— Отчего вдруг эти вопрос-сы, Тенери?
Крошечное сердце ударило так гулко, словно кто-то стучал слабым кулачком по моему телу. Птенчик немного сдвинулся, крепче обхватывая мой хвост руками и ногами, пока взгляд метался в темноте.
Подсматривать за ним было приятно. Жаль, нельзя протянуть руку и дотронуться…
— Ну… мне тоже кое-кто нравился там, дома, — признался наконец Авис.
В одиннадцать лет?
— Понимаю. Ты с-с-скучаешь?
— Нет… то есть, да. Дело в том, что со мной творится что-то странное.
— О чем ты?
Тенери приподнялся на локтях, минуту сверлил взглядом темноту, а затем отвернулся в противоположную сторону и произнес:
— Теперь, когда я вижу его во снах, с моим телом происходит что-то неправильное.
Слова птенчика озадачивали, а Тенери продолжал:
— Сначала он просто приходил ко мне во снах и все было в порядке. А недавно он приснился мне… иначе, и что-то случилось. Всего однажды, и я не стал придавать этому значения. Но эти сны, — он сглотнул, — повторяются, и каждое утро тело подводит меня. Может, я болен?
Сбивчивый рассказ мало объяснял творящееся…
— Э-э, это проис-сходит поутру?
— Да, — расстроенно буркнул он.
— Тебе при этом хорошо?
— Нет… Не знаю, все это странно! — вспылил он и тяжело выдохнул, попытался слезть с моего хвоста, но я перехватил его локоть, не позволяя.
То, что я могу стереть воспоминания о подростковом созревании, не приходило в голову. В конце концов, никогда раньше у меня не возникало нужды работать с ранними этапами памяти. Промашка. Похоже, Тенери совсем не помнил разговоров с друзьями и отцом.
— Пос-стой, Тенери. С тобой все в порядке, прос-сто твой организм взрос-слеет. Это естес-с-ственно и говорит лишь о том, что ты здоров. Здесь нечего боятьс-ся или с-с-стыдитьс-ся.
— Но оно случается само собой! — возмутился он.
— Именно так и должно быть. Твой организм с-с-созрел для более взрос-слых отношений. Поэтому, когда тебе с-с-снитс-ся тот, кто дорог, тело откликаетс-ся на естес-с-ственные потребнос-сти.
— Какие еще потребности?
Брать на себя роль отца мне совсем не хотелось. И не только потому, что у меня не было на это никакого права, но и потому, что я бы и сам с удовольствием наглядно показал и объяснил все интересующие Ависа нюансы.
Но этого я так же не мог себе позволить. Хотя бы до того момента, когда тайна не будет стоять между нами. Но тогда Тенери уже никогда не позволит себя коснуться…
— Ты ис-спытываешь потребно-сть в физичес-ской близос-с-сти с другой птицей.
— А вот и нет. То есть, да… наверное, — растерялся он окончательно. — Но ведь птиц здесь нет.
— Мне жаль, Тенери.
— Да, я понимаю, что мы не можем вернуться. Ты говорил.
Я почувствовал его желание в очередной раз расспросить меня о случившемся, но Авис не стал.
— Значит, это так и будет продолжаться? — смущение тронуло голос.
— Думаю, да. Пока тебе придетс-ся обходитьс-ся, как любому другому подрос-с-стку.
— Как это?
«Вот же», — отругал я сам себя. Стоит тщательней выбирать какие мысли озвучивать. Последние месяцы уединения позволили мне расслабиться. Однако, пути назад не было. К тому же, ответственность за проблемы Тенери лежали целиком и полностью на мне, значит, и решение должен подсказать я.
— Ес-сли ты немного прилас-скаешь с-с-себя… там… рукой, с-с-станет очень приятно. Попробуй делать это днем и, воз-сможно, с-сны перес-станут так докучать.
Тенери пораздумывал над моими словами, а затем заерзал — снова хотел что-то спросить.
— А у тебя тоже так бывает?
