Трое для одного (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

- Т-с-с. Не разбрасывайся своим именем. Имя даёт власть. Ты не знаешь никаких законов, а поэтому ты - лёгкая добыча. Особенно для того ублюдка. Он ведь не как мы с Громилой, нет. Он из того племени. Из старого.

- Тихо ты! - шикнул на неё фонарщик. Чи беспокойно заметалась за стеклом, пульсируя всеми оттенками болезненно-лилового. - Рано ещё ему знать. Ты, чадо, как? Живой? - обратился он к Моргану. Жёлтые глаза сияли немного тусклее, чем у Шасс-Маре, но всё равно завораживали.

Морган с трудом выпрямился и прислушался к ощущениям. Тело затекло, словно после первого глотка из бокала прошло несколько часов. Мысли немного путались. Но в целом ему было хорошо, даже более чем: по венам бродил ещё отзвук той напряжённой пустоты, эхо адреналиновой вспышки.

Совсем как в детстве.

- Я в порядке, - признался он. Голос на сей раз прозвучал совершенно нормально. - А что это было за вино? И я правильно понял, что вы могли видеть… мои сны?

- Не вино, а память, - белозубо усмехнулась Шасс-Маре и ловко спрыгнула на пол, но уже в зале, а не за барной стойкой. - И это были не сны. А видели мы только отражение в бокале, и не спрашивай больше ни о чём. Поднимайся, красавчик. Я тебя провожу. Скоро утро, а у тебя сегодня долгий день выдался.

Спорить Морган не стал. Хотя сейчас он не чувствовал себя уставшим, всё равно уже было пора возвращаться. Дома наверняка всполошились из-за сработавшей сигнализации, а когда выяснили, что он ушёл куда-то без телефона и никого не предупредил, то наверняка запаниковали ещё больше. В конце концов, воспоминания о нападении в парке были слишком свежи.

Пока он застёгивал парку, фонарщик негромко обратился к Шасс-Маре:

- Так какой у тебя вердикт-то будет, милая?

На “милую” она, как ни странно, никак не отреагировала. Впрочем, и звучало это ровно так же добродушно и по-свойски, как “чадо” или “малец” по отношению к Моргану.

- Согласия не даю, - коротко ответила Шасс-Маре.

Фонарщик выгнул кустистые брови:

- Не по нраву пришёлся?

- По нраву, - вздохнула она, отводя взгляд в сторону. - Ещё как понравился. Поэтому и “нет”. И если ублюдок из башни против, то пусть попробует выбить из меня согласие силой. И, клянусь, ему это станет дорого.

- Не серчай, - улыбнулся Фонарщик и потрепал её огромной рукой по голове. Шасс-Маре поморщилась, но не оттолкнула его. - Ты девчушка славная, да и часовщик тоже неплох. Авось сдружитесь.

- Тебе легко говорить, у тебя есть Чи, - сквозь зубы процедила Шасс-Маре. Фонарь на столе обиженно мигнул зелёным и притух. - А у меня никого.

- Так и у него тоже, - вздохнул великан. - Вам бы помириться - нет, лаетесь, что те две собаки. А я должен…

- Потом договорим, - перебила его Шасс-Маре и, вцепившись пальцами Моргану в руку, потащила его из зала. Фонарщик только и успел, что махнуть на прощание. - Вот трепло… Не слушай его.

- Я не слушал. Слишком спать хочется, - дипломатично соврал Морган, следуя за ней. - Лучше скажи мне вот что. Насчёт имён - это серьёзно?

Водоросли, почти целиком затянувшие коридор, расступились. Шасс-Маре скосила взгляд.

- Более чем. Говоришь кому-то своё настоящее имя - отдаёшь себя в полную власть таким, как мы. Есть ещё правила: не открывать двери на стук, не бродить на улице после полуночи, не искать встречи с тенями, не танцевать под луной босиком… Много чего.

Они выскочили на порог. Морган тут же накинул капюшон: после сладкого сна в тёплом морском воздухе мороз на улицах Фореста казался нестерпимым. Небо ещё не посветлело, однако полоска между домами, там, над самым горизонтом на востоке приобрела особенный оттенок - более сияющий и лёгкий, а звёзды побледнели.

- Спасибо за совет, - искренне поблагодарил Морган. По всему выходило, что он уже трижды облажался - когда назвал своё имя часовщику, когда представился фонарщику и когда сунулся после заката в потайной сквер. - Слушай, а что Уилки от меня надо?

- Уилки? - Шасс-Маре нахмурилась.

- Типу с часами.

