Падение Света (ЛП) - Эриксон Стивен

Повисло молчание, но Шелтата растянулась на диване и сказала небрежным тоном: — Скорее всего знать сдастся, милорд. Битвы не будет. Просто покажите меч и волю за ним, и враги склонят колени.

— Если так, — отозвался Урусандер, — они оставят поле брани, сохранив домовых клинков. Столкновение лишь отсрочится. — Он повернулся лицом к комнате, к женщинам. — Этого не понимает Хунн Раал. И верховная жрица. Брак выиграет нам лишь неловкую заминку. Какое именно благородное семейство первым откажется от земель? — Он махнул рукой. — Двойной трон — чепуха. Соединение рук, светлой и темной, не дарует мира.

Шелтата медленно села, сверкая глазами. — Вы намерены их предать. Своих солдат.

— Я желаю мира. Всегда желал.

— Хунн Раал позаботится, чтобы вы умерли. Верховная жрица Синтара передаст ему кинжал со всеми благословениями, которые измыслит.

— Мы пойдем на битву, — голос Урусандера вдруг стал холодным. — Заставим знать сражаться. Разобьем домовых клинков, оставим знати последний шанс провести переговоры. И будет воздаяние.

— Все, чтобы убрать Хунна Раала.

— Я выкую прочный мир.

— Хунн Раал…

— Беззаконный убийца. Я передам его Легиону Хастов и разрешу покарать.

Шелтата ухмыльнулась: — Первый жест примирения.

Смотря на них, Ренарр не понимала, кто вызывает большее отвращение. Так что притушила эмоции, мысленно отвернувшись от обоих. Все это не важно. Они не важны. «Зима разжимает хватку над Легионом. Лагерные шлюхи обоих полов жадно дышат, видя поток монет, торопливо перепихиваются. Они же знают. Понимают. Мы идем в поход. Готовы проложить жаркий путь сквозь зиму. Возбуждение раздувает похоть, ибо похоть имеет так много вкусов. Пришло время попробовать все.

А меня это не заботит. Уже нет.

Отчим нашел, в чем его долг. Готов взять руку Матери Тьмы. Не столь уж большая уступка со стороны лорда Урусандера. Он всегда желал принести себя в жертву, отмести все личные дела и нужды. Да он жаждет таких моментов, таких жестов. Так он ставит себя выше нас, мелкого народа.

Благородные поступки, павлин распускает хвост. Ничего для себя, всё для зрителей. Что ж, будем откровенны: именно нежелание действовать кажется добродетелью, и ее властью он заставит королевство проглотить столько правосудия, сколько возможно.

Но и тогда он не одобрит низменные стремления солдат, и они увидят в нем предателя. Хотя и это покажется добродетелью. И это сойдет по вкусу за жертвоприношение.

Впрочем, всё не важно.

Вскоре я буду стоять с Урусандером в Цитадели. Увижу, как он снова становится супругом. Увижу церемонию свадьбы. Увижу первые деяния нового правителя. Первые жесты примирения, воздаяния, надежный путь к справедливости — такой, какая никому не понравится. Но жить с ней будет можно.

Пыль станет опускаться. Будет облегчение. Восторг. Буря прошла. Всё позади…»

Она встала. — Прошу прощения, милорд. На сегодня урок Шелтаты окончен.

Впрочем, Урусандер уже снова стоял лицом к окну; только сейчас Ренарр расслышала топот. Легион снимался с лагеря. Лорд кивнул ее словам и добавил, словно только что подумав: — Приготовления займут известное время. Мы выходим поутру или, возможно, через день.

— Даже голова кружится, — тихо промолвила Шелтата Лор, улыбаясь вину в бокале. И громче: — Милорд, прошу вас в день правосудия пощадить мою мать.

Видя, что Урусандер не желает отвечать, Ренарр выскользнула из комнаты.

* * *

— Нужна будет процессия, — заявила стоявшая у алтаря верховная жрица Синтара. — Свет священных лампад, сравнимый с сиянием зари. Я во главе. Пробужденный Свет наполнит мою персону, яркий как солнце и даже чище. Заря станет первым благословением каждого дня.

