Владыка Нового Мира (СИ) - Злобин Максим

Туда.

Потом туда-сюда, и снова туда. Итого двенадцать часов ходьбы! С поправкой на лесную чащу, всё равно километров сорок сделал, не меньше!

Сейчас оно, конечно, не во вред, — есть что обдумать по дороге, — но в дальнейшем надо бы найти какой-то способ перемещения. Поставить на велосипед колёса от фэтбайка, что ли? Так ведь ветки по роже хлестать будут, да и того гляди в трясине увязну.

М-м-м…

Ладно. Что-нибудь придумается. Сейчас же я заново размышлял о том, сколько открытий чудных готовит мне моё новое житие-бытие. Уникум я всё-таки. Бог, подвязанный к телу. Обладатель собственной переправы, который проживает девяносто девять процентов времени в материальном мире — это ведь что-то нереальное.

Никогда ни о чём подобном не слышал. Все механики работают совершенно не так, как я привык, и даже сама концепция божественности рушится. А ещё непонятно… я от этого слабее «обычных» богов? Или же наоборот сильнее?

Только эмпирическим путём проверять теперь.

И кстати! Не без усилия, но я сделал ещё один шажок к… э-э-э… к чему-то. Хрен даже знает, как это обозвать, минуя заумные термины. Короче, я смог перенестись на свою переправу прямо на ходу; как будто бы одним глазком подсматривал что творит тело и не войдёт ли оно случайно со всей дури в дерево.

Ну а там, на переправе, меня уже ждали гоблины из Родильного Ведра. Аж шесть штук — то есть те, которых я угандошил собственноручно. Уехать на кабинке в закат без моего разрешения эти черти не могли — ждали. Пыточной локации у меня пока что нет, — как бы не хотелось напоследок сорваться на этих ублюдков, — и разговаривать мне с ними не о чем. Как и договариваться, ведь все шестеро были неодарёнными.

А жаль!

Дело в том, что шарики-дары при желании можно преобразить в божественную энергию. По очень невыгодному курсу, — всё равно что топить печь картинами, — но всё равно можно.

И да, я много-много лет занимался сбором этих самых шариков. Из-за легенды о Хароне глупые смертные тащили мне свои бесполезные монетки, а на самом-то деле мне нужны были их магические дары. Кого-то удавалось обмануть, кого-то запугать, а кто-то сам с радостью отдавал свой дар и отказывался от шанса переродиться магом, не суть…

Суть в том, что я почти успел собрать достаточное количество даров, чтобы переплавить их и стать Верховным. Расточительство, согласен. Но другой, более классический способ возвыситься для меня был, увы, недоступен. Я не мог развиваться за счёт энергии верующих, алтарей, молитв. Я был в ссылке. С лёгкой руки Зевса заперт на переправе; обречён на вечное служение и возню с душами. Вроде бы наказан за поведение, но я-то знаю… боялся он меня.

Потому-то я и придумал эту шалость. Тайком собирал «шарики»-дары в секретный схрон, копил силы, готовился. Собирался либо с боем возглавить родной пантеон, либо же уйти и основать свой собственный.

Ну а теперь же…

Да, теперь вера Разящего Весла подпитывает меня энергией! Но всё равно о-о-о-очень-очень скромно, — её ведь едва на утоление «человеческого» голода хватило, — так что поглотить несколько шариков-даров было бы сейчас весьма кстати. Любые крохи на счету.

Тем более: а вдруг хватило бы? Вдруг качнул бы себя на уровень повыше и обзавёлся боевой формой. Которая, — что-то мне подсказывает, — будет выглядеть именно так, как сегодня во время молитвы Додерика. Теневые доспехи, все дела.

Ну да ладно. Всё ещё успеется. Всё будет хорошо.

Сперва я высказал гоблинам за то, что из-за них, уродов, мне пришлось в одних трусах портироваться на болота. Потом думал попугать ужасами грядущей жизни, но ведь… а вдруг и впрямь испугаются? Вдруг откажутся перерождаться, останутся у меня на переправе и будут виды портить? А Ада, чтобы заставить их передумать, у меня пока что нет. Да и нехорошо это — души удерживать.

Так что не. Отпустил.

— А-а-а-а-а-а!!! — визжал один из гоблинов, по пути в закат одной рукой удерживаясь за перекладину кабинки.

