Отряд - Посняков Андрей

- Эвон! - Филофея с готовностью сбросила с плеч летний полупрозрачный платок с затейливой вышивкой. Ох, та еще была девица - ужас, как приодеться любила! И ведь знала, к кому зайти, похвастать.

- Ухх! - искренне восхитилась Василиска. - Вот это красотища! Никогда такого не видывала.

Гостья зарделась, словно бы похвалили не ожерелье, а ее саму. И в самом деле, изысканной красоты было ожерелье - серебряное, с золотыми вставками-листьями вокруг карминово-красных ягод - рубинов. Из богатой торговой семьи была Филофея - могла себе позволить.

- Ой, красиво, ой, красиво! - еще раз похвалила хозяйка.

- А у меня еще и помада фрязинская есть, и румяна с белилами! Идем-ка в гости - покажу.

- В гости… Ой, я у суженого только спрошусь, ладно? Ты иди пока…

- Ну, жду! - Покинув светлицу, Филофея резво сбежала с крыльца и вышла на улицу. Жила она рядом, в хоромах купца Ерофеева, знаменитого на Москве торговца.

- Ну? - выйдя из сеней, усмехнулся Иван. - В гости попросишься?

- А ты откуда знаешь?

- Да вы так тут галдели - не то что в сенях, на улице слышно.

- Так у Филофеи братец на Чертолье ушел, беспокоится.

- Ой, эко дело! - юноша рассмеялся. - Чай, братцу-то ее не пять лет. Почти вьюнош уже, что с ним случится-то белым днем? Нет, не из-за братца Филофейка заглядывала - ожерельем своим похвалиться. Что, в самом деле - богатое?

- Красивое. Так я схожу?

- Сходи, что уж с тобой делать? Смотрите, сильно там не малюйтесь, а то люди на улице испугаются.

- Да мы немножко… - Василиска проворно застегивала сарафан.

- Знаю я ваше «немножко»… Ла-адно, ла-адно, не обижайся.

- Ты пока поспи. - Девушка чмокнула Ивана в щеку.

- Да уж, поспишь тут, - шутливо нахмурился тот. - Скоро ребята с площади вернуться должны, ужо расскажут, что видели.

Иван словно в воду глядел! Едва только Василиска скрылась в соседских воротах - юноша наблюдал за ней из окна, - как в конце улицы появились две фигуры в коротких кафтанах: одна - щупленькая, а другая - здоровая. Фигуры о чем-то азартно спорили.

- А я говорю - он правильно крест целовал, вовсе не по-лютерскому.

- Нет, по-лютерскому! Люди ж в толпе говорили!

- Хм, люди… Сами не знают, чего несут! Ну, пойми ты, с чего б Дмитрию лютеранином-то быть? Католиком - еще понимаю…

Не переставая спорить, парни вошли в дом.

- Иване, квас-то еще не весь выпил?

- А вас там что, пивом-брагой не напоили?

- Ага, напоят, как же! Чай, и без нас есть кому пить.

Сбросив кафтаны, парни испили квасу и развалились на сундуках.

- Ну? - нетерпеливо поинтересовался Иван. - Чего развалились? Рассказывайте!

- Так чего рассказывать? - Митька приподнялся на локте. - Подле лобного места отслужили молебен, все как положено, прилюдно. После Арсений-архиепископ благословил само… тьфу ты, Господи… Дмитрия-царя иконой, - какой именно, мы не рассмотрели, далеконько стояли, да и толпились там все, кричали. Тут и псалмы запели, а поляки - вот умора - в литавры ударили, затрубили в трубы: думают, раз песни поют, так нужна и музыка! Тут к Дмитрию подошли священники и повели в Архангельский собор, где царь, говорят, приложился к гробу Грозного Иоанна. Мы с Прошей, правда, в собор не попали, стояли вместе со всеми на площади. Из собора Дмитрий прошествовал в тронную залу, откуда выслал на площадь ближнего боярина своего - Богдана Бельского. Бельский ничего интересного не сказал, лишь призвал всех верой и правдой служить государю. - Митька потянулся. - В общем, потом мы домой пошли - уж больно жарко стало.

- Из наших, приказных, никого не видели?

- Нешто разглядишь в этакой-то толпище?

- Поня-атно…

Иван задумчиво заходил по комнате.

- Да не маячь ты, Иване, - неожиданно улыбнулся Прохор. - Мы ведь видим, с чего ты себя коришь - мол, прокорму нет, так?

Ничего не ответив, Иван подошел к окну и посмотрел вдаль.

