Боги, пиво и дурак (СИ) - Горина Юлия

И тут же осекся.

Мда.

В самом деле, не только миски. Но еще и ложки, котлы, окровавленные полы…

Гай был прав.

Он не пытался меня унизить, просто сказал как есть.

Но от этого становилось только хуже.

— Надо было мне тоже какое-нибудь барахло прикупить, — пробормотал я себе под нос, пытаясь свести все к шутке.

— Зачем? — пожал могучими плечами Гай, и невозмутимо добавил: — Тебе-то кружевным жабо не помочь. Слишком уж ты…

— Обрезок?

— Типа того. А мастеров моего дела хоть и не любят, но побаиваются — мы ведь со смертью на короткой ноге. Суеверные люди говорят, что палачу нельзя смотреть в глаза и трогать его перчатки и сапоги, потому что через них можно дотянуться до собственной смерти. Вот и получается, что одежда эта для тебя — как обережная кольчужка. В ней ты для всех сперва, палач, а уж потом… все остальное.

Ободряюще хлопнув меня по плечу, Гай зашагал вперед.

Я поплелся за ним.

— А вот в перепалки лучше не встревай. Этот-то ладно, сам не пойми кто, а если на кого-нибудь плащеносного наткнешься? Так что если вдруг плюнет кто, лучше молча утрись. А то попадешь к какому-нибудь особо щепетильному судье, и влепит он тебе клеймо от всей своей широкой души. А магическое клеймо, приятель, это тебе не плевок. Его не утрешь и не смоешь.

— Нахрена я вообще сюда приехал, — пробубнил я, хотя это было несправедливо.

Потому что ехать сюда однозначно стоило — пусть даже только для того, чтобы поблагодарить Арахну.

— Да ты не расстраивайся, — протянул Гай. — Сейчас выйдем на площадь, а там веселье, музыка, сидр — там все будет иначе. И среди девиц всегда найдется та, которой захочется потрогать жреца смерти не только за сапог и перчатку, уж ты поверь.

Я усмехнулся.

— А мне-то самому ее потрогать захочется? Ту, что найдется?

Гай рассмеялся. Смех у него был резкий, отрывистый, как свист плети.

— А вот этого, прости, обещать не могу. Но опыт подсказывает, что сумерки и вино способны украсить любую женщину!..

Я невольно вспомнил свою утенку, и не смог сдержаться от невеселой улыбки.

Да уж…

— … И потом, ты красивый, молодой — глядишь, у тебя, может, даже выбор будет, — оптимистично закончил Гай.

Тем временем дома расступились, открывая вид на большую площадь с белокаменным храмом в центре.

И опен эйр, прямо скажем, оставлял желать лучшего.

Праздник здесь еще только разгорался. Прямо у входа на площадь возле растяжек с цветными лентами и гигантской надписью «Сидр ярмарочный» собралась большая толпа. Но, как водится, надпись-то была, а самого сидра все еще не подвезли, так что люди ворчали и поругивались, но не расходились. Чуть дальше бесплатной распивочной расположились торговцы пивом, вином, закусками и лакомствами. Здесь толпился уже народ побогаче. Подтаявшие леденцы блестели в руках у чумазых детей, окруживших смешно гримасничавшую обезьянку в красном ошейнике. Хозяин в рваной шляпе подыгрывал ей на длинной деревянной дудке. Дети хохотали, мартышка злобно скалилась, но поскольку она была маленькая и сидела на поводке, ее оскал тоже казался смешным и вызывал новый приступ смеха.

Чуть дальше уличные музыканты наигрывали незатейливый мотивчик, под который мясистая задорная танцовщица ритмично потрясывала складками на смуглом животе. Живот звенел пришитыми к поясу бубенчиками, танцовщица игриво улыбалась, хмельные и сальные от солнца мужики оценивающи прищелкивали языками, капали слюной и бросали на мостовую мелкие монеты.

Дальше довольная толпа тоже кучковалась вокруг каких-то развлекух уровня деревенского шапито, и, кажется, все были абсолютно счастливы.

Я невольно вспомнил легкие открытые коляски, в которых мчались куда-то очаровательные женщины в струящихся открытых платьях и мужчин в белых костюмах. Теперь было очевидно, что торопились они явно не сюда.

Где-то в городе параллельно проводилась совсем другая вечеринка, для красивых вкусно пахнущих девчонок с длинными волосами и мажоров, которым повезло родиться не уродами.

