Академия темных властелинов - Мамаева Надежда

— Так мы в расчете? — невинно хлопая глазками, уточнила я.

Эльфово «да», процеженное сквозь зубы, было лучшей музыкой для моих ушей.

И вроде бы все выяснили: через несколько часов, или ударов колокола, как в этом мире принято мерить время, я окажусь на земле. Отчего тогда капитан так пристально меня изучает и не уходит?

Когда я уже любовно ласкала взглядом кашу не хуже, чем муженек, отмотавший десяток лет в законном браке, — свою жинку: вроде и пресная уже, и вкус набил оскомину, а все равно, когда голодный, за милую душу пойдет, — капитан огорошил:

— Признаться, поначалу я думал, что вы слегка сумасшедшая. Но теперь я окончательно понял: такую умную, наглую и хитрую особу еще поискать.

— А вы умеете делать комплименты, капитан… Так тактично назвать меня крысой… — Я не договорила, а эльф, у которого еще имелись ошметки воспитания, растерялся и смущенно начал:

— Я не имел в виду…

«А вот не надо держать меня за дурочку и кипятить мне мозг, иначе ошпарю язвительностью», — зло подумала я, наслаждаясь своей мелкой местью. Ушастый меж тем понял, что над его словами просто зло посмеялись, и уже более сухо добавил:

— Я несказанно рад, что этот полет подходит к концу.

— Полностью с вами солидарна, — в тон проворковала я.

Засим мы и распрощались. Дверь закрылась, и я, приникнув ухом к скважине, услышала, как эльф заходит в соседнюю каюту.

Не теряя больше ни секунды, ринулась к своему наблюдательному пункту, словно чуя: подслушанный разговор может быть полезен. Но, увы, едва зайдя в каюту, эльф щелкнул пальцами и враз отрезал все звуки.

«Полог тишины», — прокомментировала более компетентная в таких видах пакостей крысявка. Но даже без звука картинка выходила занятной. Еще недавно умирающий сейчас проснулся. Он стоял, слегка покачиваясь, по центру каюты в одних штанах, на которых виднелись бурые пятна. Его бок радовал мир багровым уродливым рубцом с запекшейся кровью.

«Видимо, без магии не обошлось», — отстраненно подумала я, уже начиная привыкать к тому, что в этом мире многое происходит по совершенно иным законам. Хотя наверняка у любой волшбы есть свой предел. О правдивости этого умозаключения свидетельствовали и багровые пятна на простыне.

Судя по тому как вытянулось лицо эльфуса, тоже разглядевшего запекшуюся руду на небеленом льне, он только что узнал, что взял на борт подранка. Я же прикинула в уме, что могло быть с остроухим, если бы на его дирижабле шпион решил склеить ласты, и начала догадываться, отчего капитан побелел.

Впрочем, здоровенный тугой кошель, кинутый странным пассажиром, ушастый поймал весьма ловко. И, надо полагать, мешочек дубленой кожи был набит отнюдь не медью.

Раненый еще что-то отрывисто сказал, натягивая при этом рубашку и заправляя ее в штаны. Он ничуть не стеснялся внимания капитана, словно эльф был обслугой, а не хозяином дирижабля. Остроухий же воспринимал это как само собой разумеющееся. Гордый и надменный капитан молчал! И это наводило на очень нехорошие мысли о том, сколь высокий пост занимает мой нечаянный сосед.

Как научила меня жизнь (да и смерть тоже): хуже начальства может быть только высокое начальство. А этот татуированно-награжденный и вовсе казался донельзя большой шишкой. Если бы дело было в нашем мире, то я бы подумала, что он из тех, кто носит звезды и на погонах, и на коленях сразу и оттого опасен вдвойне.

Капитан ушел, и я аккуратно вернула сучок на место. А то вдруг мой нечаянный сосед, не занятый беседой с эльфусом, почувствует слежку. С такого легко может статься.

Время в ожидании тянулось смолой. Долго, клейко, словно минуты липли одна к другой, не желая уходить в историю. Я сидела на кровати, перебирая в уме варианты дальнейших действий. Увы, перебирать я могла разве что их, поскольку вещей у меня с собой не было. Лишь один золотой в голенище сапога. Так это не вещь. Это — мое богатство. Оно же — шанс не подохнуть раньше, чем я найду себе заработок и крышу над головой.

Крысявка тоже притихла. Не иначе прониклась торжеством момента.

Дверь в каюту открылась со скрипом. На этот раз визитер мялся на пороге, теребя в руках узелок.