- Зря не переживай, брате, - подойдя, Митрий положил ему руку на плечо. - Было время - ты нас кормил, а теперь - не обессудь, уж мы тебя покормим. Проша кузнечит, я переписчиком подрядился… проживем.

- Ну уж… - Иван отвернулся, улыбнулся, стараясь, чтобы друзья не видели, как заблестели глаза.

- А зеркало смотри, не продавай, Иване, - с сундука подал голос Прохор. - Больно уж оно Василиске по нраву. Она, кстати, где?

- Да в гостях, к вечеру ближе явится.

К вечеру, перебив парням послеобеденный сон, явились обе - Василиска и Филофея, соседка.

- Слушайте, парни, у Филофеюшки братец пропал!

- Как пропал?

- Да так… Пошел на Черторый к купцу Никодиму и запропастился. С обеда еще.

- Что ж, - Иван окинул взглядом друзей. - Ужо прогуляемся до Черторыя?

Прохор с Митрием степенно кивнули:

- Да уж, конечно, сходим!

Добрым молодцам собраться - подпоясаться. Вот и наши: надели кафтаны, прицепили сабельки, за пазуху - по-московски - кистень, острый ножик - за голенище, все, вроде бы, собралися…

Девчонки помахали им вслед из окошка да взожгли свечи.

- Ну, вот, - азартно потерла ладони Филофея. - Теперь и приодеть тебя можно будет без спешки. Набелить, нарумянить, подсурьмить брови… Вернутся - ахнут!

- Да ну… А вдруг да не понравится?

- Что ты, подруженька! С ног свалятся - точно.

А парни деловито шагали к Москве-реке. Спрямляя путь, свернули с Якиманки в проулок - все ближе. Выйдя к реке, закричали лодочника… Город гулял, наслаждаясь дармовым угощением, по обычаю, выставленным на улицы новым царем. Повсюду слышались песни, шутки, веселые крики. Где-то играли на дудке, где-то плясали, а кое-где - уже и дрались, как же без этого? По улицам бродили полупьяные толпы молодежи, люди постарше степенно сидели за столами, а кто упивался, просто-напросто падал лицом в серую дорожную пыль. Смеркалось.

Докричавшись, наконец, лодочника, друзья переправились через реку и быстро пошли к Черторыю. Миновали веселящуюся Остоженку, вышли на Чертольскую - там было еще пьянее, да и народишко жил тот еще, правда, к уверенным в себе молодым людям, да еще вооруженным, приставать опасались.

Купец Никодим Рыло встретил новых гостей радостно:

- Заходи, парни! Пить-гулять во славу царя-батюшки будем! Эй, дворня, тащите-ка новый бочонок!

Пришлось выпить - а как откажешься? Утерев подбородок, Иван поблагодарил хозяина и поинтересовался насчет Архипки.

- Архипка, купца Ерофеева сын? - улыбнулся хозяин. - Да был, был, мед-пиво пил. Вот, только что ушел, вы с ним едва-едва разминулись.

- А куда пошел, не сказывал?

- Да к пристани. Так, говорит, ближе…

- Это где-то он по пути заплутал, - задумчиво протянул Митрий. - Там, на Черторые, ведь заброшенных изб много…

- Да поразвалились все эти избы давно, - Никодим отмахнулся. - Одни бревна - и заходить страшно, как бы не придавило! Вы пейте, пейте, а за отрока не беспокойтесь - дело молодое, может, девку какую по пути встретил?

Купец скабрезно засмеялся, ну а парни, простившись и поблагодарив за вино, решительно удалились. Раз уж обещали девке отыскать братца - отыщут. А вина можно и после выпить, сколько влезет.

Пройдя темным переулком с покосившимися заборами, зашагали вдоль заросшего репейником и чертополохом оврага - ведущая напрямую к реке тропинка как раз и шла мимо, за избами. Иван внимательно всмотрелся вперед - хоть и темновато уже было, да видно, что к пристани никто не шел, не спускался, - обширная, поросшая невысокими кустами пустошь выглядела совершенно безлюдной. Ну, не мог больше никуда деться парень! Либо спускался бы к реке, либо - шел бы сейчас рядом с избами… А может - лежит убитый в кустах? Или - в избах?

- Митрий, давай по кустам, мы - по избам, - живо распорядился Иван. - Ты, Прохор - с той стороны, а я с этой. Ежели что - кричим.

Обнажив саблю, Иван перешагнул валявшиеся на земле ворота и, войдя на пустынный двор, внимательно огляделся. Покосившийся забор отбрасывал под ноги длинную размытую тень.