской с парой прекрасных и не особо «особ». В этом беспорядке имелся и свой, но понятный лишь мне порядок, и считывался свой язык, понятный лишь мне.

Рядом на ближайшей стене висела карта Китая, огромная, почти занимающая всю стену. Она была испещрена красными и синими метками, обозначающими наши войска и войска будущего противника. Красные метки в меньшинстве и разбросаны по всей карте, окружали вражеские войска с севера, юга и востока.

Пальцы скользили по шершавой бумаге карты, прочерчивая линию границы между Маньчжурией и всем прочим Китаем. Она казалась не просто линией на карте, а живой рекой, разделяющей два мира «дикости и цивилизации». С одной стороны — безграничная степь, словно зеленое море, волнующееся под ветром, с другой — густые леса, таинственные и непроходимые, за которыми лежали процветающие земли и города, ожидавшие очередного завоевателя…

Я представлял себе эти земли, покрытые пылью и солнцем. Ветер носил над степью запах травы и земли, а в лесах стоял густой аромат древесного океана и терпкой смолы. В воображении я видел кочевников, скачущих на лошадях по степи, и охотников, бродящих по лесам.

Но вскоре эти красоты должны были превратиться в поле битвы. Я представлял себе ревущие пушки, укрытые дымом и пламенем, реки крови, текущие по земле, и крики солдат, падающих в смертельном бою. Вместо зеленых степей я видел черные пропасти кратеров, вместо густых лесов — опустошенные и безжизненные пустоши.

Тяжесть мысли давила на меня. Но я прекрасно понимал, что эта война будет жестокой и беспощадной. Ибо она, к сожалению, неизбежна. И от того, как будет проведена эта «кампания», зависит будущее не только моего народа, но и всего «мира» по ту сторону уральских гор.

Задумчиво отвёл пальцы от карты, чувствуя холод и щекотку по коже. И посмотрел на свою руку, как на орудие судьбы, которое может принести как смерть, так и спасение. И в этом чувстве неизбежности, в этой тяжести выбора я нашёл свою роль в этой трагической и великой истории.

Я прекрасно чувствовал всю тяжесть ответственности, лежащую на моих плечах. Я был лишь «пешкой» в большой игре, но от моих решений могла зависеть судьба целых армий, целых народов. Я пытался увидеть в карте не одни лишь географические очертания, но и судьбы людей, которые вскоре вступят в сражение. В этом полумраке, среди несметных карт и древних книг, я пытался понять план новой войны, стратегию, что могла бы определить судьбу всего мира.

— Мин очень слаба, — прошептал я. — Голод, коррупция, гражданская война — всё это делает её лёгкой добычей.

Я взял в руки сводку разведки, пробегая глазами по строчкам. Каждый абзац говорил о том, что империя Мин находится на грани краха.

— Неурожай, — прочитал я вслух. — Голод уже убил миллионы людей. И это еще не конец.

— Коррупция, — продолжил я. — Власти занимаются лишь тем, что грабят свой народ. И народ уже не терпит это.

— Гражданская война, — всматриваюсь в карту. — Сановники и полководцы воюют друг с другом за власть. Империя раздирается изнутри.

— И это все дает нам шанс, — прошептал я, улыбаясь. — Шанс завоевать Мин и окончательно укрепить свою власть в этом регионе.

Отложил сводку и еще раз провел пальцем по границе Маньчжурии. В моих глазах зажглись огоньки нетерпения и готовности к бою.

— Время действовать, — сказал я себе. — Время показать им силу нашего войска. Или? Решить дело миром?

С другой стороны, мы можем и мирно забрать себе весь регион. Хлеба и зрелищ, гласила римская мудрость? Когда голод пожирает, то им нет дела до зрелищ, а вот хлеб насущный вполне может сыграть в этом вопросе. Скупо кивнув в такт своим мыслям, тут же пишу распоряжение для дипмиссии на поставку гуманитарной помощи нашим соседям и последующего расширения агентурной сети и спящих ячеек влияния внутри Мин.

— Империя Мин не должна понять, кто на самом деле решает её судьбу.

Я написал несколько строк, потом еще несколько, пока не был удовлетворен результатом.

— Всё, — сказал я, откладывая письменные принадлежности. — Теперь пусть они подумают, что мы хотим им помочь. А мы тем временем завоюем их сердца и умы.

Проект Золотой Куси был давно согласован и обдуман ещё поколениями царей до меня, но никто из них так и не решился сделать амбицию явью.

Кабинет для размышлений и «великих дум» был моим убежищем посреди городской суеты, что находился на самом верху башни, которая, казалось, стремилась к самому небу. Каждый день я поднимался по узкой винтовой лестнице. Её ступеньки скрипели под моими ногами, словно раскрывая старинные тайны далёких предков. И вот, наконец, я оказывался в просторном кабинете с высокими окнами, через которые открывался вид на город.

Сегодня было особенно красиво. Солнце, уже склоняясь к горизонту, закрашивало небо полосами огненно-красного и алого, словно закат был написан рукой могучего художника. Подобно бриллиантам, разбросанным по бархату, блестели купола церквей, а крошечные окна домов, словно светлячки, мерцали в сумерках.

Город казался маленьким, почти игрушечным, его суета и шум долетали сюда приглушенными, словно далекое эхо. Внизу, под моим окном, жизнь кипела своим ритмом: машины скрипели на мостовых, люди спешили по своим делам, а собаки, словно маленькие пятна, бегали по узким улочкам, занимаясь только им одним понятными делами.