"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Изверин Алексей

Под эту гранату мы с Подуровым разработали инструкцию ее применения. Полностью отказались от старой концепции, когда гренадеры, построившись в несколько шеренг, по очереди метали гранаты — задняя шеренга поверх голов вставших на колено первых рядов, за ней предпоследняя и т.д. Теперь гренадеры в ротах должны были применять гранаты при штурме или защите укреплений — или забрасывать наступавших на бастионы, или, наоборот, выбивать противника, засевшего за любыми стенами. Предполагалось вооружить оборонительными гранатами и егерей, действовавших в рассыпном строю [180].

— Нам бы эти бомбочки в Саксонии очень бы пригодились, Тимофей Иванович, — вздохнул я, когда посмотрел испытания на полигоне. — Куда меньше потерь было бы, когда от цесарцев на редутах отбивались.

— Согласен, государь! И когда Кенигсберг штурмовали, могли легче пруссаков выбить из равелинов. Зело полезная штука эти гренадки.

— Разворачивай производство поближе к театру военных действий. В той же Варшаве или где-нибудь под Берлином, — я повертел в руках рифленый шар, вздохнул из-за примитивности его взрывателя и положил обратно в гренадерский подсумок из прочной кожи, в котором должны были хранится две гранаты и патроны. По крайней мере, эти «гренадки» куда более безопасны для своих владельцев, чем для противника. — Обязательно ими нужно снабдить гарнизон Крепкого Орешка-на-Босфоре. Как там дела, есть известия?

— Турки вяло штурмуют. Ходят слухи, что французы хотят свой флот в Мраморное море ввести и попытаться корабельным огнем нашу цитадель снести. Торги ведут с султаном, опасающимся, что сменяет шило на мыло.

— Ну-ну, посмотрю я на это диво, когда лягушатники через Босфор пойдут. Развернуться там особо негде — сожжем их, как на Балтике. «Ракетницы» Сенявину отправили?

— Так точно! С инструкциями и опытными расчетами.

— Тогда я за Орешек спокоен. Удивительно точно все адмирал рассчитал!

В общем, до рождения наследника я был по уши в делах. Лишь скромно, без балов и прочей мишуры, отпраздновал с Агатой Рождество и Новый год, дождался счастливого ее разрешения от бремени, не поскупился на большое торжество с яркой салютацией по случаю появления на свет цесаревича, назначил дату его крещения. И в качестве подарка получил из Европы две новости — как водится, хорошую и плохую. Хорошая заключалась в том, что в России на одного генерал-фельдмаршала стало больше — Александр Васильевич Суворов решительным штурмом взял Вену и с Австрийской империей, считай, покончено. А вот плохая новость…

Она была не просто плохой — ужасной! Армия «Север» Никитина потерпела серьезное поражение от французской армии в Гессене и была вынуждена отступить к Эльбе.

Заунывный голос монаха-капуцина возвестил на латыни в ответ на робкий стук герольда:

— Кто просит о входе в эту усыпальницу?

— О входе в эту усыпальницу просит раб Божий Франц Первый Стефан Лотарингский, — торжественно объявил вестник похоронной процессии, стоявшей у ворот Капуционергруфт, — в земной жизни он был императором Священной Римской империи, герцогом Лотарингии, герцогом Бара, великим герцогом Тосканы.

— Кто просит о входе в эту усыпальницу? — повторил монах.

Герольд продублировал свой ответ.

— Мы не знаем такого!

— О входе в эту усыпальницу просит раб Божий Франц Стефан, бедный грешник.

Ворота со скрипом отворились…

Мария-Терезия вновь и вновь воспроизводила в уме в мельчайших деталях сцену похорон своего мужа десятилетней давности, ее глаза не отрывались от Капуцинеркирхе за окном. В этом скромном кирпичном монастыре на площади Нойер-Маркт находилась Императорская усыпальница и ее главная жемчужина — склеп Марии-Терезии, великолепное строение в стиле рококо с высокими сводчатыми потолками, с куполом, возвышавшемся над монастырским двором, с изумительно тонкой работы огромным мраморным надгробием. Все восхищались этим творением, сравнивали императрицу с египетскими фараонами, создававшими себе при жизни достойное их величия место погребения. И никому не приходило в голову сказать: это надгробие есть плод больного женского ума, пораженного ранней смертью любимого мужа и восьми детей от него — в крипте помимо Франца Стефана уже покоились семь принцесс и эрцгерцог Карл. Но, быть может, виною послужили многочисленные измены мужа, из-за которых Мария-Терезия свихнулась на почве борьбы с аморальностью? Кому еще придет в голову создать надгробие в виде проснувшихся мужа и жены и вступивших сразу в спор, стоило им присесть в постели?