Сидевший на каменной ступени Сагандер всматривался в женщину, полуприкрыв веки. Полезно бывает впечатлить толпу, но в жрице слишком явно просматривается склонность к тщеславию. Ей недостает тонкости. — Я говорил о Шелтате Лор. Забота о шлюхе непозволительна. Шлюха порождает других шлюх даже среди детей. Поведение взрослых соблазнительно, ни один ребенок не сможет…

— Как я понимаю, — прервала его Синтара, — дочь Тат Лорат никогда не была ребенком. Говорю вам, она слишком порочна для храма. Удивительно, как благословение белизны остается на плоти столь испорченной особы.

«Ты сама из храмовых шлюх Эмрал Ланир, женщина — как насчет твоей испорченной плоти?» Разумеется, он не решился сказать такое вслух, дабы не оскорбить женщину, отчаянно желающую переделать прошлое. «К тому же переделки необходимы, нужно же вколотить реальную историю в подобие судьбы, оправдать все сказанное и сделанное.

Я запишу все новые истины. Глаза и руки свидетеля здесь, в тайном святилище создаваемого нового государства. Имя Сагандера станут почитать в веках».

— К тому же, — продолжала Синтара, — вы относитесь к девушке с неподобающей увлеченностью.

— Низкая клевета!

Верховная жрица пожала плечами. — Вряд ли это важно. Тат Лорат свободно дарила дочь и мало интересовалась еженощными ее ужасами. Если уроки Шелтаты включали в себя сосание вашего члена, какое мне дело?

Кулаки Сагандера сжались, но руки не оторвались от коленей. — Я пытался спасти ее, — прошептал он.

Синтара улыбнулась сверху вниз. — Много путей ведет к спасению. Или она не… поддалась убеждениям?

— Вы издеваетесь.

— Я предлагаю вам любое дитя храма, историк.

Он сверкал глазами: — Верховная Жрица, я наставник. Это благородная профессия, кою я никогда — ни разу! — не осквернял указанным вами образом. Да, я нахожу ваше предложение предосудительным.

Она чуть задержала на нем взгляд. — Отлично. Чем меньше ваших слабостей они отыщут, тем лучше.

«Отыщут для себя или для тебя?» — Армия выходит, — сказал он, беспокоясь под пристальным взором. — Однако Хунн Раал прячется в шатре, отказываясь впускать гонцов.

— У Смертного Меча нет времени на обыденные заботы, — ответила Синтара, обходя алтарь по пути к так называемому трону. Факелы пылали, канделябры были поставлены на каждом столе, в каждой нише. Сюда не допускается ни одна тень, отсюда изгнан даже намек на темноту. Трон должны покрыть золотом и, похоже, он будет единственной золотой вещью, оставленной в храме.

— Удивлен, что вы решили идти с нами, — сказал Сагандер.

— Верховные Жрицы должны встретиться. Нам обеим нужно присутствовать на священном браке.

— Оставив храм почти пустым.

Она помедлила, опираясь на спинку трона. — Риска нет, Сагандер. Что вас так тревожит?

Он потянулся к отсутствующей ноге, но вовремя одернул себя. — Мне нужна будет повозка и слуги.

— Не сомневаюсь.

— Думаете, битве быть?

— Смотрите на пролитую кровь как на жертву. Нет, как на источник власти. Беспокоитесь, историк? Я думала, вы будете рады.

— Война меня никогда не радовала, Верховная Жрица. Это излишество, это признание неудачи. Это, увы, триумф тупоумия. — Он смотрел на нее. — Но вы намекаете, будто вера Лиосан кровожадна.

— Да, в ней есть нечто дикое, — признала жрица. — Но на поле брани будут умирать мужчины и женщины. Должны ли мы растратить кровь понапрасну? Должны ли мы счесть ее бесполезной?

Сагандер указал рукой: — У вас есть алтарь. Недостаточно?

— Разве каждое поле брани не освящено? Разве там не приносятся бесчисленные жертвы?

— Боги войны подобны варварам, Верховная Жрица. Не подобает нам торговаться с ними.

— Но они соберутся.

— Так изгоним их! Проклянем!

Синтара засмеялась. — Вы действительно стары, историк. Есть неизбежные вещи. Но я, как и вы, верю, что война будет короткой. Один день, одна битва. К тому же, — добавила она, — лорд Драконус станет одной из жертв. Особенной жертвой среди прочих.

— Склонен думать, Мать Тьма не согласится его отдать. — Сагандер пошевелился на ступени, прижимаясь спиной к холодному камню. — Тем более на казнь.