Разговор нравился мне все меньше. Трудно поститься, когда перед носом машут аппетитным кусочком слабо прожаренной тушки.
— Увы.
— И ты тоже справляешься днем?
— Тенери, давай с-с-спать, — решил прекратить я собственную экзекуцию.
Всего лишь на миг на юношеском лице мелькнула обида.
— И правда, поздно… я согрелся и, пожалуй, пойду.
Тенери соскользнул с моего хвоста и, опираясь о стену, ушел в противоположный угол пещеры.
Кажется, я задел его, отказав в откровенном разговоре.
========== Перышко шестнадцатое ==========
Мне пришлось утвердиться в подозрении уже на следующий день, когда Тенери ни разу ничего не спросил и не приближался ко мне в течение всего дня. Невразумительно что-то мычал на мои слова или отделывался односложными ответами.
На следующий день все повторилось…
Было совершенно очевидно, что Авису требовался друг и отец, с которыми он мог бы обсудить насущные вопросы. И он абсолютно не виноват в том, что воспоминания о сложном периоде испарились навсегда, оставляя подростка в полной изоляции. А я, единственный, с кем он может поговорить, отказал ему в этом только потому, что тема была для меня не удобна. Но ведь Авис в этом нисколько не виноват. Только я.
— Тенери, — заговорил я с ним вечером третьего дня, как только услышал, что птенец затих на своем ложе, — я не хотел тебя обидеть. Прос-сти. Прос-сто я чувс-с-ствую с-себя не в с-своей тарелке, — это была чистая правда. — Ты Авис-с, я Наг. Потомс-ства у меня никогда не было…
— Со мной не нужно обращаться, как с ребенком, — оборвал резкий голос.
— Ты прав, — поспешил я согласиться с несмышленышем. — Ес-сли ты прос-стишь меня, я отвечу на вс-се твои вопрос-с-сы по мере с-сил.
— Только правду?
— Конечно.
— Обещаешь?
— Да.
Тенери обдумывал мои слова, а я не торопил его.
— Значит, — неуверенно начал он, — с тобой бывает тоже самое, что и со мной?
Я все же надеялся, что он не станет возвращаться к этой теме, но, видимо, я слишком мало знал Тенери. Мальчишка оказался настырным.
— Да, Тенери. Нес-с-мотря на то, что мы принадлежим к раз-с-зным видам, в этом наш-ши организмы похожи.
— А… а как это происходит? В смысле, я понимаю, конечно, но… где у тебя этот орган? Я спрашиваю тебя как мужчина мужчину, — взвинчено закончил он.
Я сам во всем виноват…
— Он находится в облас-сти паха, как и у тебя, только с-с-спрятан за чеш-шуей.
Ответом мне было многозначительное молчание. Пока Тенери медлил с допросом, я с удивлением обнаружил, что разговор не оставил меня безразличным.
— А как же ночью?
— Что ты имееш-шь в виду?
— Ну, когда у тебя такие же сны, как и у меня… ведь они есть? — по напряжению, открыто сквозившему в последнем вопросе, я понял, что птенец отчаянно нуждается в положительном ответе.
— Ес-с-сть… Определенная мыш-шца напрягаетс-ся, увеличиваетс-ся в раз-змере и выс-ступает наружу, поднимая щит из чеш-шуек.
— И не больно? — после паузы спросил Тенери.
— Нет. Это ес-стес-ственное движение организма.
— А мне иногда почти больно. Когда пытаюсь сдерживаться и ни о чем не думать. После, внизу все тянет.
— С-с-сдерживаться не нужно. Я уже говорил, что в этом нет ничего пос-стыдного.
— Совсем ничего? — тихо уточнил птенчик из своего угла.
— С-с-совсем.
— И даже сейчас?
— С-с-ейчас?
— Ну, мне и сейчас тоже хочется, — просто ответил Тенери и затих.
Я сглотнул. Похоже, боги все же наказывают меня за прошлые грехи…
Скажи я сейчас что-нибудь не так, и он снова обидится, а может, и вовсе замкнется, решив, что мои прошлые слова ничего не стоят.
