– Они не всегда были взрослыми и мудрыми, – попытался усмехнуться я, приводя последний аргумент. – Когда-то они были молодыми и глупыми, причем уже сидели на этих же самых должностях.
Мама пожала плечами.
– Когда они были молодыми и глупыми, старшие и мудрые находились рядом с ними, в тени, давая советы и подсказывая, что и как надо делать. Просто теперь поколения сменились, и настал их черед быть мудрыми. Ничего не меняется в жизни, сынок. Пройдет тысяча лет, но старшие всегда будут рядом с младшими там, где те не справятся сами. Это закон жизни, ничто не в силах его изменить.
А тебе советую подумать над своим поведением. Тебе тоже когда-то придется стать старшим и мудрым: чему ты научишь идущих следом?
* * *
Как все сложно! Не думал, что мама может копнуть так глубоко! Точнее, не думал, что мама может копнуть так глубоко под корпус, разложив его по полочкам с точки зрения обычных человеческих страстей. И мне все больше и больше казалось, что она права. И в том, что я хочу туда. И в том, что уже давно смирился, просто искал отмазки. И в том…
Господи, да она во всем права! Во всем во всем! Она лишь не учитывает маленькую деталь: я не могу… Не
не хочу
, а именно
не могу
туда вернуться! Я хлопнул дверью, и если вернусь, это будет означать, что я…
Мысль сбилась. Потому, что итог ее нравился мне не сильно.
«Эй, Хуанито, договаривай! Что же ты замолчал на полуслове? «Потому, что я – твердолобый баран, которому западло включить реверсивную передачу».
«А если и так? Что теперь?» – возразил я сам себе.
«Ничего, баран. Ходи и понтуйся, какой ты крутой. «Человек сло-о-ова!»
– внутренний голос противно захихикал.
– Не пойду сегодня в школу. Надо прийти в себя, – промямлил я, вяло цепляя на вилку макаронину.
– Я уже поняла, – кивнула мама, встала и убрала свою тарелку в посудомойку. – Приходи. Думай. А я пошла на работу.
– Ты ж вроде сегодня выходная? – не понял я.
– Заказ. На дому. Да, кстати, тебе вчера снова звонила та девочка, которая высокая. Спрашивала, все ли у тебя в порядке и куда ты делся.
Мама, говоря это, стояла ко мне спиной, выставляя на посудомойке режим, но я почувствовал, как она довольно улыбается, и покраснел.
– Ты ей нравишься, – заключила она.
Они что, сговорились?
– Давай не будем обсуждать эту тему? – вспылил я. Мама развернулась и пожала плечами.
– Хорошо, не будем. Но другая девочка, которая, как ты говоришь, с белыми волосами, не звонила. Пока, я убегаю!
Я чмокнул ее в щеку и она, действительно, убежала, оставив меня в глубоком смятении.
Да, мама у меня тот еще кадр! Надо же, так уколоть, и как-то походя, мимоходом. И не придерешься – сказала чистую правду.
Следующая мысль заставила задуматься: она не хочет, чтобы я встречался с Бэль?
Да, не хочет. Чтобы понять это не надо быть семи пядей во лбу. Ей не нравится мысль, что у меня будут какие-то отношения с аристократкой. Эмма не из бедной семьи, но она – средний класс, а Бэль – высший. Почему?
Итак, мама против того, чтобы я ввязывался в какие-либо дела с высшим классом, при этом четко указывая, что уровень Долорес – приемлемый. Значит ли это, что я сын аристократа, а она не хочет, чтобы я допускал какие-то ошибки, подобные той, что допустила в молодости она сама?
Возможно. Да, она не знает Бэль, не знает ее семью, но она мудрая, и сталкивалась с аристократией. Если моя версия верна, конечно же. А сейчас пытается таким вот ненавязчивым образом уберечь меня. Об этом стоит задуматься.
…Mierda! Она это специально сделала! Точно, знала как отреагирую и потому произнесла это вслух! И теперь я не могу нажать «Entrada»! Самую простую иконку, запускающую самый простой поисковик!