Императрица в черном сидела не шевелясь и смотрела только в одну точку за окном, не реагируя на близкие разрывы снарядов, раздававшиеся уже в Старом городе. Слышала ли она доклады генералов о ходе боев на городских стенах? Она будто погрузилась в нирвану, превратилась в камень, отрешилась от всего земного, безучастная, отстраненная, погруженная в свои черные мысли. Она стала такой, когда пришли известия из Тюрингии. Известие о пленении сына и соправителя отправило ее в глубокий нокаут, в состояние грогги. Ее не волновала потеря армии — сложно ли собрать новую? Угроза полной гибели дела всей ее жизни — вот, что не просто выбило ее из колеи, но сломило.

Она ошибалась. Набрать новую армию оказалось практически невозможно, между тем как требовалось начать беспокоиться о защите Вены. Из германских земель вырвалась только кавалерия — какой от нее прок на бастионах? Из Венгерского королевства не поступило ни единого рекрута — бои с казаками гетмана Овчинникова шли на подступах к Буде, мадьяры уже потеряли Словакию, Крайна и Хорватия с ее граничарскими полками волновались и не спешили идти спасать ни королевство, ни столицу Империи. Оставалась одна надежда — на зиму, которая перекроет проходы в Рудных горах, а еще — на то, что русские сперва займутся размещением огромной толпы пленных и окончательным захватом Саксонии.

Напрасные мечты! «Генерал вперед» снова всех поразил. Он оставил в Саксонии практически всю кавалерию — охранять военнопленных и разбираться с саксонцами (к слову, Лейпциг открыл ворота всего одному полку царских гвардейцев-шассеров). А сам со своей многочисленной пехотой рванул через Рудные горы. Зимой! Кто бы мог подумать⁈ Ему помогли преодолеть заснеженные перевалы предатели-гренгутеры из Саксонии и Моравии и прочая богемская сволочь. Не останавливаясь, не обращая внимания на Прагу, Суворов повел свои полки прямо на Вену. Местное чешское население встречало их хлебом и солью, немецкие бюргеры из городков поили пивом и селили на теплых квартирах. На острие атаки шли богемские полки генерала Мясникова, оставшегося на излечении в Саксонии. Их вел его заместитель Антонин Зайдель, безжалостный и кипящий от гнева, — он обещал выпустить кишки цесарцами за казнь своего сподвижника Нивлта.

Богемцы навели плашкоутный мост через Дунай, выше по течению, в двух милях от австрийской столицы, и держали его на протяжении суток, отразив множество атак хваленой имперской кавалерии. Суворов подошел со своими полками и артиллерией, переправился на другой берег и подступил к самым стенам Вены, к ее земляным батареями и фортам. Ни один австрийский генерал не догадался, что он разделил свои силы.

Венцы удивили. Эти вечные гедонисты, любители театрализованных представлений, музыки и уличных балаганов, поднялись как один на защиту любимого города, расхватали из Арсенала ружья, заняли позиции на бастионах и городских баррикадах и отбили два штурма отборной русской пехоты!

Никто и не понял, что это были отвлекающие нападения. Пока суворовцы атаковали со стороны Венского леса, с холмов, усеянных спящими виноградниками, польские и богемские полки навели понтонный мост через Дунай напротив Пратера, бывшего до 1766 года королевскими охотничьими угодьями, а ныне превращенного в общественный парк. Под прикрытием его деревьев они скрытно переправились. На острие атаки шла Подляшская дивизия Жолкевского — она рвалась мстить виновнику раздела Речи Посполитой. Именно ей выпало первой ворваться в Вену, и дни австрийской столицы и самой империи были сочтены. Еще шли бои на стенах внутреннего города, на уличных баррикадах, на рыночных площадях. Войска Суворова приближались к Хофбургу, подтягивая за собой артиллерию.