— Лесса, — начал уважительно помощник капитана. — Вы не серчайте, если что… Мы тут с ребятами собрали вам немного в дорогу. Заприметили, что у вас с собой ничегошеньки нету. А вы ведь двоих из команды спасли. Мы же добро помним…

Я даже растерялась от этих его простоватых, но искренних слов. А бородач, положив узелок на край кровати, не стал дожидаться моего ответа и в лучших традициях подрывников, совершивших диверсию, начал активное регрессивное наступление, или попросту смотался. Мы с крысой пару минут посидели тихо, выжидая, не появится ли третьей партии «ходатайцев», но за дверью царила тишина.

Любопытство — первейший двигатель эволюции. Именно оно, подкрепленное жаждой халявы, сделало из обезьяны человека, а отнюдь не труд. И мне эта извечная женская черта, побудившая первую Еву продегустировать райское яблочко, была отнюдь не чужда. Я протянула руку к узелку. Развязала тряпицу и убедилась, что сей «сухпаек» — дело исключительно мужских рук. Все практично до невозможности: ложка, миска, мужские портки, мыло, нож, портянки и рядом — коврига хлеба и вяленое мясо, завернутые в тряпицу. В общем, скарб нехитрый, но дюже полезный для той, кто имеет за душой лишь опыт дачи полуматериальной взятки Смерти.

Аккуратно завернула свой неожиданный багаж. Крыса отчего-то не сильно желала к нему присоединиться, но я была категорически против того, чтобы лысохвостая путешествовала, прицепившись меховым наколенником к ноге под юбкой. Крысявке пришлось смириться и залезть в узелок, где она вольготно устроилась в глиняной миске.

Когда дирижабль причалил к пирсу, капитан лично пришел меня сопроводить. Не иначе чтобы убедиться, что по дороге от каюты до трапа я не умыкну еще одного лича. Или все дело в моем загадочном соседе? Чтобы не столкнулась ненароком со шпиёном.

Вот только едва я со сходни ступила на дощатый помост, меня ждало весьма неожиданное и не самое приятное знакомство. Молодой человек в форменном зеленом суконном мундире с амбарной книгой под мышкой и какой-то висюлькой в другой руке.

— Мытник, — пропищала из миски крыса (ее любопытный нос торчал из узелка, а усы непрестанно шевелились) на мой невысказанный глубоко нецензурный вопрос: «Какого?..»

Признаться, увидев форму, я подумала на матушку, которая решила подсуетиться и устроить мне радушный прием. Но пояснение спутницы, что передо мной всего-навсего местный аналог таможни, как ни странно, успокоило.

— Пошлинник порта стольной Эйссы Норин Арглосский, — представился юноша, кивая.

На его заученную фразу в моей душе поднялась волна: это в свое болото демонстративно плюхнулась жаба, она же жадность обыкновенная, сидящая на диете безденежья, а оттого жутко злая. Раз пошлинник, значит, будет взымать плату. А мне с единственным золотым расставаться не хотелось до дрожи. Именно от этого скаредного чувства ресницы мои затрепетали, губы непроизвольно сложились уточкой, и я выпалила фразу, столь типичную для блондинки, которую остановил гаишник:

— Ой, а вы у меня первый…

Судя по ошеломленному виду мытника, такой фразой его приветствовали впервые. Я же стреляла глазками и изображала смущение, а заодно наблюдала. Вот дернулся на тощей шее кадык, румянец расцвел на острых скулах. Щеки по цвету сравнялись с порезом, что оставила прожорливая бритва. Наверняка точеная сталь рассчитывала на матерую мужскую щетину, а получила на закуску лишь юношеский пушок и, оскорбившись, потребовала смыть позор кровью.

Наконец юноша справился со смущением и, пытаясь казаться суровым, спросил:

— Имя? Цель прибытия в столицу?

— Монсеррат Кабалье, — брякнула я первое имя, пришедшее на ум, и вспомнила, что в этом мире лишь у простолюдинов запястья чисты. Оттого незаметно поспешила одернуть манжету, пряча родовую татуировку.

Кстати, пока мы летели на дирижабле, я выяснила, как крысявка, лишь взглянув на мою кисть, смогла точно назвать имя рода. Сперва подумалось: неужели она знает все изображения, как иной геральдист — гербы аристократов? Оказалось, все гораздо прозаичнее. Татуировка — не цельный рисунок, а своеобразная вязь рун, только не тех, что использовались в быту, а более древних. Для себя я поняла, что это как кириллица или глаголица и современный русский алфавит: вроде отдаленно похожи, но без определенной сноровки не прочтешь.