Соскользнул с сиденья, бедолага. Н-да. Надо бы, к слову, доработать всю эту тему с кабинками. Крытыми их сделать, что ли? Или тупо эскалатор в небо запустить? Ладно, посмотрим.

Пока суть да дело, я добрался до Трассы. Суббота, время чуть за шесть утра, и город, к моему счастью, пока что спал. Почему к счастью? Да потому что выглядел я сейчас, как сутенёр — в длинной шубе на голое тело. Широкополой шляпы мне теперь только не хватало, золотых цепей и негритянского происхождения. Но даже так, блин, получалось весьма колоритно.

Никакой человеческой одежды у гоблинов, конечно же, не оказалось, и они на скорую руку пошили мне вот это. Ну… Шуба хотя бы не «лоскутная», — и на том спасибо, — а чисто из лисицы. Робяты держали шкуры про запас, и по случаю использовали. И! Не исключаю момент, что если отдать её толковому портному и догнать до ума, то шубу можно будет выгодно продать.

Продать…

Точно-точно, сегодня же ярмарка. Планы менять не буду — заскочу домой, посплю пару часиков, а потом вперёд, торговать чаем.

— Харон? — встретил меня в подъезде Карякин и с недоумением оглядел шубу.

Кажись у старичка синяя зорька случилась. Подскочил ни свет ни заря после попойки, ещё чутка хмельной. Ходит себе и даже не подозревает, что над ним уже нависло дамоклово похмелье.

— Дядь Сеня? — невозмутимо ответил я, мол, ничего странного не происходит.

Тут же на шум из своей квартиры вышел вомбат; так быстро, как будто под дверью караулил.

— Арсений Михайлович, — вежливо произнёс Батяня и протянул руку Карякину так, будто бы пару часов назад не жрал вместе с ним в три горла и не танцевал по улице. — Харон, — а затем и со мной поздоровкался.

— Батяня, — кивнул я и пожал руку.

Вот так. Назвали мы друг друга по именам и стоим посередь лестничной клетки, молчим неловко. А взгляд мой сам собою на плечо Батяни упал. На свежую татуировку, которой ещё буквально недавно там не было. Ну то есть… не на татуировку в привычном понимании этого слова, конечно же, — ведь в случае шерстяного вомбата это попросту невозможно, — а на метку. Как у лошадей. Криогенная такая татуха. Рисунок из осветлённых волос с широким контуром.

— Чо? — Батяня поймал мой взгляд, сам глянул на своё плечо, неподдельно удивился и сказал: — Ой.

Но не девчачье отрывистое «ой», а мужицкое. Громогласное, основательное и явно что охреневающее. При том что охренеть ему было с чего, ведь татуировка до боли напоминала известный мужской орган в режиме боевой готовности.

— Это маяк, — поспешил оправдаться Батяня. — Моряцкий символ надежды. Это вот островок внизу, а сверху световая камера и… чо⁈ Маяк, говорю! — вомбат недовольно нахмурился и перешёл в нападение: — Классные у тебя трусы.

— Спасибо.

И снова тишина.

— Нос ещё не отвалился, кстати, — обратился я к Карякину как будто бы между делом.

— Какой нос?

— Тот, что ты вчера статуе прилепил.

— Ы-ы-ыкх, — крякнул дядь Сеня и судя по задумчивой роже принялся вспоминать. — Да-а-а-а-а…

— Ага.

— Угу.

Постояли мы ещё чуть-чуть и разошлись по квартирам. И ни у одного из нас не было вопросов к другому. Шубу я повесил в прихожей и опять, — в который уже раз за эти сутки, — погнал в душ. Потом установил будильник и всё-таки лёг поспать. Провалился в сон, как только голова коснулась подушки…

— Ро-о-о-ой! — радостно протянул я. — Дружище, как ты⁈

Вокруг шумела ярмарка.

Лицензии, разрешения, маркировки, штрих-коды — всё это пошло по звезде сразу же после Исхода. Причём не частично, а вот прямо целиком и полностью; в одночасье. Импорт из родного мира прекратился, общество залихорадило, и теперь о санкционированной торговле и защите прав потребителя никто и слыхом не слыхивал.

Какой там контроль? Пожалуйста, удовлетворяйте спрос, коли есть такая возможность! У кого что есть, тот тем пускай и торгует, а налоги… налоги заплатят крупные игроки. Почём зря нагибать простых людей в таких условиях? Себе дороже. Мало того, что маленькие, — и потому мобильные, — в любом случае найдут обходные пути, так ещё и обиду затаят.