А чего я хотел? Чтобы они терлись в очереди около обезьяны?

Черт, я ведь по жизни не завистливый. Но сейчас именно это мерзопастное чувство застучало у меня в висках.

Я больше не хотел быть здесь. Совсем.

Вот сделаю подношение Арахне и свалю в свою берлогу нахрен.

— Выпьем? — предложил тут Гай, указывая рукой на пивную бочку. — Я угощаю!

— Давай, — с готовностью согласился я.

Протиснувшись к торговцу, мы немного потоптались в ожидании свободных кружек и, наконец, получили свое пиво.

Оно было кислым и разбавленным, но холодным, и за это я был готов простить ему все.

Подзаправившись пенным, мы пошли дальше толкаться на ярмарочную площадь. Гая тянуло к цирку, где сейчас между столбами проверяли закрепленный канат. Две тоненькие девушки в коротеньких пушистых юбочках и в шляпках с паучьими лапками, переминаясь, ожидали начала представления.

А мне нужно было найти торговые ряды.

Оглушительный звон припрятанных где-то гонгов заставил всех притихнуть. Музыка смолкла, представления замерли. Люди начали расступаться, образуя широкий свободный проход от въезда на площадь и до самого храма.

Гай тоже оттащил меня в сторону, и через несколько минут я увидел необычную процессию.

Впереди шествовали две молоденькие девушки в длинных зеленых платьях и с белыми цветами в шелковистых темных волосах. Они несли в руках большие корзины с лепестками, и бросали их на дорогу. Следом шли женщины с тамбуринами, выбивая звонкий ритм. Их тонкие платья, пузырящиеся на округлях беременных животах, были красными, как спелая клубника. А за ними двенадцать дюжих парней в льняных штанах и рубашках тащили тяжелые носилки, украшенные позолоченными цветами, виноградом из самоцветов и зелеными шелковыми лентами.

На носилках восседала женщина. Своим обликом она напоминала японскую национальную куклу — неестественно длинные черные волосы, сложная многослойная одежда, широкие рукава и раскрашенное белилами лицо неопределенного возраста.

— А это кто?.. — шепотом спросил я у Гая.

— Местная ипостась Флоры. Ниже голову опусти!

Я наклонился чуть ниже, и процессия прошла мимо нас, оставляя после себя шлейф золотистого свечения с кружащими облаками розовых лепестков и аромат дорогого кондиционера для белья.

— Она что, пришла сделать подношение Арахне?.. — спросил я, глядя богине вслед.

Гай рассмеялся.

— Да вот еще, она же ненавидит пауков! И каждый раз в праздник нарочно проезжает в свое святилище через площадь Арахны, чтобы все повернулись к белому храму задом и кланялись ее божественному величеству.

— Вот ведь тварь, — тихо сказал я, глядя Флоре в след.

Почему-то мне стало до горечи обидно за восьминогую деву.

— Тебе-то что? — хмыкнул Гай. — Пойдем лучше на канатоходок поглядим!..

— Слушай, мне нужно к торговцам. Нехорошо явиться на праздник и не сделать подношение.

— Так брось монетку на цветы и вино в блюдо пожертвований — всего делов-то!

— Нет, я не так хочу…

Кое-как отмазавшись от напарника, я оставил его любоваться трусиками взобравшейся на канат плясуньи, а сам побрел дальше, проталкиваясь плечом к выставленным прилавкам.

Бутыль с пивом и корзинку я купил быстро. А вот с дохлыми кобрами, как я и думал, возникли проблемы.

Дедок, у которого я попытался спросить совета, боязливо схватил на руки внука и скрылся в толпе. Забулдыга, услышав, что я ищу змей, принялся как безумный ржать.

Остановившись на передышку, я приметил шумную полупьяную компанию. Бородатые мужики, беззлобно переругиваясь с чисто одетыми женщинами, ели мясные шарики с длинных деревянных шпажек. У одного из них на спине висела лютня.

Приблизившись к ним, я на свой страх и риск спросил, не знает ли кто-нибудь из них, где можно раздобыть змею.

Лютнист громко загоготал, схватил за руку одну из женщин и толкнул ее мне в руки.

— На тебе, держи одну!

Мужики дружно грянули хохотом, женщина охнула, демонстрируя возмущение, но глаза ее продолжали смеяться.