Я откинулся на спинку кресла и вымученно вздохнул. Ай да мама! Ай да… Мудрая женщина!
Планшетка, оставленная Эммой, с перечнем представителей знати, имеющих белые волосы, свернулась в капсулу, которую я бросил в ящик стола. Надпись «princesa Isabella» на экране сияла еще несколько мгновений, затем я нервно смахнул ее рукой, обнулив данные ввода. Mierda! Mierda! Mierda! Как все достало!
Встал, заходил по комнате. Люблю ли я Бэль? Да, люблю. Любая мысль о ней приводила к непонятной боли, которую не описать, не передать словами. Мне хотелось выть, хотелось рвать и метать, пробить кулаками стену, и только осознание, что все это бесполезно, удерживало от глупых поступков. Я не люблю ее. Я ею болею!
Мне становилось не по себе, когда вспоминал ее волосы, вкус ее губ. Ее эротическое шоу в воде. Да, она не девочка, далеко не девочка, ее нравы… Мягко говоря раскованны, но где на этой планете найдешь паиньку? Потому, хоть меня и мучают уколы ревности при воспоминаниях о происшедшем на том озере, но в целом это задевает мало. Главное понять, что будет дальше, нужен ли я этой девушке, или не нужен? Любит она меня, или не любит?
Эти дни, пока шли тренировки, Бэль как то ушла на второй план. Я думал о ней, эти мысли всегда были при мне, просто… Что бы я ни делал, я будто понимал, что это действие – ступенька, шаг к ней. Меня-сильного, способного защитить ото всех невзгод, она полюбит, непременно! И простит. А что теперь?
Может она оказаться принцессой? Учитывая, что ее охраняли мужчины? На девочек я насмотрелся за две недели, примерно представляю, как это должно выглядеть, но ее охраняли не девочки!
Может. Все равно может. Но изменит ли ее статус что-нибудь, окажись он реальностью?
«Нет, не изменит» – ответил я сам себе. Главное не кто она, а как относится ко мне. Но найти ее и спросить об этом… Страшно!
Ей двадцать один. Родители не могут наказать ее, заперев дома, не давая выйти на улицу. В шестнадцать – возможно, в восемнадцать – маловероятно, но в двадцать один такую боевую девчонку родительский запрет не удержит. Значит, она не хочет меня искать. А это значит, я для нее – игрушка, с которой было интересно, но которую можно забыть за ненадобностью. Она – аристократка, а для аристократов простые люди – сор.
Поэтому я боюсь, поэтому рука стерла имя из поисковика. Мне страшно, что найдя ее, спросив, получу честный ответ.
…Нет, я, конечно, тот еще кабальеро, сижу и жду, пока прекрасная сеньорита сама меня найдет. Позорище! Но с другой стороны, не уверен, что мозолиться ей на глазах – хорошее решение. Лучше никогда не встречаться и не видеться, чем уйти, как побитая собака, услышав: «Хуанито? А, да, вспомнила тебя! Было дело, гуляли. И что тебе нужно?»
Такого я не переживу.
* * *
Маленькая Гавана. Когда-то здесь жили кубинцы, переселенцы с острова Свободы, но было это очень, очень давно.
Империя никогда не была однородной, в ней всегда имелись противоречия населяющих этносов. Кроме оси противостояния испаноязычных провинций с португалоязычной Бразилией, там всегда присутствовало недовольство малых народов, не получивших прав полного имперского подданства, например гаитян, ямайцев и жителей экзотического северо-востока континента. Про противостояние и борьбу за независимость африканских владений помолчу, на то они и владения, чтобы не иметь прав метрополии. Но кроме этого и внутри как Бразилии, так и испаноговорящих провинций всегда существовали свои трения. Жители Рондонии или Сеары, например, терпеть не могут представителей Мату-Гроссу или Сан-Паулу, а чилиец и уругваец с удовольствием будут болеть за команду с далекого Севера, даже из Бразилии, если она будет играть против аргентинского «Эстудиантеса».