- А, ему, - расслабилась она и неопределённо качнула головой: - Лучше бы ты этого не знал. Выбрось из головы. Соблюдай правила, и он тебе ничего не сделает… Ну. Может быть. - Звучало это не слишком обнадёживающе, и Моргана передёрнуло. Вспомнилось тихое “Помолчи, юноша. И просто поезжай” - и собственная абсолютная покорность затем. - Носи с собой горсть рябины на всякий случай, только выкладывай, если ко мне соберёшься.

- Рябины? - Моргану стало немного смешно. - Как в сказке? А против теней она помогает?

- Не знаю, - досадливо отмахнулась Шасс-Маре. - После войны всё спуталось. Везде слишком много железа. А первыми просыпаются злые чудеса… - Она посмотрела на растерянного Моргана, и взгляд её потеплел. - Не думай об этом. Не твои заботы. Хочешь спросить о чём-то ещё?

Вопросов у Моргана было море - и в первую очередь о тенях, о безликих, и о затерянных фрагментах города. Но с губ слетело почему-то совершенно другое.

- А что пьёт Уилки, когда сюда приходит?

Шасс-Маре фыркнула - а затем рассмеялась, звонко и чисто.

- Чёрный эль он пьёт, самый обычный чёрный эль. Ты мне правда нравишься, - мягко добавила она и вдруг погладила его жёсткой ладонью по щеке. - А теперь возвращайся домой.

Морган сунул руки в карманы.

- У меня, кажется, нет денег на такси. И карточка дома осталась.

- Какие деньги? - хмыкнула Шасс-Маре, ужасно напомнив при этом Кэндл. - Не думай о транспорте, пока ты со мной. Я проводник.

Она отвернулась - и вдруг свистнула, да так громко, что вздрогнули стёкла в окнах и закачались разноцветные фонари. Вверху по улице что-то звякнуло в ответ; утробно задрожала брусчатка под ногами; стены домов раздались в сторону, как полотнища, раздуваемые невидимым ветром - и что-то понеслось с нарастающим грохотом вниз, вниз, и прежде, чем Морган успел осознать, что к чему, перед ним затормозила вереница из крохотных расписных вагонов без крыши, похожих на детские игрушки.

Или на вагонетки?

- На настоящем тебе пока рановато кататься, - весело подмигнула Шасс-Маре. - А этот я сняла с аттракциона. Боишься “американских горок”?

- Ещё чего, - улыбнулся Морган. От острого чувства предвкушения в ушах слегка зазвенело. - Обожаю.

- Тогда садись. И не забудь пристегнуться, - серьёзно посоветовала Шасс-Маре.

Морган легко перешагнул через низкую дверцу, умостился на узком, больше для детей подходящем сиденье, защёлкнул замок ремня безопасности - и едва успел схватиться за поручень, когда вереница игрушечных вагонеток выстрелила в небо.

Вслед ему летел смех Шасс-Маре, гремящий и тёплый, как морской прибой летом.

У Моргана перехватило дыхание. Крыши домов оказались на уровне пяток, а потом ещё ниже, ещё и ещё; “Боммм” - глухо ухнула часовая башня, и тоненько, щекотно отозвались часы в кармане: “Дзенннг”; вагонетка взбрыкнула, встала на дыбы - и рухнула в головокружительную мёртвую петлю, от которой желудок прилип к позвоночнику.

И - снова взмыла вверх.

Колючий ветер швырнул в лицо горсть инея с карниза - и безнадёжно отстал. Плохо замотанный шарф затрепетал и стал соскальзывать, и Морган на мгновение отпустил поручни, чтобы поправить его - и тут цепочка вагонеток ушла в крутой штопор. Плохо закреплённые ремни рвануло в разные стороны, Морган подскочил над сиденьем на метр с лишним, на долю мгновенья застыл в мучительно-сладкой невесомости - острые коньки крыш где-то под головой, небо над раскинутыми в полушпагате ногами, трескучие искры вокруг и запах моря - и ремни резко вытянулись, оплели, сжали до боли, притянули накрепко к сиденью.

Вагонетки взмыли над холмом, россыпью бусин обрушились в зимний парк, пронеслись мимо вздыбленной смолы теней над какими-то развалинами - Морган едва успевал уклоняться от опасно растопыренных веток и пригибаться, но заставить себя зажмуриться он не мог.

В последнюю минуту вагонетки ускорились до невозможного; от ледяного ветра лицо онемело, ресницы смёрзлись, шарф сбился куда-то под капюшон. А потом резко затормозили - и Моргана буквально вышвырнуло на брусчатку перед родной калиткой, только ремни немного смягчили падение.